Решение об одобрении кабмином налоговых льгот для Приобского месторождения стало важнейшим для нефтяной отрасли событием, масштаб которого оценили не до конца. А ведь на самом деле это отличная лакмусовая бумажка, показывающая, как же на самом деле формируется налоговая политика в отношении нефтяных компаний.
Напомним очень краткое содержание предыдущих серий. Год назад Минфин декларирует необходимость ускорения налогового маневра, мотивируя рост налоговых сборов необходимостью выполнения инаугурационного указа президента России Владимира Путина. Отрасль, конечно, задает вопрос: а как финансировать новые проекты и добычу трудноизвлекаемых запасов? Нельзя же вечно жить на советском наследии. Нефтяники просят создать благоприятные условия для инвестиций в гринфилды и проекты с высокой выработкой.
Минфин на это замечает (причем не в первый раз), что в отрасли и так сложилась слишком серьезная система льгот. И поэтому если нефтяники снова намекают на переход на новый принцип налогообложения — а именно, взимание налогов с прибыли, а не с выручки, то надо отменить все льготы. И перейти к общему фискальному режиму. Правда, в итоге Минфин все же согласился ввести налог на дополнительный доход — НДД, в основе которого как раз налогообложение прибыли. Но в виде эксперимента и с огромной кучей оговорок, что сразу же сделало эту историю не слишком жизнеспособной.
Тем не менее в конце мая правительство на своем заседании приняло «принципиальное решение о поддержке Приобского как месторождения с трудноизвлекаемыми запасами». Ранее, в феврале, глава «Роснефти» Игорь Сечин просил российского президента Владимира Путина сделать для «Роснефти» исключение и предоставить ей налоговый вычет по НДПИ для Приобского месторождения, обводненность которого превышает 90%.
Вернемся к отмене льгот. Эту позицию Минфин отстаивает давно и пламенно, и вообще-то, она не лишена оснований. Льгот действительно много. В отрасли шутят, что та часть Налогового кодекса, которая посвящена налогам на нефтяные компании, напоминает учебник по геологии — настолько разнообразны имеющиеся там льготы, которые зависят и от географии месторождения, и от его геологической структуры. Но вот незадача — как мы выясняем, пламенные борцы с льготами вдруг поддерживают появление новых льгот. Что и показал кейс с Приобским месторождением.
Конечно, сразу же вспомнилось, что это не первый пример удивительной уступчивости борцов с льготами. Уже был случай с Самотлором. Тогда «Роснефти» удалось перебороть Минфин и добиться льгот по НДПИ на уровне 35 млрд рублей в год (или 350 млрд рублей за десять лет). Грустно было смотреть, как минфиновские борцы с философией льгот вынуждены искать объяснения, а почему же они такие солидные льготы все же предоставили. Сначала говорили, что сильно обводненные месторождения все же заслуживают особого отношения. Тогда другие вертикально интегрированные нефтяные компании (ВИНК) тоже пришли в Минфин с не менее обводненными проектами. После чего Минфин стал говорить, что «Роснефть» — государственная компания. Но тогда пришла за льготами не менее государственная «Газпром нефть». И ей отказали.
Однако в ту пору Антон Силуанов не был еще первым вице-премьером. Казалось, что это действительно разовая история. Ставший вторым человеком в кабмине уже не допустит того, чтобы его заставляли делать что-то против многократно декларировавшихся принципов. И вдруг — решение по Приобскому месторождению. Причем с «Газпром нефтью» на этот раз вышло еще смешнее. Компания вообще разрабатывает южную часть того же самого Приобского месторождения. Но никаких сигналов в пользу возможности для «Газпром нефти» получить эти льготы нет. Судя по Самотлору, их и не будет.
Еще показательнее стала критика Силуановым компании «Лукойл». Первому вице-премьеру очень не понравилось решение частной компании вложить $800 млн в шельф на Конго. «А мы им льготы предоставляем. Вопрос — так наши льготы куда идут? В нашу экономику или в иностранную экономику?» — заявил по этому поводу чиновник.
