Желудочный трип

Рано утром за мной в гестхаус заезжает мотопарень Сен (в свободное от подработок время он служит полицейским), чтобы отвезти в храм Бантей Срей. Накануне Сен долго расхваливал это место, и я было заподозрил мотопарня в корысти: из Ангкора до храма 22 км, следовательно, на дорогу придется основательно потратиться. «Попрошу немного. Мне по пути. Жене надо купить подарок в тех краях», — успокаивает полицейский-скутерист.

Естественно, я согласился, ведь это так интересно — съездить в камбоджийскую глухомань, которую еще несколько лет назад контролировали красные кхмеры. Сен утверждает, что сейчас безопасно, и флегматично добавляет: «В туристов больше не стреляют». Слова полицейского что-нибудь да значат, и мы отправляемся в путь. Едем мимо деревень, где возле хижин маленькие пруды с барахтающимися в них детьми, буйволами, а иногда и теми и другими. Потом асфальт кончается. Я прошу Сена ехать не так быстро, но он не слушает.

Бантей Срей (женская цитадель) оказывается кокеткой из рыжего песчаника. Каждый сантиметр ее тела украшен лепными узорами. Ею можно любоваться целиком и по частям. Про таких женщин говорят: как скульптура. Ни один «мужской» храм Ангкора не сравнится с ней обилием украшений и разнообразием сюжетов из «Махабхараты» и «Рамаяны». В XIX веке руины храма завладели романтическим воображением Европы. Среди романтиков был и Андре Мальро, будущий гонкуровский лауреат. Министр культуры Франции был арестован и посажен в тюрьму в 1923 году за попытку вывезти несколько апсар (небесных танцовщиц), которые он с женой Кларой похитил из Бантей Срей.

Путь был проторен, и барельефы успели перекочевать на мировые рынки антиквариата, пока красные кхмеры не распугали искателей сокровищ. Пол Пот взял контрабанду предметов старины в свои руки, но Бантей Срей отделался легко. Вот в храме Бафуон революционеры перебили ученых, которые реставрировали его по методу полной разборки. Все записи, из которых следует, какой камешек откуда, уничтожены. Так что теперь никто не знает, как сложить обратно 300 000 частичек исторической реликвии. «Если в одном углу будет на сантиметр больше, то к следующему углу у вас будет несостыковка в четыре метра», — комментирует Паскаль Ройер, главный реставратор Бафуона, мое предложение подпилить.

Я встретил его в Сиемреапе в баре Red Piano, где у выхода из бара зазывают на «слепой массаж» (вас мнут слепые массажисты; почему-то считается, что они лучше, чем зрячие). Двадцать лет назад Сиемреап был деревней, а сейчас это частокол из разного рода отелей со ста тысячами населения. Возле гостиниц и гестхаусов подешевле, где соседями по комнате у вас будет дюжина ящериц гекко, попрошайничают безрукие и безногие жертвы противопехотных мин, к отелям подороже их близко не подпускают. Камбоджийцы вообще относятся к ним неприязненно: считается, что дефект тела делает ущербной душу. По жестокой иронии одна из немногих работ, куда берут калек, — расчистка минных полей.

За любованием каменными танцовщицами не замечаю, как проходит время. Осушив литровую бутыль воды, я вскоре начинаю искать безлюдное место. Каменные стражи с птичьими головами, призванные отгонять от храма злых духов, удерживают от бесцеремонности и меня. Нужда гонит в лесок, но недалеко, знак «ОПАСНО! МИНЫ!» заставляет вернуться. Делаю свое дело под понимающим взглядом живого охранника: за спиной у меня индульгенцией маячит череп с костями на ржавом металле.

«Хочешь купить мою бляху? Пять долларов», — шепчет страж. Отрицательно мотаю головой. «Тогда, может быть, фуражку?» «Нет, спасибо». Он не отстает: «У меня еще есть пистолет. Но это дорого». Я представляю себе бифитера, сбывающего свою пику в глухом каземате Тауэра, или швейцарского гвардейца, воровато пересчитывающего в садах Ватикана евро, вырученные за кирасу. «Спасибо, я уже купил пистолет в Пномпене», — вру я. «Сколько дал?» — оживляется он. «Сто долларов», — придумываю на ходу, хотя меньше чем за 200 мне не предлагали. «Повезло тебе», — одобрительно и с легкой досадой кивает головой мой собеседник.

«Так что за подарок?» — спрашиваю Сена, когда мы опять, подпрыгивая на его мопеде, едем каким-то редким леском в противоположную от Ангкора сторону. «Не знаю, как он называется по-английски, но жена будет очень довольна». Какое-то время он молча маневрирует, объезжая ямы и корни, и вдруг говорит: «Странное у меня чувство каждый раз, когда лесом еду. Это все из-за красных кхмеров». Сен вспоминает, как кхмеры вывезли его с семьей из города на лесоповал. Заставляли работать по 12–14 часов. Давали пригоршню риса в день. «Мы искали, чего бы съесть — мышей, грибов или диких фруктов. А красные кхмеры ловили нас с едой и били. Или убивали. Много людей убили. Моей семье очень повезло. Двух братьев убили, а мы с родителями и сестрой остались живы».

