Оказывается, в запасниках могущественного Государственного Эрмитажа, как в чулане у Плюшкина, хранятся портсигары и серебряные ложечки
У меня дома над диваном висит махровая сирень. Холст, масло, два на метр, с изображением неимоверной охапки цветущей сирени, написанный членом Союза художников СССР П. Зайцевым для какого-то советского санатория. Неплохая работа — мне дала ее напрокат моя знакомая, интересующаяся антиквариатом, со словами «Повисит лет десять в семье — будет Кончаловский».
Не думаю, что она всерьез собирается продавать потом погостившую у нас сирень под маркой Кончаловского, мы все-таки не родственники великого русского, не Михалковы, чтобы нам слепо доверяли, да и подпись все-таки не исправлена. Не мог же Петр Петрович Кончаловский скрываться под псевдонимом П. Зайцев? Но тем не менее мы посильно участвуем в формировании правильного провенанса.
Провенанс — история картины, ее родословная, прослеженная от рождения до ожидаемой продажи — из коллекции в коллекцию, из семьи в семью. Полотно не должно скрываться из виду. Покупатели боятся, что их обманут. Кругом кровавые истории фальшаков — сам Вексельберг приобрел «Одалиску» Бориса Кустодиева, причем не за углом, а на лондонском Cristie’s, и теперь судится с аукционным домом, считая, что его обманули.
Мне, честно сказать, кажется это странным. Вчера нравилась тебе «Одалиска» — грудь, стать, все при ней, — а сегодня ты к ней совершенно охладел, потому что она не Кустодиева. Искусства мало, желающих много. Кустодиевых на всех не хватит. Популярный автор, все его хотят, а сам художник, понятное дело, больше ничего не напишет. Он и так уже постарался — если сложить человеко-часы и умножить их на количество известных произведений, выяснится, что он должен был работать, не прерываясь на сон и обед, чтобы все это подготовить к сегодняшнему спросу.
Или вот на Sotheby’s сняли с торгов картину Шишкина «Пейзаж с ручьем». Пейзаж оказался чуть-чуть подправленной работой голландца Маринуса Кукука. Зачем только снимали? Во-первых, это неутешительная новость, что от нашего русского классика до европейского середняка один маленький штрих, а во-вторых, переделка одних художников в другие происходит ведь не забавы ради. Вот сделали из художника Кукука художника Шишкина, так на то спрос рождает предложение — печатали бы в «Родной речи» кукуков, под них бы переписывали шишкиных.
Но это речь о художниках первого и второго ряда, меж тем в антиквариате куда больше неизвестных героев, чем великих мастеров. В России их тоже мало, и они несообразно дороги. Дело в том, что за прошедший век мы покончили с царским режимом до последней фарфоровой чашечки. Пройдитесь для интереса по блошиным рынкам Германии, и вы удивитесь количеству замечательных вещей в исключительной сохранности. Как будто не сыпались на эти комодики с цветными стеклами бомбы американских «летающих крепостей», как будто не вывозили их вагонами победившие советские генералы. А наши вещи были однажды конфискованы чекистами и на грузовиках свезены в музеи. Описи хранят удивительные свидетельства, типа из бывших помещичьих домов Ярославской губернии привезено 20 000 музейных предметов. Каких домов, каких предметов, какой ценности — история умалчивает.
О таких случаях вспомнили только, когда грянул гром с эрмитажной кражей. Сотрудница музея унесла с работы и продала семьдесят с лишним единиц хранения. Но благодаря уголовному делу страна узнала о существовании этих единиц. Список украденного вызывает слезу — оказывается, в запасниках могущественного Государственного Эрмитажа, как в чулане у Плюшкина, хранятся портсигары и серебряные ложечки.
Можно было бы разом насытить рынок, разгрузив половину музейных запасов и ничего при этом не потеряв. У нас этого страшно боятся, вспоминая кровавые музейные распродажи 1930-х, когда Советское правительство продавало на запад шедевры императорских музеев и свежеконфискованные ценности. Эта травма и заставляет до сих пор хранить все — от Рембрандта до старой перечницы.
По-моему, так многим предметам и картинам не место в запасниках, где их никто и никогда не увидит. Их можно было бы продать частным лицам, связав лиц некими обязательствами — поставить вещи на учет, отдавать на выставки, не продавать без санкции музея. Не сложнее правил оборота охотничьего оружия. Но этого у нас никогда не сделают. Ладно, будем выращивать сирень Кончаловского над собственным диваном.