Старая русская нефть. Границы и экономика России веками прирастали благодаря добыче пушнины
Зимой 1648 года от Рождества Христова, а от сотворения мира 7156-го, в Нижнеколымском остроге, что на Колыме, завязалась переписка. Челобитные казаков Семена Дежнева и Герасима Анкудинова шли на имя ни много ни мало батюшки царя. Причем адресовались они покойному к тому времени уже как три года Михаилу Федоровичу. Вести о том, что в России новый царь, до Колымы еще не дошли. В челобитных казаки спорили за право возглавить экспедицию на Анадырь — добывать соболя. Дежнев обещал доставить в казну «пять сороков десять» соболей (210 штук), Анкидинов перебил его, пообещав 280. Пришлось Дежневу надбавить еще десяток в счет будущей прибыли.
Трудно поверить, что великая империя расширялась, ориентируясь на ареал распространения маленьких зверьков, но это так. Или почти так. Именно желание добывать как можно больше собольих шкурок лежало в основе беспримерного в мировой истории географического расширения российского государства, которое менее чем за 60 лет передвинуло свои границы от Уральского хребта до Тихого океана, увеличившись более чем на 10 млн кв. км, что превышает территорию современных США или Китая. Аналогичный путь от атлантического до тихоокеанского побережья янки прошли почти за 250 лет. Причем покорение Сибири происходило не силами государства (да это было и невозможно при тогдашнем транспорте и логистике), а стараниями небольших отрядов зверолов и сборщиков ясака.
Мягкая валюта
Начиная примерно с IX–X веков, когда восточнославянские племена были вовлечены в международный товарооборот, меха стали основной статьей вывоза из Руси. Норманнские витязи, арабские и византийские купцы, а затем и торговцы из Западной Европы высоко ценили русскую пушнину. Спрос на нее объяснялся несколькими факторами. Во-первых, животные с шкурками требуемого качества не обитали в большей части цивилизованной Ойкумены. Во-вторых, редкость и дороговизна меха делала его не столько утилитарным товаром, сколько предметом роскоши. Знать, богатые люди демонстрировали престижное потребление, нося меховые наряды, недоступные простолюдинам. Недаром символом королевского величия стала горностаевая мантия. В-третьих, легкие и прочные шкурки белок и куниц служили теплоемким и удобным материалом для изготовления зимней одежды, в том числе домашней. В то время отопление жилищ было энергозатратным мероприятием. Люди постоянно мерзли в своих домах, ибо очаги обогревали лишь малую их часть, особенно в просторных замках аристократии.
Бюджет Киевской Руси во многом строился на торговле пушниной. Мехом взимали дань с покоренных племен и пошлину с торговых людей, одаривали князя в полюдье. В язык прочно вошли термины, свидетельствующие о значении пушнины. Это и русское слово для четырех десятков — «сорок» (этой мерой исчисляли количество шкурок), и исторические названия денег — куна (от куньего меха), векша (от беличьего меха), веверица (горностай), резана. И даже нынешняя непрезентабельная «рухлядь» происходит от «мягкой рухляди» — тогдашнего именования пушнины. В Хорватии национальной денежной единицей после восстановления независимости стала куна. Украина же выбрала более полновесную, как считали в Киеве, гривну. Сторонники «меховой теории» денежного обращения в древней Руси вообще считают, что беличьи шкурки ходили там как деньги наряду с золотой и серебряной монетой. Их стоимость колебалась от 1 до 0,3 г серебра.
Мехов требовалось много — на одну шубу уходило до 400 беличьих шкурок, почему их вывозили бочонками, куда вмещалось до 12 000 единиц. Добыть маленького проворного зверька без огнестрельного оружия было нелегко, а еще нужно умело снять шкурку со зверьков, выделать, довезти до потребителя.
Белка, она же векша и мысть, была наряду с куницей главным промысловым зверем на Руси. Именно в ее лесах водились самые пушистые белки, точно так же как наша куница-желтодушка имела более ценный мех, чем белодушка из Южной и Западной Европы.
Малый ледниковый период, достигший пика низких температур после 1560 года, вызвал увеличение спроса и рост цен на меха. Одновременно на середину XVI века пришелся и наплыв серебра в Европу из Америки, создавший избыток наличности.
К этому времени белка и куница как меховые зверьки утратили свою ценность. Главным объектом промысла стал соболь. Его шкурки были гораздо больше беличьих, а носкостью и красотой превосходили куньи. Соответственно, на шубу шло от 40 до 80 собольих шкур. В XII–XIII веках основной охотничий ареал располагался в северной Руси, на территории современных Архангельской и Вологодской областей (эти земли были освоены русскими сравнительно поздно, почему ранее соболя и не знали). После истребления там зверька охотники стали передвигаться на Восток.
