Остров Нарва

Каждое утро отоларинголог Владимир Безухов, закрыв за собой калитку, спускается по Госпитальной улице и проходит мимо низины, где в 1581 году в шатре шведского командования полководец Понтус Делагарди приказал штурмовать крепость, обозначенную на карте как «анти-Нарва». Потом Безухов поворачивает на Кингисеппское шоссе и покидает город, а заодно и родину.

Отоларинголог живет в Ивангороде — райцентре Ленинградской области, а работает в Нарве, крупнейшем населенном пункте эстонского уезда Иду-Вирумаа. Два города, две крепости стоят на разных берегах реки Наровы. На мосту Безухов закуривает первую сигарету и пытается угадать: кто из пограничников дежурит на пропускном пункте? Если тот, рыжий, с прозрачными глазами, — найдет, к чему придраться; если другой, коротышка, у которого всегда начищен ремень, — пропустит и еще улыбнется.

Безухов заранее достает паспорт и, пока его проверяют, разглядывает чаек, которые мечутся над нарвской башней Длинный Герман, названной в честь магистра Ливонского ордена. За дверями пропускного пункта налетает ветер с Финского залива, и врач проклинает ежедневные походы на работу. Впрочем, мысль о зарплате около 50 000 рублей (в Ивангороде он мог бы рассчитывать только на 15 000 рублей) греет душу Безухова. Эстонские пограничники пропускают его быстро. И вот отоларинголог уже шагает к поликлинике, прикурив вторую сигарету напротив дома, который Петр Первый, по легенде, купил у местного сапожника из-за красивого вида с обрыва на реку.

Представьте коммунальную квартиру, разделенную новыми собственниками пополам. Одним жильцам, чтобы почистить зубы, надо ступить на чужую территорию; другим, чтобы пожарить яичницу, придется нести сковородку в кухню соседей. Так устроены отношения Нарвы с Ивангородом. С той лишь разницей, что раздел получился неравным: в Ивангороде живет 11 000 человек, преобладает частный сектор, и работает одно предприятие, а в Нарве — 67 000 человек, многоэтажные дома, промышленность, памятники архитектуры, паспорт Евросоюза. Русскоязычные горожане составляют 96% населения Нарвы. На эстонском одни вывески да официальные документы. Когда бизнесмен-нарвитянин собирается, допустим, в Таллин или соседний Кохтла-Ярве, он говорит: «Ну, я поехал в Эстонию». И едет — через сплошную, не пристегнувшись, с непременным выскакиванием на встречную полосу перед носом у фуры, летящей к государственной границе.

Нынешнее пограничное состояние города — логичное продолжение многовековой истории крепости, основанной в 14 км от Балтийского моря и охранявшей торговый путь на Русь (через Чудское озеро на реку Великую). С момента основания датчанами в 1223 году Нарва перелетала, как мячик, от одной великой державы к другой: Ливонский орден, Россия, Швеция, опять Россия.

В 1492 году напротив Нарвы Иван III построил крепость Ивангород, которая утратила свое военное значение в 1704 году, когда русские войска взяли Нарву в ходе Северной войны. Через несколько лет Российская империя дорубила свое окно в Европу, построила для охраны морских подступов к границам крепость Кронштадт и завладела крепостью Свеаборг. На этом боевая история Нарвы закончилась — город на полпути между Санкт-Петербургом и Ревелем (Таллином) превратился в захолустье.

Лишь к концу XIX века в Нарве начался подъем — город вошел в десятку крупнейших промышленных центров России. Это произошло за счет того, что помимо чугунолитейного завода и льноджутовой фабрики, изготавливавшей паруса для русского флота, в 1860–1870-х годах в Нарве было построено крупнейшее текстильное предприятие Европы — Кренгольмская мануфактура, которая до сих пор играет важную роль в местном бизнесе (см. «Швец и жнец»).

После войны советская власть напичкала Нарву промышленностью: построила две электростанции, кожевенный и металлургический заводы, комбинат железобетонных изделий. Именно тогда, вместе со второй волной индустриализации, в город хлынули комсомольцы, выпускники институтов и кочевники из числа тех, что жили на социалистических стройках, пока не обзаводились семьей. К 1991 году население увеличилось в шесть раз.

