Когда Россия создавала Стабилизационный фонд, его прообразом служил норвежский «Фонд будущих поколений». Механика функционирования норвежского фонда — срезание сверхдоходов нефтяной отрасли — была скопирована, однако принципы и мотивы создания фонда усвоены лишь частично. Мотив правительства Норвегии был простой: «Мы 300 лет ловили треску и этим жили. Рентабельность в рыбной отрасли составляет условные 20%, а вновь открытые нефтяные месторождения дают до 60% прибыли от первоначальных вложений. Кто в таких условиях будет рисковать жизнью и выходить в море за рыбой, если деньги текут рекой из-под земли?»
Дело в том, что полезные ископаемые образуют стоимость, еще будучи под землей, независимо от трудовых затрат. Достаточно поставить на баланс нефтяные/газовые запасы, и вот результат — рост стоимости актива. Это свойство природных ресурсов и послужило основой определения о природном проклятии. Смысл действий норвежцев был в том, чтобы иждивенческий (регрессивный — в трактовке Адама Смита) доход, образующийся без участия человека, изъять. Не срезать по максимуму прибыль с нефтянки, а выровнять норму рентабельности по отраслям национальной экономики, чтобы обеспечить им равные конкурентные условия развития.
В России же с момента создания Фонда нефтянку взяли в оборот в пользу социальных обязательств государства. Спорить с необходимостью поддержания гражданского мира в стране глупо. Но еще глупее не замечать огромный массив ренты, распределяемой в обход государства и национальной налоговой системы. В отличие от нефтяной отрасли России, где все это время расходы на НДПИ были привязаны к цене нефти, в других сырьевых отраслях с высокой долей рентных доходов действовали фиксированные или адвалорные ставки. Эти ставки не просто блокируют изъятие конъюнктурной (регрессивной) ренты, когда мировые цены на сырье растут, — они действуют в реверсном режиме. При росте цен на 25% на комплексные руды (медь, никель, платина), добываемые в Красноярском крае (фиксированная ставка — 730 рублей/т), НДПИ снижается на 20 процентных пунктов по отношению к прибыли.
Для сравнения, доля валовых налогов (НДПИ и таможенная пошлина) в выручке нефтяных компаний, по расчетам специалистов Vygon Consulting, достигает 64%, а у горнорудных компаний этот показатель не превышает 5%. Если же говорить исключительно о ставке НДПИ в сырьевых отраслях, то для калийных солей она равна 3,8%. Для апатит-нефелиновых, апатитовых и фосфоритовых руд — 4%; для руд черных и редких металлов — 4,8%; нефелинов, бокситов, соли природной и чистого хлористого натрия — 5,5%; кондиционных руд цветных металлов — 8%; многокомпонентной комплексной руды (упоминавшийся выше «Норильский никель») — менее 2%.
Когда правительство России выступило с инициативой ввести увеличивающий «рентный коэффициент» 3,5 к ставке НДПИ для твердых полезных ископаемых, на минуту показалось, что наконец-то принято осознанное, с четким целеполаганием решение. Ощущение это усилилось после того, как президент России Владимир Путин на встрече с членами Совета Федерации заявил: «Налоговая нагрузка на сверхдоходы прежде всего в сырьевых отраслях возросла. Ну, собственно говоря, мы постепенно это делаем. В том числе это и приводит к структурным изменениям в экономике. Я считаю, это оправданный, назревший шаг к повышению эффективности и справедливости отечественной фискальной системы». Однако впечатление оказалось минутным. Буквально в этот же день на встрече с главами металлургических холдингов России первый вице-премьер Андрей Белоусов принял условия сырьевиков и согласился вывести из-под прогрессивной шкалы НДПИ новые проекты.
Главной лоббистской силой металлургов выступил президент РСПП Александр Шохин, который заявил, что предлагаемый формат повышения нагрузки приведет к снижению инвестиционной активности. О какой инвестиционной активности говорил Шохин, не совсем понятно. Почти все металлургические компании последние два-три года 100% свободного денежного потока отправляют на выплату дивидендов своим офшорным резидентам. Иными словами, никаких новых инвестпроектов в металлургии просто не существует. Точнее, они есть, но практически не требуют инвестиций. НЛМК «новые» проекты реализует на уже существующих площадках в Липецке, Калуге и Старом Осколе (Стойленский ГОК). Все, начинания «Русала», также действуют на промышленных площадках поблизости от железнодорожных магистралей и ГЭС, построенных еще во времена СССР. Единственным масштабным металлургическим проектом в России сегодня является стройка Тайшетского алюминиевого завода «Русала» в Иркутской области. Проект этот ориентирован на высокодоходный азиатский рынок и обещает высокую окупаемость.
Фактически под фантомом «новых проектов» металлургические генералы продвинули на совещании у Белоусова идею освобождения от налогов своих программ по повышению объемов производства и интенсификации труда. Если совсем без обиняков, то речь о программах повышения рентабельности, роста прибыли и увеличения дивидендов при минимальных инвестициях.
Самое любопытное в этой истории — это предполагаемый объем потерь металлургов. По расчетам аналитиков, в случае увеличения НДПИ больше всех пострадает «Норникель» (4-5% EBITDA). «Северсталь» может недосчитаться 3,1% EBITDA, НЛМК — 1,1%, Evraz — 0,6%. Меньше всего из металлургов пострадает ММК благодаря низкой интеграции в сырье: –0,2% EBITDA (по данным, представленным на правительственном совещании по повышению НДПИ для металлургов и производителей удобрений). Цифры предполагаемых потерь металлургов интересны, главным образом, своей обратной логикой. Тот, кто завтра окажется самым проигравшим от коррекции НДПИ, был в самом большом выигрыше последние 8 лет, начиная с 2012 года (год вступления России в ВТО).
Такую обратную логику трудно назвать справедливым возмездием. Все-таки бизнес — это искусство возможного, в том числе и в сфере оптимизации уплаты налогов. Однако что-то закономерное в этой логике есть. Будет непонятно и необъяснимо, если государство отступится от своей позиции и не устранит налоговый дисбаланс в рентных отраслях экономики.
Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции