Главный экономист Сбербанка Ксения Юдаева об экономическом кризисе, валютном контроле и о том, что останется от российской банковской системы
РУБРИКА: Рейтинг 100 банков
— Экспертный совет при антикризисной комиссии российского правительства недавно подготовил два макроэкономических сценария на текущий год. Один из них рассчитан исходя из цены на нефть $31 за баррель: тогда прогнозная инфляция — 34,9%, курс доллара — 46,1 руб./$. При втором сценарии цена нефти — $50, инфляция — 14%, курс — 37,5 руб./$. Какой сценарий вам кажется более вероятным?
— Если честно, то в полной мере мне не нравится ни тот ни другой. Сейчас вообще проблемы с прогнозированием и моделированием. Те модели, которыми пользуются эксперты, в основном построены на данных последних восьми лет, когда все было достаточно стабильно. Ситуацию с кризисом, который хотя немного и похож на кризис 1998-го, но, безусловно, иной, они не учитывают. Поэтому приходится корректировать результаты с помощью здравого смысла. Например, все модели, которые мы строим в Центре макроэкономических исследований Сбербанка, показывают, что доходы населения будут падать медленнее ВВП, а я считаю, что они должны падать быстрее. И это подтверждается статистикой четвертого квартала 2008 года.
Если говорить об инфляции при разных ценах на нефть, у меня нет ощущения того, что инфляция вырастет до 34%. Думаю, при первом сценарии инфляция составит 16–17%, при втором 13–14%.
— Каков ваш прогноз на 2009 год?
— Мне нравится последний сценарий Минэкономразвития. Он вполне реалистичен и близок к тем сценариям, которые мы продумывали в ЦМИ: цена нефти $40–41 за баррель, падение ВВП на 2,5%, падение доходов населения на 3%, 13–14% инфляции и курс доллара 35–37 рублей. Сегодня курс рубля к корзине валют вполне соответствует равновесному курсу, определяемому фундаментальными факторами. А таких факторов сегодня два: цена нефти и ситуация в Восточной Европе.
— А как ситуация в Восточной Европе влияет на курс рубля?
— Валюты там девальвировались сильнее, чем рубль. Например, польский злотый девальвировался раза в полтора больше, чем рубль, венгерский форинт тоже упал сильнее рубля. Это делает Россию менее конкурентоспособной и оказывает понижательное воздействие на курс национальной валюты.
— Ориентировочный дефицит российского бюджета — 3,2 трлн рублей. Он покрывается за счет Резервного фонда, где на начало годабыло около 4 трлн рублей. Не правильнее ли было бы более жестко подходить к секвестрированию бюджета?
— Во-первых, мне не нравится слово «секвестрировать». Это была глубочайшая ошибка 1990-х годов, и я очень надеюсь, что ее сегодня не повторят. Секвестрирование приводило к невыполнению государством взятых на себя обязательств. Я думаю, что сокращение бюджетных расходов в этом году должно быть не в виде секвестрирования, а в отказе от целых проектов или переносе их на будущий срок. Чтобы это не вылилось в невыплату зарплаты, невыплаты по контрактам и кризис неплатежей, инициированный государством. Попасть в ситуацию полного бесправия и кризиса неплатежей, как в 1990-х, в обмен на пару процентов инфляции — это очень большая цена.
— Как вы относитесь к предложениям по введению валютного контроля?
— Я категорически против. Это неэффективно, и это увеличивает коррупцию. Неэффективно, потому что создает искажения в экономике, а увеличивает коррупцию, потому что ограничения всегда можно обойти. Десять лет назад валютный контроль заключался в обязательной продаже валютной выручки. Сейчас такой контроль не нужен. Сейчас контроль, который может чему-то помочь, — это реальный запрет на хождение доллара среди населения, закрытие обменных пунктов, закрытие всех валютных операций банков с населением.
Есть иллюзия, что мы сейчас имеем дело с бегством капитала за границу. У значительной части населения и предприятий есть сбережения в долларах, но это сбережения, хранящиеся в России, и ни за какую границу они не убежали. Поэтому вводить валютный контроль с намерением препятствовать вывозу денег за границу, бессмысленно, мера будет направлена против несуществующей проблемы.
