Дмитрия Медведева и Владимира Путина всегда было трудно назвать друзьями. Понятно почему: они одновременно друг другу и начальник с подчиненным, и равные партнеры — формально, — и неравные партнеры в реальности, и вроде бы единомышленники, и, без сомнения, конкуренты. Тут не до дружбы. Но чтобы они устроили между собой публичный скандал на самую волнительную для всего мира тему — такого от них не ждали.
Если по-хорошему, теперь одно из двух: или увольнять премьера, или самому, как честному человеку, подавать в отставку. Это, конечно, шутка: пока все останутся на местах. Всякое бывало: и намеки, и обиды, и упреки. Звучали мнения. Расхождения по ряду вопросов бывали вполне заметны. Но никогда еще Медведев не говорил, имея в виду Путина, что тот хлопает «по корпусу крыльями» и ведет «к столкновению цивилизаций». Ставки выросли.
Медведеву можно предъявить много претензий, но в этом конкретном вопросе он последователен. Он потом объяснил еще раз: это был квалифицированный, то есть сознательный отказ ветировать резолюцию ООН. Вместе с ФРГ, Китаем, Индией и Бразилией Россия решила держаться нейтралитета: не вмешиваться в конфликт, признавая такое право за другими державами. Риск увязнуть в чужой войне значительный, перспективы мутные, спешка большая, но резонов открыть огонь — достаточно.
Можно иметь и другое мнение. Можно исходить из того, что любые военные интервенции порочны: в результате ведь гибнут люди. Можно считать, что насилием не решить ни один вопрос. Таких пацифистов на свете много, и у всех у них счет к Америке. Впрочем, от российского лидера такие соображения слышать странно — после одной войны в Грузии и двух в Чечне.
Но дело, конечно, не в этом. Можно искренне переживать за мирных ливийцев. Можно — из тактических соображений, на то она и политика. У России крупные контракты в Ливии, а сопротивление США всегда приносило Путину политические дивиденды. Это его роль — злого следователя, комиссара миропорядка, который не даст спуску американцу в пробковом шлеме с карабином наперевес.
Можно было сыграть свою игру, аккуратно выдав нейтралитет за противодействие. К этому вроде как все готовы. Так уже бывало. Тем более что ветирование резолюции в одиночку было сопряжено с издержками, на которые Москва, видимо, не готова была идти. Но ответ взволнованному ливийской войной заводскому рабочему оказался слишком жестким: Путин шел на скандал сознательно.
Если вы едете вдвоем на велосипеде, вы вряд ли будете стремиться въехать в лужу, чтобы тому, кто за рулем, грязь попала в физиономию. Это ненормально — логично тогда вообще не ехать. У премьер-министров не бывает личного мнения. Явное противоречие этого мнения официальной линии является грубейшим нарушением деловой этики. Воздерживаясь, Москва хотела продемонстрировать солидность, а в итоге наружу вылезла мелкая склока.
Представьте себе, допустим, собрание жильцов дома. Вслед за остальными муж отказывается от претензий на чердак в пользу соседа, который прямо под этим чердаком живет, но тут из лифта выбегает жена, при всех переходит на крик и топает ногами — устраивает сцену. Что другие жильцы подумают — и про этот брак, и про перспективы следующей дискуссии? Как не потерять их уважения? Что говорить детям?
Прошлые размолвки между Медведевым и Путиным — а с середины прошлого лета их случилось не меньше четырех — можно было трактовать по-разному. На этот раз президент впервые резко осадил премьера, когда тот вдруг стал хозяйничать на поляне, уже освоенной и даже отчасти модернизированной Медведевым: внешняя политика, пожалуй, единственная сфера, где ему есть что предъявить спустя три года.
Мы уже привыкли не обращать внимания на слова. Интрига постепенно сошла на нет: пусть президент с премьером публично ссорятся, даже изо всех сил, — все знают, у кого последнее слово в решающем разговоре. Наверное, так и есть. Но это не значит, что у ссор вроде нынешней нет последствий. Чем громче скандалы, тем очевиднее: скоро конец двоевластию. Как они правили еще недавно, Путин с Медведевым вместе править Россией уже не могут.