Сегодня Нарва похожа на среднерусский промышленный городок с «хрущевками» из светлого кирпича, несколькими маршрутами автобуса и домом культуры (он же кинотеатр). В последние годы инфраструктура ничем не приросла, разве что появились два больших супермаркета. Из 12 крупных предприятий, на которых работало более 30 000 человек, как сообщает председатель городского собрания Михаил Стальнухин, осталось «около трех промышленных предприятий и 6000 работников». Население с 1991 года сократилось почти на 20%: эстонцы уезжали на запад страны, русские — в Россию.

Менталитет тех, кто остался, мало изменился. Мэру Тармо Таммисте, шедшему июльским утром на работу, безо всяких политических причин засветили камнем в голову. В крупнейшем супермаркете Rimi на самой видной витрине лежит свежий номер «Вестника ЗОЖ», рядом русские пиратские диски с фильмами. Надписи на пачках сахара и крупы тоже на русском. На кресте в память воинов, погибших в 1704 году при взятии города Петром I, аккуратно, с барочной завитушкой выведено: «Клим — лох. Вали отсюда».

[pagebreak]

Все это вызывает у эстонцев нервный тик, который имеет и политические последствия. «По сравнению с другими регионами на уровне самоуправлений здесь больше коррупции и нелояльности к государству, и это на правительственном уровне вызывает недоверие, что выражается и в слабом желании направлять сюда государственные инвестиции», — констатирует Юрген Лиги, председатель финансовой комиссии Рийгикогу, эстонского парламента. Неутешительный итог 2007 года: Нарве, третьему по величине городу Эстонии, перепало менее 1% пришедших в страну инвестиций — 430 млн крон (920 млн рублей).

И тем не менее с точки зрения экономики самый восточный населенный пункт уезда Иду-Вирумаа — типичный эстонский город. В структуре валового продукта Нарвы доля промышленности составляет 18%, а торговли и услуг — около 70%. В целом по стране эти показатели — 27% и 63%. Безработица ровно на том же уровне, что и во всей Эстонии, доля туризма — те же 7–8%. Разве что средняя зарплата в Нарве на треть ниже, чем в среднем по стране.

Есть и еще одна специфическая черта. «В начале 1990-х все энергичные люди начали заниматься бизнесом, связанным с разницей цен в России и Эстонии», — сухо объясняет, на чем зарабатывает Нарва, Георгий Игнатов, директор департамента экономики и развития города. На деле «приграничное сотрудничество» выглядит более живописно.

В 10 часов утра на Петровской площади у мэрии собираются пенсионеры. Многочисленные пакеты, которые они держат в руках, хрустят на ветру и стремятся улететь в сторону России. Среди собравшихся выделяется главный, в меховой шапке, у него один пакет, зато большой, черный. «Так, все здесь?» — грозно спрашивает он. «Ефрема нет», — отвечают ему. «Хрен с ним, на рынке догонит, — машет рукой главный. — Пошли!» Пенсионеры регистрируются на пропускном пункте, переходят мост и попадают на русскую сторону.

В Ивангороде они рассредоточиваются по мелким ларькам вокруг рынка и с озабоченными лицами начинают поиск. Объект их интереса — максимально дешевые водка, сигареты, продукты и одежда. Разница между эстонскими и русскими ценами в 1,5–3 раза. Каждый из пенсионеров возвращается к точке сбора с литром огненной воды, блоком «мальборо» или «кента». В отдельном пакете рядом с крупами и тремя килограммами сахара лежит бережно сложенный китайский трикотаж. Больше вынести из страны таможенники не позволят.