— Одна из идей, кстати, витавших в воздухе, — временная заморозка валютных сбережений...
— Я бы не стала всего этого делать. Нельзя заставить людей доверять рублю. Государство может убедить население в привлекательности рубля, только заработав себе репутацию надежного партнера. До кризиса могло сложиться ощущение, что доверие к рублю росло. На деле происходило иное — все покупали рубль не потому, что верили в него, а потому, что знали: рубль будет дорожать. Поэтому все держали сбережения в рублях. Как только ситуация изменилась, все просто перекроили свои портфели. В других странах этого не произошло. Например, английский фунт какое-то время опережал рубль по темпам девальвации, но такого массового бегства из национальной валюты не было. Связано это с тем, что инфляция все равно низкая, вне зависимости от девальвации, и, как следствие, население доверяет своей валюте.
— Сколько продлится кризис?
— Никто не знает, очень большая неопределенность. Скорее всего, кризис глобальный, и вместе с ним российский будет довольно длительным.
— Три года?
— Три не три, но к лету он точно не кончится.
— В материалах экспертного совета антикризисной комиссии, которые готовит в том числе и ЦМИ Сбербанка, представлена весьма печальная картина. У банков нет доступа к долгосрочному фондированию, проблемы с краткосрочной ликвидностью, с плохими кредитами. В 2009–2010 годах уровень просроченной задолженности по кредитам может составить 10–20%. Откуда эти цифры?
— Цифры по просроченной задолженности взяты из анализа опыта предыдущих кризисов. В сентябре прошлого года МВФ выпустил работу, в которой проанализировал все банковские кризисы за последние 20 лет. Там по каждому кризису дана подробная статистика — падение ВВП, госрасходы на поддержку банков и т. д. 10–20 процентов плохих долгов — это стандартная ситуация для кризиса в развивающихся странах. С другой стороны, согласно этой работе за последние 35 лет было 127 кризисов и ничего — после короткого перерыва страны опять начинали быстро расти.
— Экспертный совет предлагает поддерживать только 30 банков, а если начнутся проблемы, санировать лишь около 100 банков (активы более 35 млрд рублей, вклады более 10 млрд рублей или больше 2000 вкладчиков). Мелкие банки предлагается банкротить. Не вызовет ли это массовый отток вкладчиков из небольших банков?
— Мне кажется, что угроза массового оттока вкладчиков из ненадежных банков уже пройденный этап. Пример из жизни: мой массажист в октябре сказал мне, что забрал деньги из банка. Я спросила почему, он ответил: мне кажется, банк слишком маленький.
— А справедливо ли поддерживать только крупные банки?
— Помогают обычно тем банкам, банкротство которых может иметь системные последствия. Всем помогать нельзя: владельцы бизнеса должны нести ответственность за свои действия. У нас 1000 так называемых банков. Большая их часть — это, скорее, хедж-фонды или организации, которые занимаются размещением средств своих владельцев в виде кредитов. Нигде в мире хедж-фонды во время кризиса не поддерживают. Если вы создали хедж-фонд, который в данном случае занимается кредитованием под залог каких-то активов, и он понес убытки, это ваше личное дело. Забота государства — спасать те банки, которые привлекают значительные средства вкладчиков, не являющихся друзьями владельца. Но в этом случае государство должно предъявлять к таким банкам дополнительные требования, а за это брать на себя обязательства по гарантированию депозитов вкладчиков. В России создана очень хорошая по мировым стандартам инфраструктура для поддержки вкладчиков проблемных банков. Есть АСВ, осенью оно было рекапитализировано, а гарантии по депозитам расширены. Если банк падает, АСВ с ним разбирается в достаточно короткие сроки и достаточно эффективно. Процесс налажен, и никаких проблем с этим я не вижу.
— Хватит ли у АСВ денег рассчитаться со всеми частными вкладчиками мелких банков?
— Ну, государству придется дать еще, если не будет хватать. Это как раз тот случай, когда денег жалеть не надо.
— Не начнется ли при массовых банкротствах паника среди вкладчиков?
— Я считаю, что вопрос о панике стоял в начале октября, тогда он был достаточно эффективно решен. Сейчас оснований для паники я не вижу.
— То есть коллапса банковской системы не будет?
— Я думаю, коллапса системы не будет.
