Весь мир под ногами

Солнечный свет отлетает рикошетом от оранжевой скалы прямо в глаза, мы — все ввосьмером — замираем от неожиданности на пороге монастыря Ризонг. И тут монах окликает девушку из нашей группы. До этого мы сидели в сумрачном молитвенном зале минут сорок, медитировали как умели, не обронив ни слова, и вот — монах обращается к нашей спутнице: «Хочешь сына? У тебя скоро будет сын». Сказал, улыбнулся, скрылся в монастыре. Как он все это угадал: и человека, и желание, и, как мы потом выяснили, будущее?

Мы уже несколько дней колесим по окрестностям Леха, самого большого округа в автономии Ладакх, которая в свою очередь — часть штата Джамму и Кашмир. Эта полоска земли на самом севере Индии, зажатая между Тибетом и Гималаями, всего тридцать лет как открыта для посещения иностранцами. Ладакх нередко называют «малым Тибетом» («большой», как известно, подконтролен Китаю), а само имя области означает «Страна высоких перевалов». Молитвенных домов и монастырей в этой стране, кажется, больше, чем жителей: в каждой деревне есть гомпа — храм, в котором монахи останавливаются на месяц-другой, но не при каждой гомпе есть деревня.

Но вернемся немного назад. После двух часов полета от Дели наш самолет начал снижаться над зазубренными горными цепями, нырнул на развороте меж двух хребтов — дыхание перехватило от красоты и страха — и тут же опустился на землю. Дальше снижаться просто некуда: столица округа, которая тоже называется Лех, стоит на отметке 3750 м над уровнем моря. И пути сюда всего два — либо на «боинге», либо через перевал, проходящий на высоте 5000 м и заваленный зимой глубоким снегом. Путь через горы за две тысячи лет решались одолеть немногие: редкие торговые караваны, упорные монахи-желтошапочники тибетской школы Гелугпа да отряды мусульманских, монгольских и сикхских правителей сопредельных территорий.

С лучшей точки обзора, от Шанти-ступы на холме, Лех выглядит ровной зеленой заплатой на серо-коричневой плоскости равнины. Залезть на этот холм стоит хотя бы из медицинских соображений. Свежеприлетевший европеец в Лехе опознается на раз: зеленоватый цвет лица, шумное неровное дыхание, неуверенный медленный шаг — высотная болезнь. Лучший способ бороться с ней — небольшие подъемы-спуски налегке. Так что от Шанти-ступы следуйте вниз, к центру Леха, и вверх — к королевскому дворцу. Говорят, что именно по образцу этого дворца построена Потала, резиденция Далай-ламы в Лхасе. Теперь здешний дворец необитаем и потихоньку рушится, зато по нему в отличие от Поталы можно свободно ходить.

На глиняной крыше дворцовой пристройки глодает кость собака, полностью игнорируя войну звуков внизу: муэдзин городской мечети перекрикивает барабан главного храма буддистов Ладакха — их разделяют всего-то пятьдесят шагов через базарную площадь. Как занесло сюда мечеть? Ее построили в XVII веке, чтобы отблагодарить правителя Могольской империи Аурангзеба за помощь в защите Ладакха от захватчиков. За прошедшие три века благодарность существенно поиссякла — в начале 1990-х доходило даже до столкновений между буддистами и почитателями пророка Мухаммеда. Тем временем мусульман в Лехе становилось все больше: именно они, торговцы из Кашмира, держат здесь большинство сувенирных и книжных лавок, на пряные запахи их ресторанов сбегаются туристы, и именно у кашмирцев здесь покупают гашиш. Тибетские беженцы (они живут в Ладакхе уже десятилетиями, но предпочитают называть себя беженцами) слегка уступают в коммерческой хватке кашмирцам, но в разы обходят в этом отношении коренных ладакхцев.

Тибетцы хоть и родственны ладакхцам по языку и религии, но по сравнению с буколическими коренными жителями кажутся акулами биржи. Купить что-то у ладакхца — проблема, и я сталкиваюсь с ней, пытаясь приобрести новые шнурки для горных ботинок: продавец говорит со мной о цене через соседа. Дело не в языке: и хозяин вожделенных красных шнурков, и его сосед с разложенными на газете батарейками изъясняются по-английски одинаково неумело. Дело в традиции: с такой чужеродной и в общем неприятной вещью, как деньги, лучше общаться через посредника.

Однако эта буколика трещит под напором общества соблазнов. Шведская филантроп и лингвист, левачка Хелен Норберг-Ходж в своей классической книге о Ладакхе «Древнее будущее» настаивает, что этот край вообще не надо было открывать внешнему миру и что строительство дорог здесь было трагической ошибкой. Мы и сами не раз убеждались в том, как сложно сочетаются с местным миром плоды цивилизации. Нгаванг, расторопный хозяин нашей гостиницы, в первый же день спросил меня: «Тебе, если что, знахаря позвать? Или все-таки врача предпочтешь?»

Как и в большинстве домов, у Нгаванга есть многокомнатный флигель, который он сдает туристам. С его балкона открываются виды на серо-синие Гималаи, потолок состоит из уложенных вплотную тонких жердей, завтрак тибетский, но душ, унитаз и электричество вполне европейские. И все это — в верхней для Леха ценовой категории (около $18 в сутки за номер). У Нгаванга есть также два джипа, на них мы и отправились в поездку по монастырям и удаленным деревням, где время бредет медленно и нехотя, как длинношерстная ладакхская корова дзо.

