О чем не пишут в России: почему в Китае обостряются социальные конфликты?
Китай: новый капиталистический уклад
Забастовка на заводе компании Foxconn — поставщика комплектующих для Apple в китайском Тайюане — началась с потасовки между двумя рабочими. Эскалация конфликта случилась после того, как служба безопасности попыталась подавить агрессию, а окончательно ситуация вышла из-под контроля с прибытием на предприятие 5000 полицейских. В итоге столкновений со стражами правопорядка были госпитализированы около 40 человек, пишет в колонке для Financial Times Дэвид Пиллинг.
Тайваньская Foxconn — работодатель для примерно миллиона китайцев. Компанию постоянно подвергают обструкции правозащитники и профсоюзы за кабальные условия труда, наглядным последствием которых стала волна самоубийств среди сотрудников предприятий пару лет назад. С тех пор ситуация улучшилась: зарплаты подросли, рабочие получили больше времени на отдых. Прогресс не остался незамеченным аудиторами из американской Ассоциации свободного труда, инспектировавшей заводы Foxconn в 2012 году. До предприятия в Тайюане западные наблюдатели не добрались. Между тем именно этот завод с недавних пор резко увеличил объемы выпуска продукции — по неофициальной информации, для обеспечения ажиотажного спроса на iPhone 5.
Так или иначе, восстание рабочих не худшей по состоянию на сегодня компании символизирует растущее недовольство китайцев пусть улучшенными, но все еще чрезмерно тяжелыми условиями труда. Основная причина социального пробуждения — демография. Работодателям все труднее опираться на безропотную рабочую силу, бегущую в города от нищеты в сельской местности и готовую к любым тяготам на вредных производствах. Эта внутренняя миграция, спровоцированная реформами Дэн Сяопина, сопровождалась беспрецедентным демографическим взрывом. За 30 лет — с 1975-го по 2005-й годы — численность работоспособного населения КНР практически удвоилась с 407 млн человек до 786 млн.
Теперь стране пришло время готовиться к обратному тренду: пока цифра, по данным ООН, стабилизировалась, но уже с 2015 года количество китайских пролетариев начнет уменьшаться. Постепенно человеческий капитал начнет приобретать все большую ценность, и уже не беднякам из деревень придется соглашаться на рабские условия труда, а работодатели будут вынуждены сталкиваться с дефицитом квалифицированных кадров, необходимых на современных производствах. Рабочие сами начинают ценить себя, и даже ежегодный прирост зарплат на 20% больше не избавляет их от ощущения несправедливой эксплуатации. Автор книги «Цена Китая» Александра Харни обращала внимание на то, что для компаний заводские сотрудники — лишь инструмент для выполнения поставленных планов, но никак не живые люди, которым можно было бы дать надежду на продвижение по карьерной лестнице или участие в курсах повышения квалификации.
К чему приведет тренд обострения отношений между работодателями и рабочими? Несмотря на большие риски такого противостояния, та же Foxconn уже ищет возможности избавить себя от лишних проблем через частичное замещение людей роботами: за три года места у конвейеров займет 1 млн машин. Также компания разворачивает производства в других развивающихся странах с дешевой рабочей силой — Бразилии, Мексике, государствах Восточной Европы. Китаю с его растущими запросами по мере приближения демографического клинча остается лишь наблюдать за поведением промышленных гигантов, пренебрегающих интересами рабочих в угоду собственной финансовой выгоде.
Япония: поколение tech
Каждую среду бар в центре Токио устраивает сессию экспресс-свиданий между посетителями. Несмотря на антураж, они приходят туда не из романтических соображений. «Хочу встретить людей со сходным образом мышления — прежде всего тех, кто понимает в интернете», — объясняет в беседе с журналистами The New York Times 29-летний Шинго Хиранума, в прошлом — инженер смартфонов Toshiba, а ныне — создатель собственного мобильного картографического приложения Sanpo.
Пока гиганты японской технологической индустрии Sony и Panasonic стагнируют под натиском американских конкурентов, на авансцену выходит новое поколение предпринимателей технологической индустрии. Молодая поросль последователей Стива Джобса и Марка Цукерберга в стране восходящего солнца пока не так многочисленна, как в США, но она все настойчивее убеждает инвесторов в собственной состоятельности: инкубаторы стартапов открываются один за другим, а многие проекты привлекают финансирование прямиком из Кремниевой долины. Мероприятия, подобные описанному выше, также набирают популярность — это так называемые «салоны свиданий стартапов». Здесь технологические пассионарии знакомятся для создания коллабораций и совместного развития и продвижения своих продуктов.
«Пока Япония зависла в состоянии неопределенности, молодежь берет на себя риски и запускает новые идеи», — говорит 26-летний Хиро Майда — выпускник американского колледжа, который вернулся на родину для создания токийского инкубатора Open Network Lab. Эта организация уже провела пять раундов вложений в стартапы с 2010 года. Майда предлагает начинающим бизнесменам инвестиции на раннем этапе, офисное пространство и советы более опытных коллег.
В недавнем рейтинге инноваций ООН Япония откатилась на 25-е место, впервые с 2007 года выпав из топ-20, когда это исследование начало проводиться. Это яркое свидетельство неспособности традиционных технологических лидеров стать драйвером развития сегодня. Конкуренцию японские производители телевизоров и смартфонов проигрывают еще и из-за сильной зависимости от макроэкономической ситуации в стране. Сильная иена ослабляет позиции национальных гигантов в их противостоянии с американскими компаниями, которые несут меньшие издержки.
Венесуэла: вернуть демократию
«Свергнут ли венесуэльцы Уго Чавеса? Чудеса случаются», — пишет в колонке для агентства Bloomberg историк Энрике Краузе. Он признает, что победа кандидата от оппозиции Энрике Каприлеса Радонски на президентских выборах 7 октября станет беспрецедентным успехом латиноамериканской демократии. Чавес не прибегает к прямому насилию над политическими конкурентами, но все избирательные урны в день голосования будут находиться под контролем силовиков, напоминает автор. Эта угроза более чем реальна, предупреждает он. После поражения диктаторских режимов в Аргентинге, Уругвае и Чили военный истеблишмент Латинской Америки понес сильные репутационные издержки и вынужден был на годы уйти в тень. Венесуэла Чавеса вернула им рычаги влияния.
В Венесуэле формально правительство демократическое. Поэтому задача оппозиции — вернуть термину «демократия» его первозданное значение. Цель Чавеса — удерживать власть до 2030 года, когда ему исполнится 76 лет (и не факт, что он захочет уйти на покой тогда). В отличие от Фиделя Кастро ему удалось демократическими инструментами расправиться демократией в стране, пишет Краузе. Шаг за шагом, институт за институтом президент покушался на все новые сферы и расширял собственные полномочия. В Венесуэле тем не менее остается много людей, которые помнят подлинное значение слова «свобода». Даже в условиях неравного доступа к ресурсам оппозиции удалось сплотиться и выдвинуть харизматичного лидера. Шансы на победу есть, но соперник, несмотря на болезнь, слишком силен, констатирует автор.
Чавес играет на своей репутации «не диктатора, но освободителя». Годами он формировал такой образ через информационное доминирование на телевидении и популистские меры по национализации добывающего сектора экономики и раздаче социальных подачек бедным слоям населения. Для большей части избирателей президент действительно превратился в консолидирующую фигуру, реинкарнацию национального героя Симона Боливара и даже полубожество. Слишком сильная зависимость населения от правительства не устраивает только оппозицию, остальные в условиях информационной блокады просто не имеют возможности изучить критику политики Чавеса.