Дело — труба: чем конфликт в Карабахе угрожает газовым проектам России и Турции
Военный конфликт в Карабахе на этот раз не похож на локальное столкновение. Он все больше напоминает пролог к серьезной войне, если уже не саму войну. Главная особенность нынешней истории в том, что в качестве полноценного игрока в раскладе появилась Турция. Она не просто поддерживает Азербайджан, но и фактически подталкивает его к жестким действиям. Это прямое следствие политических амбиций Турции, проявившихся по разным причинам. Сыграли свою роль и несколько периодов бурного экономического роста, и личность президента Эрдогана. Но не стоит забывать и об энергетике. В руках Турции она стала важнейшим инструментом давления на ЕС.
Турция доказала, что в современной энергетике важен не только экспортный потенциал, но в ряде случаев и статус транзитера. В этом плане история с Азербайджаном в чем-то парадоксальна. Политические амбиции Турции во многом произросли именно из ее новой роли «южных энергетических ворот» в ЕС. Сейчас те же амбиции стали катализатором конфликта в Карабахе, который, в свою очередь, для турецкого транзита генерирует очень серьезные риски.
Удивительно, но война в Карабахе началась буквально накануне полноценного запуска системы TANAP-TAP. Первая часть этого проекта была запущена в 2018 году (Турция как раз получает азербайджанский газ по TANAP), и сейчас практически завершены работы по TAP (Трансадриатический газопровод). Именно по TAP азербайджанский газ должен дойти до Италии. Однако на самом деле Южный газовый коридор начинается с Южно-Кавказского газопровода (SCP), работа которого и может оказаться под угрозой. Турция стала во многом заложником своей очень амбициозной внешней политики. Готовность рисковать для Анкары может привести к осложнению отношений с Западом и ЕС. Это в общем-то на руку России. Карабахский конфликт дает возможность напомнить европейцам о том, что Турция создает не только возможности по транзиту альтернативного газа, но одновременно и генерирует значимые риски. У России же появляется дополнительная возможность для игры с Турцией, которая одновременно является и нашим транзитным партнером, и опцией для наших конкурентов. И партия эта для России будет очень непростой.
Транзит и геополитика
Фактически сразу после распада СССР Европейский Союз (тогда еще Европейское экономическое сообщество) поднял тему диверсификации энергетических поставок. В качестве излишне доминирующей страны рассматривалась, естественно, Россия, а постсоветские страны уже воспринимались как потенциальные альтернативы. Главный вопрос касался газа. Нефть все же товар глобальный, вариантов ее получения из других стран хватало. При этом каспийская нефть, конечно, тоже бралась в расчет. Она уже давно добывалась, но когда в регион пришли западные инвесторы, они сразу же нарастили производство и начали прорубать новые транспортные коридоры. Сейчас о трубопроводе Баку — Тбилиси —Джейхан как-то подзабыли (хотя открыт он был не так давно, в 2006 году), но в свое время этот проект вызывал грандиозный интерес. Ему даже посвящен один из фильмов «бондианы» — «И целого мира мало» (притом что вышел он еще в 1999 году). Казалось, Каспий стал один из геополитических центров мира.
Но важно было не только, откуда течет нефть, но и через кого. За нефтью последовала очередь газа. Тогда и возникла идея Южного газового коридора. Вопрос был очень важен, так как российское доминирование на рынке газа было особенно заметно именно на юге и юго-востоке Европы. В северо-западной Европе альтернативы были более очевидны, а вот юг стал предметом особой заботы Брюсселя. Большие надежды возлагались на проект Nabucco, но его подвела ресурсная база. Египет отпал из-за того, что сам стал импортером газа. Туркмению отсекла Россия, использовав тему правового статуса Каспия — потом трубу из Туркмении построил Китай, чем замкнул ее на себя вместе с Узбекистаном. Казахстану газ нужен прежде всего для поддержания давления в нефтяных пластах (торговать нефтью более прибыльно, нежели газом). Иран был, но так и оcтался многолетней мечтой Европы. Планы покупать газ в Иране появились раньше идеи труб из СССР, однако политический фактор с 1979 года на нашей стороне. Не удалось разморозить ситуацию с Ираном и сейчас.