В XIV–XV веках произошла колонизация Вятского края новгородскими ушкуйниками. Пушнина не была главным фактором в заселении новых земель, но сбрасывать со счетов ее нельзя. Главный же рывок к расширению территории России произошел в следующие два столетия. Подобно тому как Великие географические открытия XV–XVI веков стали следствием потребности европейцев в пряностях и желания покупать их без посредничества восточных купцов (Васко да Гама и Магеллан плыли на восток и запад вовсе не из научного интереса, а отыскивая кратчайший путь к специям), так и зауральская экспансия Руси явилась результатом великой гонки за соболиным мехом.
Казаки и зверопромышленники выполняли ту же роль, что и конкистадоры в Америке. Европейцы, не найдя в «Индиях» пряностей, переключили свое внимание на золото и в погоне за ним покорили Новый Свет. Как золотые россыпи манили Кортеса и Писарро, так и мягкая рухлядь влекла Ермака и Хабарова, Дежнева и Пояркова.
Изменились и внешнеэкономические условия. В 1553 году в Белом море появились суда англичан, и Ричард Ченслер получил от Ивана Грозного грамоту на беспошлинную торговлю и основал «Московскую компанию» (кстати, первое акционерное общество в истории) для торговли с Русью. Для Москвы англичане стали спасением, ибо из-за Ливонской войны пушная торговля при посредничестве Ганзейского союза оказалась под ударом. Так, в 1663 году «Московская компания» доставила в Лондон 500 бобровых шкур, 2900 тюленьих, 400 горностаевых, 2000 сотен «кошачьих» (не очень понятно, кого так называли в то время, возможно, норку или выдру), 1000 беличьих, 15 000 собольих.
Вслед за англичанами в Архангельск стали прибывать и голландцы — у них не было монополиста, подобного «Московской компании», и торговлю вели отдельные купцы. Они платили половину пошлины, но за счет оборотистости вытеснили в течение XVII века англичан. Только в 1646-м голландцы продали во Францию русского меха на 675 000 луидоров.
Третьими покупателями русского меха были немцы. Пушная ярмарка в Лейпциге приобрела всеевропейское значение. Товар доставлялся сюда посредниками из Данцига, Бреслау, Гамбурга, Любека, в том числе еврейскими торговцами и скорняками («кушнирами» — отсюда и фамилия) из Варшавы и Львова. Более 2500 человек — примерно 10–15% всего населения города — занималось выделкой мехов и пошивом из них. Уникальная архитектура Лейпцига и музыка Баха возникли во многом благодаря русским мехам.
Присоединение Сибири
Поэтому покорение Сибири Ермаком стало абсолютно закономерным шагом, сделанным ради пополнения бюджета, — соболь до Урала был быстро истреблен, хан Кучум платил дань Москве всего по 1000 соболиных шкурок в год, но затем и вовсе перестал. Его Сибирское ханство было основано на торговле мехами. Ханты и манси платили ясак пушниной, которую вывозили в основном бухарские купцы. Ермак, разбивший Кучума в 1582 году, продолжил его политику, собирая дань мягкой рухлядью, за счет чего смог отправить Ивану Грозному в дар 2400 соболей. Освоение Сибири шло именно северными, таежно-тундровыми путями, а не по югу, где имелись плодородные земли и климат был мягче. Тогдашняя столица Сибири Тобольск находится в таежной зоне. Сургут, лежащий среди комариных болот, освоенный заново только в 60–70-е годы XX века, когда начался нефтяной бум, был основан русскими первопроходцами еще в 1594-м. Далеко на севере находились такие ключевые центры, как Обдорск, Березов, Туруханск, Верхоянск. Это было связано с тем, что расселение русских по Сибири шло вслед за пушным зверем, которого перебивали очень быстро. Настоящим подвигом стало основание города Мангазея за полярным кругом, куда добирались торговцы пушниной не только сухопутным, но и морским путем. Так что заполярные Воркута и Норильск имеют за собой традицию, уходящую в глубь веков.
Перечисленные города служили не только торговыми факториями, но в первую очередь центрами сбора ясака. В отсутствие государственного аппарата, путей сообщения, при гигантских расстояниях, кочевом образе жизни новых подданных сбор налогов натурой, а именно шкурами зверей, был единственно возможным вариантом пополнения государственной казны.
Ясак платили все туземцы мужского пола старше 15 лет. Его размеры колебались в зависимости от местности, составляя от одного до 12 соболей. Там, где соболя было недостаточно, его заменял другой мех. Доходы от сделок с сибирской пушниной составляли в XVII веке около четверти всех доходов казны — 600 000 рублей. Ясачными мехами ведал Сибирский приказ, при нем была создана Соболиная казна. Купцы же закупали меха у ватаг промышленников — вольных звероловов, естественных конкурентов сборщиков ясака.
История русской меховой торговли в XVII–XVIII веках — это не только постоянная территориальная экспансия, но и борьба казны с частным предпринимательством. Царское правительство вводило всевозможные запреты и ограничения для купцов на скупку (например, у аборигенов) и вывоз мехов. Суть его политики в пушном деле заключалась в сосредоточении в своих руках денежных потоков для получения сверхдоходов. В конце концов в 1697 году ввели государственную монополию на ценные меха.