«Лукойл« после Самотлора тоже приходил за льготами со своими обводненными месторождения. Получил отказ. На этот раз Минфин решил превентивно разъяснить, почему приходить за льготами не надо — «вы всю прибыль вложите не в Россию, а в Африку».
По моему давно сформировавшемуся мнению, российским компаниям глупо пытаться повторить опыт западных мейджоров. Они стали работать по всему миру по одной причине — из-за дефицита запасов в тех странах, где они начинали работу. В России есть очень большие ресурсы, на которые и должна быть сделана ставка. Однако неужели Минфин согласился со мной? Сильно сомневаюсь. Хотя бы потому, что ни до, ни после слов Силуанова о «Лукойле» он почему-то ни разу не выступил так же резко о других проектах других компаний. Поэтому все это выглядит не как принципиальная позиция, а как попытка оправдаться за решение по Приобскому.
«Лукойл», кстати, неоднократно говорил, что причина, стимулирующая зарубежные инвестиции компании, — это закрытый для частников шельф России (проект Marine XII в Республике Конго как раз шельфовый). «Роснефть» же лицензии на российский шельф активно получала и при этом продолжала активно инвестировать за рубеж. Есть совместные с Exxon проекты в Мозамбике. Еще более новый проект «Роснефти» и Eni по газовому блоку в Экваториальной Гвинее. Наконец, есть инвестиции в проект Zohr на шельфе Египта, где инвестиции «Роснефти» будут более чем в пять раз больше вложений «Лукойла» в Конго. И ни разу Минфин ее за это не критиковал.
Видимо, тут Минфин все устраивает. Скажем, уже после решения по Приобскому месторождению «Роснефть» решила инвестировать в газовый шельф Венесуэлы — это притом что геополитическая ситуация вокруг страны, мягко говоря, не самая очевидная. Но и здесь первого вице-премьера ничто не смущает.
В итоге тут и там стали появляться комментарии о том, что Силуанов решил чуть ли не создать альянс с главой «Роснефти» Игорем Сечиным. Судите сами. Льготы по Приобскому. Жесткий наезд на президента «Транснефти» Николая Токарева. Да еще и слова о том, что мы можем выйти из сделки ОПЕК+ и готовы к ценовой войне с американскими сланцевиками. Все это полностью вписывается в сечинскую картину мира.
Силуанов, видимо, и сам понял, как его начинают воспринимать. Поэтому по ОПЕК+ он поспешил изменить свое публичное мнение, заявив, что сделка ОПЕК+ все же полезна и что «Роснефть» и другие компании компенсаций за ограничения по ОПЕК+ не получат.
Я, конечно, далек от мысли, что один из активных публичных защитников бывшего министра экономического развития Алексея Улюкаева, оказавшегося в заключении по обвинению в вымогательстве взятки, решил вступить в тактический союз с Сечиным. Однако вопросы о том, способен ли первый вице-премьер отстаивать свои позиции по принципиальным вопросам налогообложения и насколько он действительно управляет государственной политикой в фискальной сфере, конечно, остаются.
После Самотлора и Приобского поверить в то, что Минфин принципиально борется с льготами, уже очень сложно. Вообще льготы — типично российская история. Она про то, как все равны, но некоторые равнее. Вроде как правила жесткие, но для солидных людей всегда есть возможность выбить для себя что-то в индивидуальном порядке. В чем-то это выгодно государству. У привыкших играть по таким правилам нет интереса формировать нормальную, но общую для всех систему налоговых правил. Проще и даже выгоднее постараться добиваться не общей цели, а переложить расходы или фискальную нагрузку на конкурентов.
Это все понятно. Но все же странно, что такую практику поддерживают те, кто называет себя сторонниками рыночных механизмов и прозрачных общих подходов.