Таким образом, последней надеждой стал Азербайджан, который тут же начали обхаживать. Это, кстати, сыграло не последнюю роль и в изменении позиции Баку. Руководство Азербайджана почувствовало, что у него появилась возможность давить на европейских лидеров, а деньги на перевооружение армии у него появились за счет роста нефтяного экспорта и благоприятной тогда ценовой конъюнктуры.
Южный коридор
Мало кто вспоминает детали заключенных европейцами (прежде всего итальянцами) газовых контрактов — они оказались очень выгодными Азербайджану. ЕС уже тогда говорил, что больше не будет долгосрочных контрактов с привязкой к цене на нефть, однако с Баку был вынужден подписать именно такие. Кроме того, Азербайджан получил монопольное право на использование газопровода TAP: его конкурентов (а это, кстати, мог бы оказаться российский газ) в трубу не пустят. Да, 16 млрд кубометров — 6 млрд для Турции, 8 млрд для Италии, по 1 млрд для Греции и Болгарии не такие гигантские объемы, зато появилась возможность в мини-формате возродить идею Южного газового коридора.
Так и возник проект TANAP-TAP. Европе нужен был хоть какой-то успех на юге. Про волну СПГ тогда еще говорили не так активно, а мировые агентства на полном серьезе рассказывали, что США будут импортерами, а не экспортерами сжиженного газа. Транзитные нити потянулись через Турцию, которая тоже поняла, что становится очень нужной для Европы. Но окончательно пасьянс для нее сложился вместе с транзитным проектом из России. Москва активно искала пути решения задачи обойти украинский транзит. Вспомним, что изначально южный обход планировали через Болгарию. Однако не без прямого участия США Болгария от проекта отказалась.
После этого четыре трубы «Южного потока» разделились в равных частях на северное направление и южное. Половина «Южного потока» стала «Северным потоком — 2». А на юге как раз возник вариант с Турцией. Южный и северный маршруты должны были соединиться в австрийском хабе Баумгартен (отсюда популярный образ газовых клещей, тисков и тому подобного, который часто можно встретить в европейской прессе). Турция чуть было не сорвала план сбитым в ноябре российским Су-24 в Сирии в 2015 году. Однако после провала переворота в Турции ситуация стала нормализовываться и у Анкары возникла идея газового хаба, до сих очень популярная в этой стране. Правда, полноценного хаба там не будет — Турция не станет перепродавцом газа, чего она очень хотела. Однако и транзитный статус оказался очень выгодным. Турция превратилась в южные газовые ворота в Европу.
Российский фактор
С Россией у Турции довольно сложная игра. У нас очень любят смотреть на цифры 2020 года и говорить про обвал поставок российского газа в Турцию. Но на самом деле это вовсе не означает ни потерю Турции как рынка, ни осушение «Турецкого потока». Турция на самом деле одна из самых диверсифицированных стран Европы с точки зрения газовых поставок. У нее есть три источника поставок трубопроводного газа (Россия, Азербайджан и Иран), а также четыре терминала по импорту СПГ. При этом российский газ поставляется по долгосрочным контрактам с нефтяной привязкой. Поэтому цены на него стали довольно высокими еще в 2019-м. Одновременно в Европу и Турцию продолжается приток дешевого — дешевого именно в моменте, из-за коронавируса и нежелания игроков в сфере СПГ прекращать свой бизнес — сжиженного газа, которым замещается частично традиционный импорт трубопроводного газа. В 2020 году самым крупным поставщиком газа в Турцию стал Азербайджан, что придавало его отношениям с Турцией дополнительную прочность, хотя Турция давно рассматривает его как своего близкого «младшего партнера».
