Егор Гайдар в книге «Гибель империи» подробно описывает, как в конце 1980-х советское руководство в условиях падения цен на нефть пыталось найти средства для финансирования бюджетных обязательств без проведения перезревших реформ. В итоге поставили на колени отечественную нефтяную промышленность, лишая ее необходимого финансирования и усугубляя падение добычи. Тогда не только ценовой коллапс, но и обрушение производства нефти сыграли свою роль в банкротстве советской экономики: падение началось уже в 1988 году и к 1990-1991 годам достигало 7-10% в год, а к 1996 году российская нефтедобыча упала на 43% к уровню 1987 года, почти наполовину. Советская власть полагала, что «нефтянка-то как-нибудь справится», а деньги нужнее, чтобы поддержать на плаву существующую политическую систему и избежать социальных волнений. В итоге были созданы дополнительные трудности в ключевой отрасли экономики страны, которые как в воронку утянули в небытие и ту самую политическую систему, ради сохранения которой все делалось.
Автор этих строк неоднократно в своих публикациях в Forbes Russia приводил эту аналогию с политикой конца 1980-х, пытаясь предостеречь нынешние власти от неумелых действий в отношении нефтяной промышленности сегодня. Сейчас с 1980-ми очень много общего: не только внешние трудности (падение мировых цен), но и внутриотраслевые (исчерпание потенциала дальнейшего роста производства и угроза падения добычи из-за выработанности старых месторождений). Механизм взаимоотношений государства и нефтяной промышленности сейчас, правда, другой: в отрасли работают обособленные коммерческие компании, а государство собирает с них налоги. Тогда государство само централизовало все доходы от продажи нефти и продуктов ее переработки, а потом решало, сколько выделять отрасли средств на эксплуатационные и капитальные расходы. О резкой недостаточности государственных ассигнований в конце 1980-х в ЦК КПСС и докладывал советский министр нефтяной промышленности Василий Динков, телеграммы которого цитирует Гайдар. Компартия решила потратить деньги иначе.
Сегодня в роли продолжателя дела КПСС выступил министр финансов Антон Силуанов, который предложил изъять у нефтяных компаний «избыточные доходы, образовавшиеся в результате девальвации рубля» — либо через повышение НДПИ, либо через мораторий на снижение экспортных пошлин, обещанное в ходе начатого в этом году «налогового маневра». То есть суть мало чем отличается от 1980-х: у нефтяной отрасли заберут дополнительные деньги, чтобы в кризис избежать сокращения расходов бюджета. Президент Путин уже поручил рассмотреть это предложение.
Есть ли у нефтяников та самая излишняя прибыль от девальвации рубля?
Минфин считает, что да, поскольку издержки добычи и налоги номинированы в обесценившихся рублях. Действительно, если посмотреть на отчетность четырех крупнейших нефтяных компаний («Роснефть», «Лукойл», «Сургутнефтегаз» и «Газпром нефть») по МСФО за первое полугодие 2015 г., то в сравнении с шестью месяцами 2014 года доля уплаченных налогов в рублевой выручке в среднем снизилась с 43% до 36%, а у некоторых и еще заметнее (у «Сургутнефтегаза» с 64% до 54%). А операционные расходы в рублях остались теми же и в целом даже чуть снизились (на 1,5%).
Однако вопрос этот более чем дискуссионный. По части закупок оборудования и услуг наши нефтяные компании по-прежнему серьезно зависимы от импорта, прежде всего в части материальной базы для новых проектов. Это означает обратный эффект: утяжеление издержек из-за роста курсов иностранных валют, на которые это хозяйство закупается. Плюс истощение старых месторождений диктует объективную невозможность сокращать инвестиции: по отчетам МСФО четырех крупнейших игроков отрасли за первое полугодие, их капитальные затраты выросли в рублевом эквиваленте в среднем на 17%. Все это на фоне практически неизменной рублевой выручки (рост 1,5% по четырем компаниям за первое полугодие) и снижения на 5% операционной прибыли (опять же в рублях). Помимо этого, у компаний есть валютные займы, которые нужно обслуживать, — это дополнительные потери от курсовых разниц.