— Сколько банков в России останется?
— Не знаю. Я не буду говорить, сколько останется, поскольку я не знаю, по какому пути пойдет правительство.
— «Ренессанс Капитал» в своем исследовании назвал число 200…
— Совершенно неважно, сколько всего останется банков. Важны качественные характеристики системы. Для устойчивого развития России нужна банковская система, которая состояла бы не из одного крупнейшего банка типа Сбербанка, а, скажем, пяти банков такого же уровня и всех остальных. Во-первых, большой банк вызывает большее доверие вкладчиков. Во-вторых, у нас очень крупные компании и мелкие банки не в состоянии генерировать нужного количества средств, чтобы работать с ними. Можно, конечно, говорить, что крупные банки плохо работают с малым бизнесом. Но эта проблема в значительной степени связана с отсутствием конкуренции. Если будет пять больших банков, то они будут конкурировать между собой, их эффективность по отношению к малому бизнесу будет выше. Есть исследование Всемирного банка на эту тему: в последние годы именно крупные банки изобрели много новых технологий, перспективных направлений в работе с малым бизнесом и частными вкладчиками. Причем этот эффект проявляется и в развитых, и в развивающихся странах. Такая политика связана с тем, что банки при кредитовании крупных заемщиков вынуждены конкурировать с рынками капитала, поэтому им приходится искать другие прибыльные сегменты, к примеру, кредитование малого бизнеса. У больших банков есть преимущество в технологиях, которого нет у мелких банков, например системы скоринга для малого бизнеса и т. д. Хотелось бы, чтобы Россия пошла именно по этому пути.
— Что будет с крупными банками при достижении ими уровней плохих долгов, о которых вы говорили?
— Государству придется серьезно заниматься финансовым оздоровлением жизнеспособных банков, имеющих проблемы, а также разбираться с проблемой плохих активов. Только после очистки балансов банки смогут нормально кредитовать.
— Рост просроченной задолженности до 20% потребует на рекапитализацию 30 крупнейших банков 2,05 трлн рублей. Где взять такие деньги?
— Государство может предоставлять банкам средства не в виде наличных денег, а в виде государственных ценных бумаг. У нас рынок госдолга не развит, данной мерой можно было бы убить двух зайцев.
— Какой способ спасения проблемных банков вам кажется наиболее правильным — капитализация, выкуп плохих долгов, предоставление государственных гарантий по проблемным заимствованиям?
— Мы сейчас готовим обзор по банковским кризисам, имевшим место в последние 30 лет в развивающихся и развитых странах, и рассматриваем различные меры государственной политики, которые были приняты, чтобы стабилизировать ситуацию. Сотрудница ЦМИ, которая в основном и занимается этой работой, написала гениальную фразу: «Результат зависит не от того, какие именно меры были применены, а от качества их воплощения».
Программа по финансовому оздоровлению банков в России будет успешной, если она приведет к решению проблемы плохих долгов. При этом должна быть решена проблема избыточной задолженности предприятий. Банки должны иметь достаточный уровень капитала, чтобы быть здоровыми и кредитовать заемщиков, которых они считают надежными.
В теории большой разницы между этими тремя методами, о которых вы говорите, нет. Разница может возникать из-за уровня профессионализма реализующих их институтов, уровня коррупции в том или ином секторе, способности государства заставить банки показать плохие активы. Все три способа эквивалентны. Каким способом помогать банкам, зависит от возможности той или иной страны. Но только те страны, которые добились решения проблемы плохих долгов и восстановления капитала банков, выходили из кризиса и начинали расти.
Хороший пример — Швеция, которая национализировала обанкротившиеся банки и разделила их на «плохие» и «хорошие». Очень интересный пример — Чили, которая в 1982 году быстро и жестко, но без национализации смогла справиться с банковским кризисом. (Подробнее об опыте Чили см. на стр. 118.)
Из всех трех способов помощи банковской системе в России пока использовали только рекапитализацию. Но, к сожалению, схемы по предоставлению капитала не были никак увязаны с работой с плохими активами, а это неправильно. Существует множество примеров, когда увеличение капитала на первых этапах банковского кризиса вело к росту плохих кредитов. Поэтому помощь банкам должна быть обусловлена работой с плохими долгами.