Как остаться на трубе? Стратегия России на газовом рынке
Сейчас цены на СПГ существенно выросли, и контракты с нефтяной привязкой станут более комфортными. Так что уже в конце года начнется постепенное восстановление российских поставок. Тут есть и еще один важный нюанс: у Турции начинает копиться серьезный долг за нарушение контрактов по принципу «бери или плати». При этом только часть контрактов у «Газпрома» заключена с турецкой государственной компанией Botas, у которой законтрактовано порядка 20 млрд кубометров в год. Еще примерно 10 млрд кубометров приходится на контракты частников. Частники «попали» на штрафы еще в прошлые годы, но по их обязательствам турецкое государство не отвечает. А вот Botas хоть и сократила в 2019 году отбор на 4,7 млрд кубометров по сравнению с 2018 годом, все равно осталась в пределах обязательств «бери или плати» (75% от контрактного объема). Так что в этом году впервые и государственная Botas идет на срыв контрактов.
Все это может вылиться в громкий судебный процесс. Формально условия контрактов дают «Газпрому» возможность предъявить иск компании по итогам 2020 года. При этом Турция, сокращая потребление газа, в том числе пытается заставить Москву пересмотреть условия контрактов и прежде всего ослабить требование по «бери или плати». С целью добиться скидок в новых контрактах и послаблений по правилам «бери или плати» Эрдоган и вбросил в конце августа «информационную бомбу» относительно открытия крупного газового месторождения в исключительной экономической зоне Турции в Черном море. Его запасы Эрдоган оценил в 320 млрд кубов, что сопоставимо, например, с израильским «Левиафаном». По словам турецкого лидера, поставки газа на внутренний рынок с нового месторождения могут начаться уже в 2023 году. Причем добыча на новом месторождении якобы может составить 10-12 млрд кубов в год. Все это весьма сомнительно, но для давления на Россию вполне подходит.
Транзитный статус Турция, естественно, тоже может использовать. Кстати, достройка продолжения второй нитки «Турецкого потока» по Австрии активно продолжается. Болгарский участок не без трудностей, но все же выруливает на финиш, а сербский уже законен.
Как мы видим, наши газовые отношения с Турцией оказываются очень непростыми. Однако и у нас есть рычаги влияния. Москва может ответить по целому ряду чувствительных для Анкары вопросов, и это прежде всего вопросы политические. В Сирии это ситуация с курдами — крайне болезненная для Анкары тема. Второй сюжет — Ливия, где Эрдоган считает, что переиграет российскую ставку на Хафтара. Теперь появился Карабах с очень неясными перспективами.
Анкара в осаде
Агрессивная линия альянса Анкары и Баку может вызвать неоднозначную реакцию на Западе, где во многих странах есть влиятельная армянская община. Тем более что Турция только что рассорилась с Грецией и Кипром по вопросу контроля за акваторией с потенциальными углеводородными месторождениями в восточном Средиземноморье. Противостоящие военные силы стран находятся в непосредственной близости друг от друга, и эксцессы силового характера совершенно не исключены. Турция столкнулась еще и с противостоянием с Францией по вопросу уточнения ливийских границ в море. Фактически Турция настроила против себя весь ЕС, который явно поддерживает своих членов.
Отдельная проблема для Азербайджана и Турции — уязвимость Сангачальского терминала в Азербайджане для ракетных атак. У Армении есть российские ракетные комплексы «Искандер», которые достают до терминала и ставят под вопрос стабильность работы трубопроводов в сторону Грузии и далее Турции. В случае начала полноценных военных действий они быстро выйдут за пределы собственно Карабаха. И тогда все риски транзита через Турцию быстро окажутся на поверхности.
Мнение автора может не совпадать с точкой зрения редакции
Нагорный Карабах после обострения конфликта. Фоторепортаж
Нагорный Карабах после обострения конфликта. Фоторепортаж
