Новости об одобрении кубинским парламентом новой конституции уже вызвали немало шума — еще до принятия ее в феврале на всенародном референдуме в будущем году. А в том, что ее поддержат кубинцы, сомнений нет. Но, как всегда в таких случаях, следует разобраться и отделить медиасуету от реальных последствий такого шага.
История обеих Америк последних трех веков убедительно показала, что удачная конституция — это, скорее, исключение из общих правил. Да, основной документ США оказался очень удачным, страна по нему живет практически без изменений почти 230 лет. Но все, что южнее, демонстрирует, что история и менталитет нации замечательно легко перемалывают любой письменный документ или закон. Можно даже сказать, что конституция США потому и действует, что соответствует характеру американцев, и, напротив, страны от Мексики до Аргентины упорно демонстрировали на протяжении двух столетий тенденцию скатываться к уровню failed state, несмотря на то, что делали вроде бы все то, что и северные соседи, — вооруженным путем свергли испанское господство, провозгласили республики, принимали замечательно написанные конституции.
Пример Кубы в этом смысле особенно поучителен. В вооруженную борьбу против Испании даже вмешался Вашингтон, объявив войну Мадриду и послав экспедицию для «освобождения» острова. Янки лично занялись обустройством новой республики, ставшей чем-то вроде их полуколонии. Были приняты конституции 1901 года, затем 1940 года, но их и не думали соблюдать влиятельные игроки на кубинской политической сцене. В итоге установилась диктатура Фульхенсио Батисты, которую сменила куда более жестокая и несравненно более длительная диктатура братьев Кастро. Причем Фидель пришел к власти под аплодисменты американской прессы, приветствовавшей его как «освободителя» от тирании Батисты.
Восстание братьев Кастро вовлекло страну в пучину страданий. При Батисте ее главным занятием было выращивание сахара и обслуживание американских туристов. При нормальном развитии событий Куба могла бы быть сегодня самой развитой страной Латинской Америки, причем не только продолжать сервисную экономику, но и лидировать в IT-технологиях, в медийном бизнесе, стать чем-то вроде второй Калифорнии или второй Флориды, всячески эксплуатируя такой благоприятный фактор, как близость США с их бездонным потребительским рынком и финансовым капиталом.
При социализме же сахарная направленность была искусственно законсервирована на три десятилетия, пока развал СССР, СЭВ и отказ от покупок кубинского сахара по дотируемым ценам не вызвал коллапс сахарной индустрии. Инфраструктура катастрофическим образом одряхлела, обшарпанные дома стали визитной карточкой Гаваны, как и ретроавтомобили 50-х годов, которые долго еще служили, обозначая момент падения, словно в сказке про Спящую красавицу, тогда как в самих США модельный ряд сменился несколько раз.
В отличие от китайцев или вьетнамцев кубинцы не испытали опции «рыночных реформ под руководством компартии». Субъективные обстоятельства помешали братьям Кастро превратиться из героев антиимпериалистической борьбы в героев капиталистических преобразований по образцу Дэн Сяопина. Они были и заложниками своего имиджа, да и не хотели добровольно совершать политическое самоубийство. Как и в Северной Корее, на Кубе руководители выбрали путь пусть не героической смерти, но приспособления к изменившимся обстоятельствам, по максимуму стараясь не отходить от прежней системы. Одно время казалось, что Советский Союз Гаване заменит Венесуэла, но сегодня и там жесточайший экономический кризис. Так что спасения извне ожидать больше не приходится.
Впрочем, по факту на Кубе — как и в Северной Корее — рыночные реформы уже давно проводятся, но как бы негласно. Экономика давно уже зарабатывает большую часть валюты от приема иностранных туристов, от их обслуживания зависят сотни тысяч рабочих мест. Но все это стыдливо умалчивается местным агитпропом и не имеет адекватного отражения в законодательстве.
Новый проект конституции и призван признать очевидное, дать базис для развития рыночной экономики и частной собственности, ныне вполне признаваемой по закону. Без нормального законодательства невозможно получать инвестиции, столь необходимые для хронически недофинансируемой кубинской экономики.
Куба сегодня стоит на стратегически важном перекрестке: от принятых сегодня решений, сделанного выбора зависит ее развитие на ближайшие десятилетия. Она может пойти либо по советскому пути, либо по китайско-вьетнамскому. Есть еще и восточноевропейский вариант — при котором Евросоюз заменит США, благо там проживает многомиллионная кубинская община. Но вот эта община и усложняет подобный вариант, поскольку она угрожает не просто оттеснить нынешнюю элиту, но и вовсе не оставить ей места под кубинским солнцем. Поэтому у руководства в Гаване двойная цель — модернизировать страну, не выпуская при этом штурвал из рук.
Таким образом, от новой конституции можно ждать расширения разного рода экономических, социальных, культурных свобод, но никак не политических. Гаванские вожди слишком хорошо помнят как историю СССР, так и происходившее после «арабской весны». Хаоса они попытаются не допускать любой ценой.
И вот здесь мы сталкиваемся (если судить по комментариям в западной прессе) с непониманием того, что в первую очередь требуется сегодня Кубе. Почему-то упор сделан на права ЛГБТ и возможность заключения однополых браков. Новый текст конституции не определяет семью как сожительство мужчины и женщины — уступка новым веяниям, но и не гласит прямо о допустимости однополых союзов — результат общественного недовольства во время обсуждения конституции поспешностью отказа от исторически сложившихся брачных норм.
Но для успешности реформ на Кубе, в первую очередь экономических, вопрос о ЛГБТ стоит на 147-м месте. Не это самое главное в сегодняшней обстановке. Нельзя не вспомнить российский конституционный опыт, когда многие благие намерения авторов основного закона закончились своей противоположностью, дав мощный толчок политической коррупции. Точно так же во время перестройки в России вбрасывались темы, которые уводили страну от решения наиболее злободневных задач, распаляли ненужные страсти, а в результате завели страну туда, где она сейчас находится. Борьба с обкомовскими спецбуфетами, за Нагорный Карабах, за Гдляна-Иванова ничего не давала для выбора наиболее адекватной экономической модели, для «сбережения народа», говоря словами Солженицына. Китай же не проводил «свободных» выборов ни в Тибете, ни в Синьцзяне. В противном случае он бы сегодня был отброшен на десятилетия назад и, возможно, пребывал бы в состоянии гражданской войны.
В ГДР или в Эстонии были те, кто мог оплатить демократический и рыночный переход, — ФРГ и Евросоюз. Последний брал на себя де-факто роль внешнего управляющего. В России его не было, равно как и на Украине или в Казахстане. Поэтому «демократический эксперимент» там закончился неудачей. Ввиду этого кубинцам надлежит сегодня быть особенно осторожными, не зацикливаться на второстепенных вопросах.
Как большое достижение в новом проекте кубинской конституции подается, что в новой конституции пост премьера будет отделен от поста президента. Возможно, оно и так, но не стоит преувеличивать роль формальностей при нерешенных глобальных вопросах — ведущая и руководящая роль компартии все равно в конституции сохраняется, а это автоматически обнуляет многие схоластические упражнения. Может быть, Кубе вообще пост премьера и не нужен — обходятся же без него в США, Мексике и в Бразилии. Надо смотреть на истинные потребности страны.
Точка зрения автора статьи может не совпадать с позицией редакции