В России действуют несколько сообществ юристов и журналистов, которые специализируются на уголовном преследовании милиционеров за убийства, пытки и коррупцию. За восемь лет в делах с их участием обвинительный приговор выслушали 150 сотрудников милиции из 15 регионов России. Еще два десятка милиционеров отметят свой профессиональный праздник в статусе подозреваемых, обвиняемых и подсудимых. Десятки миллионов рублей из казны получили пострадавшие от их действий.
Юристы работают представителями потерпевших и потому знают особенности системы, с которой приходится сталкиваться жертвам милицейского произвола. Мне довелось руководить одной такой группой из трех десятков специалистов.
«Мы хотим, чтобы вы поддержали 100 или хотя бы 50 таких групп в российских регионах», — сказали мне, руководившему в 2003 году одной региональной правозащитной организацией, сотрудники ЮКОСа, пожелавшие оказать содействие российским правозащитникам в борьбе с произволом силовиков. На встрече с Михаилом Ходорковским я пообещал сделать, что смогу, хотя задача казалась бесперспективной. Когда его арестовали, я решил, что пока мой собеседник не выйдет на свободу, буду добиваться реформы милиции и отправлять за решетку особо отличившихся сотрудников ведомства.
Как посадить зарвавшегося милиционера
Добиться возбуждения уголовного дела по 286-й статье Уголовного кодекса («превышение должностных полномочий») — это уже половина победы. Легче это сделать, если имеется труп или нанесен тяжкий вред здоровью, есть очевидцы или видеозапись, сотрудник милиции был пьян, явно при исполнении, это не было задержанием, а местный отдел Следственного комитета при прокуратуре недовыполняет план по таким делам и близится дата отчета. Но подавляющее большинство должностных преступлений в российской милиции — это коррупция. Добиться возбуждения дела о вымогательстве взятки еще проще, чем по статье о превышении полномочий, при условии, что у вас есть контакты в милицейской службе собственной безопасности или ФСБ, которые сработают «на рывок», то есть возьмут коррупционера с поличным в течение нескольких часов после поступления сигнала о вымогательстве.
Ежегодно в России возбуждается 4000-5000 уголовных дел против милиционеров. Каждое такое дело становится чрезвычайным происшествием. Политическое решение принимается руководством СКП или прокуратуры региона. Проколы со стороны милиции — зачетный козырь в политических играх с главами ГУВД или МВД, которые, как правило, тесно связаны с губернатором. Чем больше местных евсюковых, тем влиятельнее прокуратура.
Правда, милиции тоже есть чем крыть: оперативное сопровождение по всем без исключения прокурорским делам осуществляют милицейские опера. Поссорятся Иван Иванович с Иваном Никифоровичем — и не смогут получить очередное звание и орден за заслуги. Работа же по спускаемым сверху кампаниям, будь то оргпреступность, экстремизм, охрана порядка на выборах или коррупция, возможна только в тесной связке прокуратуры, СКП, милиции и суда. Крупные ссоры им ни к чему. Вот и представьте себе, насколько легко маленькому побитому человеку всунуть клинышек между интересами ведомств.
По официальный статистике, 9 из 10 обращений в службу собственной безопасности остаются без удовлетворения, столько же заявлений о милицейских преступлениях в прокуратуру заканчиваются отказными материалами. В их анналах накопилось такое число жалоб, что, призови Медведев, Путин, Чайка или Бастрыкин ужесточить надзор не за лекарствами от гриппа, а за милицейским насилием, страна бы захлебнулась в десятках тысяч уголовных дел против милиционеров. Пока же практически каждый сотрудник милиции находится на крючке.
Чтобы следователи по-настоящему заинтересовались проступком милиционера, должно случиться натуральное ЧП со стрельбой и пострадавшими, а цена вопроса — подняться до угрозы имиджу власти.
Границу допустимого любой вменяемый милиционер чтит и свободно в ее пределах маневрирует. Каждый сотрудник органов внутренних дел знает, что сторонний заработок, левый ствол, незаконное задержание, отказ в возбуждении очевидного дела и побои подозреваемого в глазах прокурора преступлением, скорее всего, не являются.
Оно и понятно: насилие милиционер применяет либо для раскрытия преступления, либо чтобы урезонить непонятливого задержанного. Можно сказать, как умеет внедряет диктатуру закона и укрепляет вертикаль власти. Что же его за перегиб наказывать? При строгом подходе оперативник уголовного розыска в день совершает пять-шесть преступлений, а таких в одном отделе милиции с десяток. Отделов милиции на миллионный город около 20. Вот и считайте.
Проблема еще и в том, что последние годы эта граница прокурорского дозволения медленно, но верно дрейфует в направлении большей общественной опасности. А общественность начинает проявлять недовольство — то в морду милиционеру даст, то на принцип пойдет, дескать, пока не посажу, не успокоюсь.
Что делать человеку, попавшему под горячую милицейскую руку, или тем, кто хочет его спасти? Вызывайте скорую помощь прямо в отдел, где кого-то бьют, получите как можно скорее медсправку, а лучше акт судмедосвидетельствования с описанием всех синяков и царапин. Держите в мобильнике телефон знакомого адвоката, используйте диктофон и камеру. И пишите заявление о преступлении в ближайший к месту происшествия отдел СКП. Чем больше следов и свидетелей, тем выше шансы добиться возбуждения дела. Начатое расследование почти всегда доходит до обвинительного приговора, а он — до выплаты компенсации. Только, выходя на эту тропу, обязательно заручитесь поддержкой знающего юриста.
Как менять милицию
Любой управленец знает, что организация численностью больше миллиона человек может быть эффективна лишь в условиях войны. Поэтому в мирное время большие армии морально разлагаются, а российскую милицию стараются постоянно держать в тонусе очередной кампанией по борьбе с... Милиция не услуги людям по охране порядка оказывает, а воюет. С автовладельцами, антифашистами, болельщиками, потребителями наркотиков, блогерами, пенсионерами, бездомными, продавцами на рынках и так далее.
Неужели в милиции не осталось честных людей и настоящих профессионалов, спросит кто-то. Зайдите в любую гостиницу, магазин, на почту или в сберкассу, которые работают с советских времен. СССР уже почти 20 лет как нет, да и персонал там сплошь молодой. А ощущения, как будто в машине времени прокатился. С милицией все точно так же, только она еще сильнее деградировала. Традиции впитались в обшарпанные стены, сейфы, столы и мозг начальства. Да и какие традиции? Фильм «Груз-200» Алексея Балабанова, в котором главный герой — милиционер, он же маньяк-убийца, основан на реальных событиях советской глубинки 1984 года, а большая чистка МВД СССР началась с похищения и убийства московскими милиционерами в 1983 году офицера КГБ. Искать позитив в истории ведомства, которым руководили Дзержинский, Ягода, Ежов и Берия, нельзя.
Рано или поздно Министерство внутренних дел придется расформировать. Милицейские следователи уйдут, наконец, в Федеральную службу расследований. Лучшие опера — в Федеральную полицию. Всех остальных нужно будет набрать заново и подчинить шефу местной милиции, избираемому населением. А потом поэтапно модернизировать, доводя до западных стандартов с задачей «служить и защищать».
Автор — председатель Межрегиональной правозащитной ассоциации «Агора».