Совокупная чистая прибыль четырех лидеров отрасли по МСФО, учитывающая курсовые потери, упала в первом полугодии в среднем на 15%.
Достаточно просто посмотреть отчеты компаний по МСФО, чтобы увидеть, что девальвационная прибыль примерно уравновешивается потерями от снижения цены нефти, ростом издержек на импортные оборудование и услуги и потерями от курсовых разниц, и излишнего жира компаниям, в общем-то, брать неоткуда. Если Силуанов знает, в каких строках отчетности этот жир спрятан, — пусть покажет.
На этом фоне ситуация с добычей нефти вовсе не такая благополучная. Хотя по итогам восьми месяцев сохраняется номинальный рост добычи в 1,4%, крупнейшие игроки уже давно в негативной зоне и показывают снижение добычи в годовом выражении в 1-1,5% («Лукойл», «Роснефть»), либо стагнируют («Сургутнефтегаз»). При этом уже давно показывают серьезное падение крупнейшие добывающие дочки «Роснефти» («Юганскнефтегаз» — минус 3,4% по итогам первого полугодия, «Самотлорнефтегаз» — минус 4,7%), «Лукойла» («Лукойл — Западная Сибирь» — минус 4,3%), и даже демонстрирующей пока рост «Газпром нефти» — ее крупнейшее дочернее предприятие «Ноябрьскнефтегаз» сократило в первом полугодии добычу на 3,4%. Суточная добыча нефти в целом по России прекратила рост в мае, достигнув 10,73 млн баррелей в день (сегодня примерно 10,63 млн баррелей, на 100 000 баррелей в день меньше).
Что правильно делать на фоне угрозы падающей добычи, когда падение уже приобрело серьезный характер на крупнейших месторождениях? Правильно, наращивать инвестиции. Можно ли это будет сделать в случае, если планы Минфина по изъятию у нефтяной отрасли девальвационной прибыли будут реализованы? Решайте сами.
Ясно, что политическое решение не сокращать госрасходы (вероятно, до президентских выборов 2018 года) уже принято, а взять дополнительные средства для балансирования бюджета особо негде.
Раньше в качестве дойной коровы рассматривался малый бизнес, на который навешивали всяческие дополнительные «торговые сборы», однако теперь уже ясно, что он не потянет и начнет массово закрываться, особенно на фоне усугубляющегося кризиса потребительского спроса. Осталась нефтянка.
К чему приведет попытка де-факто повысить налоговую нагрузку на нефтяную отрасль, уже было сказано выше. Но тут есть еще и философский момент: государство в лице Минфина дало понять, что с готовностью будет заглядывать к нам в карман и подсчитывать, сколько мы могли заработать на девальвации рубля, однако вовсе не спешит отвечать симметричными обязательствами со своей стороны. Напротив, мы с утра до вечера слышим от высокопоставленных руководителей, что девальвация — это «хорошо», потому что она сократит обязательства бюджета (обязательства перед нами, гражданами). А вы не хотите эти обязательства автоматически проиндексировать по курсу, раз уж вы предлагаете это сделать с нефтяниками? Равноценный обмен — государство забирает девальвационную прибыль у экспортеров, однако при этом отдает гражданам и свою. Можно вспомнить и потери экспортеров от укрепления рубля в предыдущие годы, потребовать компенсации. И вообще — разрешить всем номинировать цены и затраты в условных единицах и забыть про вечно мечущийся рубль. Не придется усложнять и вводить мудреные коэффициенты.
Не думаю, что министра Силуанова обрадует перспектива такого симметричного размена.
Сейчас ему правильнее всего положить на стол президенту записку о неизбежности структурных реформ и сокращения расходов на бессмысленные и омертвляющие капитал госпрожекты, силовиков, бюрократию. Судя по всему, он этого делать не будет и вместо этого станет продавливать повышение налогов на нефтянку. Чем это заканчивается — читайте книгу Егора Гайдара.