Иностранцы могли покупать пушнину только у государства, им запрещалось ехать вглубь России. Лучшие собольи шкурки полагалось сдавать в казну (как ясак или отдавать по установленным ценам), а для частной продажи оставался лишь второй сорт. Въезд и выезд из Сибири для купцов был разрешен только по одному пути — через Верхотурье, где находилась таможня, на которой обозы подвергались тщательному досмотру.
Разумеется, запреты порождали желание их обойти. Взяточничество воевод процветало. Никакие репрессии не помогали, первый сибирский губернатор князь Матвей Гагарин был даже повешен за злоупотребления в присутствии Петра I, но обман казны продолжался.
Покорение Америки
Середина XVII века считается историками, например Р. Х. Фишером, апогеем русской пушной торговли. Но вскоре над ней нависла угроза. Канада, тогда французская, выступила в роли конкурента. Зверобои, трапперы, торговцы наладили поставки в Европу мехов, в первую очередь бобровых. Они шли на изготовление бобровых фетровых шапок, которые оставались в моде почти 300 лет. В России же, в том числе в Сибири, бобров водилось совсем мало. Так европейский рынок пушнины в течение XVIII — начала XIX века был в значительной части россиянами потерян.
Но по мере того как Запад оказывался все более труднодостижим, раскрывался торговый потенциал Востока. Меха высоко ценились и в мусульманских Турции и Персии, и в Китае, который стал основным покупателем собольих мехов в XVIII веке. Правда, тамошние мандарины больше ценили горностая и песца, чем соболя. При этом торговля с Китаем изначально находилась в руках государства. С 1693 по 1762 год ежегодно отправлялись казенные караваны до Пекина, груженные пушниной, частные же были запрещены. Надо заметить, что китайцы не имели ничего против иностранных торговцев на своей земле, тогда как попытка русских купцов продавать меха непосредственно в Голландии закончилась провалом ввиду бойкота их местными торговцами, не желавшими лишаться сверхприбылей.
Однако торговцы пушниной и тут находили возможности для контрабанды и жульничества, поэтому правительство при Екатерине II, измученное борьбой со мздоимством чиновников, смотревших сквозь пальцы на саботаж фискальных усилий, отменило государственную монополию на торговлю с Пекином, которая в середине XVIII века приносила почти 40% таможенных поступлений в бюджет. Помимо прочего, перенаправление потоков мехов на Китай способствовало развитию, наконец, и Южной Сибири, там возникли новые города, такие как Селенгинск и Кяхта, ставшая центром китайской торговли. Мощный толчок в развитии получил Иркутск.
Последним рывком территориального расширения России, связанным с меховой индустрией, стала добыча морского зверя, а именно калана, «морского бобра», как его тогда называли. Впервые в большом количестве на каланов наткнулись участники экспедиции Беринга в 1741 году на Командорских островах. Зверь обладал мехом с уникальными свойствами, который промышленники быстро оценили. За каланами стали снаряжаться морские экспедиции — на Камчатку, Курилы, те же Командорские острова, затем на Алеутские, а после на Аляску и дальше к югу вплоть до Калифорнии.
Создание «Русской Америки» как раз и стало результатом погони за шкурами каланов. Зверь, и без того немногочисленный, истреблялся чрезвычайно быстро, и приходилось отыскивать все новые охотничьи угодья. В итоге до 1867 года над владениями русского царя не заходило солнце. Как и в Англии, первым отечественным акционерным обществом стала меховая «Российско-американская компания», учрежденная в 1799 году и совмещавшая в себе торговые и административные функции, управляя русскими владениями на Аляске подобно «Ост-Индской компании» в Индии.
Основными потребителями каланьего меха (ценой до 70 рублей за штуку) были китайцы. Именно для упрощения торговли с Китаем состоялось знаменитое плавание Ивана Крузенштерна и Юрия Лисянского в 1803–1806 годах. Мореплаватели хотели проверить возможность доставки мехов с Аляски и Камчатки не сухопутным путем, чрезвычайно затратным и трудным, а морским. Они привезли в Кантон на продажу несколько тысяч шкур каланов и котиков. Крузенштерн попытался открыть и Японию для аляскинских мехов, но безуспешно. Кругосветные плавания Михаила Лазарева и Василия Головнина также состоялись исходя из коммерческих интересов России на Аляске. Сотрудники «Российско-американской компании» чуть было не присоединили попутно к России Гавайские острова, служившие экспедиционной базой. Но Александр I не одобрил их инициативы.
С истреблением калана во многом связан и откат империи на Запад. Начиная с 20-х годов XIX века «Российско-американская компания» перестала приносить прибыль (ранее вложенный рубль давал пять). Содержать Аляску при ее удаленности и малом торговом потенциале при соседстве владений враждебной Англии стало накладно, и в 1867 году ее продали США.