Проезжая через деревеньки, Сен притормаживает и что-то высматривает. Между тем начинает накрапывать дождик. Вдруг Сен останавливается: «Вот что я ищу, посмотри». Вижу лишь заросший двор в тени банановых деревьев. Пахнет дымком очага. «Да вон же, висит!» — не унимается мой визави. Присматриваюсь. С ветки хлебного дерева свисает на веревке старый сдутый мячик. «Твоя жена будет рада этому?» — спрашиваю я, чувствуя, что проявляю полную культурно-этнографическую безграмотность. «О, очень рада!» — «А что это?» — «Это желудок». — «Чей?» — «Одного животного».

Тут выясняется, что Сен знает название животного только по-кхмерски. Наводящие вопросы не помогают.

«Людей ест?» — спрашиваю я. Отрицательный ответ. «А люди его?» — «Иногда».

Викторина продолжается, пока к нам не выходит крохотная, как в сказке, старушка с морщинистым личиком и провалившимся ртом. Пышные бусы и громадные серебряные браслеты на запястьях делают ее еще меньше и буквально пригибают к земле. Тяжелые серьги давно оборвали ей мочки ушей, которые теперь тесемками свисают почти до плеч. Сен обменивается с ней любезностями, на что она улыбается беззубым ртом. Потом следует короткий обмен числами. Тут кхмерам далеко до индийцев, которые будут часами держать друг друга за руки, торгуясь из-за 100 рупий. Желудок меняет хозяина. Довольный Сен достает из-за пазухи и отдает старушке пачку риелей толщиной с кирпич. Примерно пять долларов.

На обратном пути идет уже сильный дождь. Стрелка бензина подбирается к нулю. Промокнуть и застрять далеко от жилья на съедение малярийным комарам из-за какого-то сомнительного сувенира? Спрашиваю Сена, что его жена делает с желудками неизвестных животных? Полицейский обижается, что я никак не могу понять, о ком идет речь, и спрашивает, как называется животное с колючими волосами. Меня вдруг осеняет, что это дикобраз. «Да-да, дикобраз! Жена будет очень довольна!»

Сен не обращает внимания на дождь и пустой бак и как ни в чем не бывало гонит мотоцикл вперед. Его оптимизм останавливает то ли камень, то ли коряга под передним колесом. Он перелетает через руль, я падаю влево, машина валится мне на ногу. Секунду мы лежим, пропитываясь красноватой камбоджийской грязью. У меня порвана штанина, поцарапана нога и зудит плечо. Под боком торчит злополучный дикобразий желудок. Сен успокаивает, что все будет хорошо. Главное, добраться до дома и передать желудок жене. Она сварит из него суп вместе с ягодами шелковицы и лапками бамбуковой крысы. И якобы завтра я снова почувствую себя молодым. «Ты даже не понимаешь, как тебе повезло, что ты со мной поехал», — резюмирует Сен, потирая ушибленные места. И мои проблемы уже не кажутся такими серьезными. Да, Камбоджа — не самое веселое место в мире. Но эта страна лечит не девятым валом затопивших ее бед, а тем, что камбоджийцы не раскисают перед лицом напастей и живут, радуясь мелочам. Статистика ничего не рассказывает ни о людях, чьи озабоченные лица разглаживаются в улыбке, когда их глаза встречаются с вашими, ни о рано деловых и поздно полуголых мальчишках и девчонках, чьи звонкие «Хелло, мистер!» преследуют вас повсюду. О всех тех неуловимых мелочах, которые делают из квадратных километров страну, из процентов населения — народ, а из желудка дикобраза — панацею от всех бед.

А что до супа, то мне он понравился.

Логистика

Удобнее всего заскочить в ангкор из Бангкока на Bangkok Airways. Альтернативный вариант — лететь через Куала-Лумпур на Malaysia Airlines, из Сингапура на Silk Air или из Вьетнама на Vietnam Airlines. Ангкор станет прекрасным двух-, трехдневным дополнением к поездке в одну из этих стран, если не планируется посещение Пномпеня и остальной Камбоджи.

В Сиемриепе (ближайший к Ангкору город) можно выбрать отель на любой вкус и кошелек. Вдоль дороги из аэропорта полно бюджетных гостиниц. Лучшие же отели в округе — пятизвездные Sofitel Angkor Phokheethra Spa and Golf Resort (www.sofitel.com) во франко-кхмерском стиле 
и Amansara (www.amansara.com) на территории бывшей виллы Нородома Сианука, где к каждому номеру приставлен персональный водитель.

В центре города можно найти с полдюжины неплохих бутик-отелей. Наиболее симпатичные из них — La Residence d’Angkor (www.residencedangkor.com) или Bopha Angkor Hotel (www.bopha-angkor.com), откуда недалеко до центрального рынка и баров-ресторанов.