«Все здесь?» — опять спрашивает главный. И колонна трогается к пропускному пункту. Малейшая придирка вызывает полифоничную ругань — и русские, и эстонские пограничники сразу отстают. На мосту вечно опаздывающий Ефрем, бывший электрик завода «Балтиец», разворачивает передо мной бизнес-план: «На Петровской нас встретит перекупщик. Мы ему чеки, он нам деньги и 200 рублей сверху за ходку. У нас по 6000 рублей в месяц выходит, это 2600 крон, а у него магазин, и там водка с сигаретами стоит в два раза дороже, чем мы покупали. Кроме нас, ему еще три бригады носят».

А вот друга Ефрема, тоже бывшего электрика, только из Ивангорода, приграничный бизнес чуть было не подвел в прошлом году под суд. Он нашел на родине питьевой спирт по смешным, по эстонским меркам, ценам. Затем отыскал партнера на нарвской стороне. Октябрьской ночью злоумышленники проложили по дну Наровы шланг, и электрик засел в кустах с ивангородской стороны в «форде сьерре», где был установлен насос, перегонявший спирт из страны в страну. Этот уютный бизнес прожил несколько ночей, пока таможенники не обнаружили «форд». Электрик-контрабандист начал сотрудничать со следствием, и теперь прокуратура думает, привлекать ли пенсионера к ответственности.

Еще один способ заработать на разнице цен — приехать в Ивангород на «фольксвагене пассате» с двумя баками. Одним обычным и одним приваренным, литров на сто. Заправок в 10-тысячном российском райцентре отчего-то целых пять, а бензин в России стоит ровно на треть дешевле. За одну поездку «пассат» зарабатывает около 1000 рублей.

По данным городской управы Нарвы, фирмы, «численность которых не превышает 10 человек, составляют большинство действующих в городе предприятий». Раньше это большинство было подавляющим — пока в 2004 году Эстония не вступила в Евросоюз. Этот момент стал поворотным для Нарвы. Кормящий город бизнес, микроскопический и прикованный к границе, получил шанс укрепиться и переориентироваться на Европу.

Первыми преимущества расширенного Евросоюза оценили предприниматели из «старой» Европы. Например, Юха Айаканен, генеральный директор эстонского филиала финской компании Bagset, которая выпускает дамские сумки под брендом Jouni. Юха взял в долгосрочную аренду здание бывшего физкультурного зала за городским рынком в Нарве. На Bagset работает 50 нарвских женщин: вставляют молнии, замки, пришивают лейблы. Их средняя зарплата — 8000 крон (18 400 рублей). Это ниже, чем в Кохиле под Таллином, где финны тоже открыли производство, и гораздо ниже, чем в Финляндии, где компания давно ничего не изготавливает.

[pagebreak]

«В Нарве дешевые коммунальные услуги, полно свободных площадей и абсолютно никаких проблем с чиновниками — я приехал сюда договариваться об открытии цеха безо всяких предварительных знакомств», — говорит Юха. Дела у Bagset идут прекрасно: объемы производства на двух эстонских фабриках выросли за пару лет на 30%, до $4,5 млн, сумки продаются по всей Скандинавии.

Поглядев на зарубежных коллег, нарвские деловые люди осознали свои возможности. Поскольку Нарва город маленький, почти весь производственный малый бизнес сконцентрировался вокруг одной фигуры — владельца технопарка, расположенного на территории кожевенного завода. Александр Брокк (см. «Шкурный интерес») в 1997 году пустил к себе арендаторов, а пять лет назад начал предлагать им полноценные промышленные площади.

Технопарк Брокка устроен просто. Директор кожевенного завода выбросил устаревшее оборудование из нескольких цехов и очистил от тары несколько гектаров складов. Провел коммуникации, забетонировал полы. Первыми арендаторами стали знакомые, решившиеся начать бизнес. Они, как и примкнувшие к ним позже предприниматели, платят $36 за кв. м в год.

