Гутенберговская вселенная отступает. как втолкнуть детей на подножку уходящего поезда?
Как и все известные мне дети, моя дочь научилась пользоваться айфоном в двухлетнем возрасте. Интуитивный интерфейс, недоступный пониманию ее бабушек, покорился дочке за пять минут. Она не понимала, что это такое, но она знала, как это работает. Теперь у нее есть свой айпад, но туда загружены не игры, а детские книжки с классическими иллюстрациями: моя жена сторонница классических способов подачи вербальной и визуальной информации, и поэтому дочка живет где-то посредине между эпохой Стивена Джобса и Иоганна Гутенберга, читает и смотрит книги на устройстве, способном заставить буквы и картинки танцевать.
Обучение и воспитание парадоксальным образом всегда регрессивны. Школа оглядывается назад, чтобы вести ученика вперед. Есть известный парадокс яйца и курицы: что было раньше. Так вот в этом вопросе классическая школа традиционно на стороне яйца. Но сегодня в школе, как в кулинарии, наверное, уже невозможно приготовить яичницу, не разбив яиц. И дело тут не только в мертвых или движущихся картинках.
Задача школы — в формировании целостной картины мира, выстраивании цепочки идентификаций, связывании узлов. Школа в определенном смысле мифологична, только целое — это пространство мифа. Жизнь всегда распадается на куски, расслаивается, как плохо взбитый майонез.
В мифологическом сознании мир устроен по нисходящей. От рая — к аду. Моя жена в попытках оградить дочку от телевизора, мультиков и компьютерных игр действует именно по такому обскурантистскому сценарию. Но так вообще устроен родительский мозг — ребенок должен быть защищен во всех смыслах. И насморк, и институт улицы, и шоколадные конфеты, и губка Боб — враги, от которых требуется оборона. Ценности: русская поэзия, свежие овощи, утренняя зарядка и акварельные краски. Максимальное воплощение заградотряда — рояль, но иметь его на съемной квартире примерно то же самое, что платить за Черноморский флот, — приятно, но чересчур накладно и неудобно.
По-настоящему современное сознание, наоборот, лишено защитных рефлексов. Оно устроено по обратному принципу — навстречу раю. И такому сознанию тяжело тащить за собой в будущее и Пушкина, и Толстого, оба они не помещаются в формат не то что айпада — обычных книг с электронными чернилами. Чтение, тем более больших несовременных вещей, явно не относится к числу добродетелей грядущего, загадочным образом носители, способные вместить безразмерное количество байтов текста внутрь крошечного диска, сопротивляются такой форме передачи информации. Сеть делает ненужными архивные представления о широте кругозора и загоняет эрудита в гетто телевизионных игр.
И в самом деле, зачем знать, в каком году Хэмфри Богарт впервые появился на экране в шляпе, если для этого есть сайт IMDB. Рынок бумажных книг каждый год падает, то есть люди читают значительно меньше. Вот и в этом году опять упал почти на десять процентов. И рост рынка электронных книг не покрывает общее падение. Гутенберговская вселенная постепенно уступает место какой-то новой. Понятно, что надо за этим успевать, как-то вталкивать детей на подножку отходящего поезда, чтобы им потом не пришлось покупать плацкарту втридорога.
Но в то же время хочется, конечно, чтобы у ребенка было все то же самое, что и у тебя, но только лучше — так, как у тебя не получилось. Я, например, так и не прочитал всего Гете, как собирался на первом курсе филфака, и ПСС Диккенса, да мало ли что еще. Но есть ощущение, что пытаться сделать так, чтобы это получилось у твоего ребенка, — задача сродни попытке наесться сразу на всю оставшуюся жизнь. Хотя, с другой стороны, собственно вся жизнь и есть череда таких вот попыток. И почему бы не попробовать еще раз.