Брокк шагает в развевающемся плаще между заводскими корпусами. Справа у ворот разыгрывается производственная драма: сидит дед с сигаретой и, не стесняясь в выражениях, учит внука, всего в белой пыли, как пользоваться пилой. «Семейное предприятие, перемалывают пенопластовую крошку и формуют ее в теплосохраняющие панели, — поясняет хозяин технопарка. — У нас в городе дома старые, холодные, народ с радостью утепляет». Брокк открывает то одну дверь, то другую, заходит в цеха пошива рабочей одежды, в ангар, где делают резиновые лодки, на маленькую обувную фабричку. Особенно горячо его приветствуют эстонцы, собирающие в гулком ангаре фильтры для труб металлургических заводов. Всего на территории технопарка производится продукции на $100 млн, товары идут в соседние страны, включая Россию.

Наличие работы и перспектив меняет людей. «Последнее время город все-таки перестает быть советским, выросло новое поколение, которое если найдет на улице кошелек, то вернет его владельцу, а не пропьет содержимое, — говорит Брокк. — Эти ребята появляются и в бизнесе, они понимают, что страна-то маленькая, долго обманывать не сможешь». Так или иначе, оборот малого бизнеса в Нарве увеличился за последние три года вдвое. Город сам обеспечивает себя всем необходимым. Мысль, что жизнь налаживается, кажется особенно убедительной, если присмотреться к соседу — Ивангороду. Средняя зарплата на разных берегах Наровы различается почти в два раза — 8000 рублей против 15 000 рублей. Нетрудно догадаться, в чью пользу.

Если смотреть на Ивангород из Длинного Германа, райцентр кажется большим селом. Сразу за таможней на холм взбирается грязная улица с покосившимися деревенскими домами. Крепость не выглядит анахронизмом. Если набережная Нарвы облагорожена скверами и памятниками, то на ивангородском берегу тропинка петляет между причалами с ржавыми катерами и заброшенными сараями. Единственное стабильно работающее предприятие в Ивангороде — Завод котельного вспомогательного оборудования и трубопроводов. Недавно его купила московская компания «Нобель Ойл» (занимается разведкой и добычей нефти в Коми) и наладила выпуск парогенераторов, которые используются на месторождениях.

Остальная предпринимательская деятельность кипит пока на все том же рынке. За прилавками не только местные жители, но и белорусы и таджики, которые, впрочем, тоже стали местными. «Они к нам приехали после дефолта 1998-го, когда цены у нас упали, а в Эстонии нет, и пол-Нарвы стояло здесь в очередях», — рассказывает местный бизнесмен Максим Смирнов. Последствия кризиса преодолены, а разница в ценах осталась — ассимилировавшие мигранты продолжают торговлю. Бизнес самого Смирнова на этом фоне кажется элитарным — у него магазинчик «качественного алкоголя», который предприниматель два раза в месяц привозит за 150 км из Питера. Смирнов с удовольствием переехал бы с семьей в Питер, но пока не получается. Почему не в Нарву? «Уровень жизни там выше только у бюджетников, — говорит владелец магазина. — А вести такой бизнес, как у меня, удобнее в Ивангороде».

Кто-то по ту сторону границы мог бы и поспорить. Но факт остается фактом: 58% нарвитян не являются эстонскими гражданами (22% не имеют никакого гражданства, остальные — подданные России, Белоруссии и др.). Чтобы получить гражданство, нужно пройти унизительные, по мнению многих, экзамены по истории и языку. Молодежь не хочет натурализоваться из-за того, что неграждан не забирают в армию. С другой стороны, во время таллинских беспорядков, связанных с перенесением памятника Солдату Освободителю, русский город Нарва промолчал: ни выступлений, ни акций протеста. «Мы оценили прелесть сытой жизни внутри Евросоюза» — это говорит чиновник городской управы на условиях анонимности (боится начальника, мэра Тармо Таммисте). Рядовые нарвитяне охотно ругают власть, но сами редко заговаривают с незнакомцами первыми — они будто ждут, на каком языке к ним обратятся.

А еще горожане любят вспоминать, что Ленина с центральной площади — как и другие памятники эпохи социализма — в начале 1990-х не переплавили, а поставили отдыхать на территории нарвского замка. Вождь вписался в средневековый пейзаж. Его рука уже 10 лет указывает на людей, идущих с пакетами с одного берега Наровы на другой. Это последний Ленин в Евросоюзе.