Мы движемся вниз по течению Инда, но трасса карабкается вверх по скале, и скоро становится видно: Ладакх не серо-синий, как казалось мне с балкона в городе, он красно-бурого цвета. Это какая-то Военно-Ладакхская дорога: на пару десятков километров от Леха узкой лентой по пустыне вдоль Инда тянется военная база с раскаленными на солнце бронетранспортерами и осоловелыми от жары часовыми. Мы едем по направлению к демаркационной линии между Индией и Пакистаном, и часовые хмуро переписывают наши имена в амбарные книги.

Приезжаем в селение Алчи и делаем здесь важное наблюдение: в августе все его жители делятся на две части — одни крутят молитвенные барабаны у монастыря, другие сушат абрикосы. Первых меньше. Абрикосы перебирают везде, в том числе в монастырском дворике, под надзором деревянных асуров охряного цвета. Статуи здешнего монастыря ростом в два этажа, датируются XI веком. Сухой и разреженный воздух поддерживает их лучше, чем любые реставраторы.

[pagebreak]

По большому счету в этих местах всего два времени года. Жарким летом здесь растят ячмень и абрикосы, лепят стены домов из самана, а крыши — из напластанного толстым слоем навоза коров дзо. Зимой, когда все заваливает снегом, только и остается потягивать ячменный чанг, срезать с крыши сухой навоз на топливо для печи да путешествовать по праздникам в ближайшие монастыри. Пилигримы из соседних долин стекаются сюда в ноябре. И тогда монахи разворачивают древние танка, отдергивают занавески с раскрашенных ликов гневных божеств и, в масках и с копьями, сходятся в священном танце.

Удивительная вещь: ладакхские монастыри полны детей-учеников. Они учат здесь священные тексты и тибетский язык, а потом бегут в деревенскую школу, на общие уроки. Многие из них — из соседнего Непала. Откуда спрос на образование? Об этом мне доходчиво объясняет индус лет двадцати, приехавший из Лондона преподавать английский: «Поверь, в Непале это очень круто — послать ребенка учиться в Индию. Это ты видишь лишь монастырь и деревню, а родители отправляют ребенка учиться в большую и богатую страну». Отдавать как минимум одного ребенка в монахи — тысячелетняя традиция. Объясняется она, среди прочего, скудостью земельных ресурсов. Численность населения Ладакха столетиями почти не менялась, не менялись и размеры наделов: поля не кромсают между наследниками — все получает старший.

Вернув джипы Нгавангу, мы выбрали себе новую цель — восхождение на хребет горы Сток-Кангри, путь к которому лежит через несколько перевалов.

Еще в Москве, собирая снаряжение, мы отринули примусы как пережиток прошлого, упаковав в багаж газовые горелки. Нам казалось, что купить баллоны для них на горном базаре не составит труда. Однако мы жестоко просчитались: найти голубое топливо в Лехе оказалось невозможно ни за какие деньги. И теперь те, кто все-таки привез с собой примусы, восходят на гору с запасом местного бензина, а остальные обречены тащить за собой керосиновую установку. Это шестикилограммовая железная рама с бачком и запас вонючей жидкости в придачу. Все это вешается на осла, к которому прилагается погонщик, к которому, в свою очередь, — еще один осел для вещей погонщика, а тут уже сам Бог велел взять еще трех ослов для собственных рюкзаков.

Мы продвигаемся все выше. Красные камни, желтый песок; свежий горный ветер сдувает солнечный жар. На седловинах перевалов хлопают на ветру молитвенные флаги — гирлянды разноцветных лоскутков с тибетскими буквами мантр. Теперь я вижу, что цвет этих гор не синий, не красный и не оранжевый, он все время меняется — в зависимости от того, как падает солнечный свет. Меняется даже цвет реки: ты разбиваешь лагерь вечером у темно-красной воды, а утром мимо тебя бежит поток кристальной прозрачности. Тем временем в долинах крестьяне жнут серпами ячмень и носят саманные кирпичи на спине, закрепляя веревку на лбу. Новый перевал — и мы уже выше альпийского Монблана, но снега до сих пор нет.

Граница снега расположена выше пяти тысяч метров, где серый язык ледника свешивается в долину. Над ледником встает заветный Сток-Кангри — один из немногих шеститысячников в мире, куда можно подняться с минимальной подготовкой и почти без снаряжения, как на наш Эльбрус. Теперь мы в одном переходе от цели.

По совету проводников последний этап восхождения на Сток-Кангри следует начинать задолго до рассвета, чтобы добраться до склона над ледником, пока там еще не размяк снег. Но это лишь один повод встать затемно. Настоящая причина, как кажется, другая. Если пересечь ледник и каменную осыпь в темноте и взобраться по снежному склону в полумраке, то на гребне тебя встретят самые первые солнечные лучи — и спокойный, светлый восторг. Ты подбадриваешь себя: «Это высотная эйфория» и пытаешься идти осторожнее.

Теперь вся Страна высоких перевалов остается где-то внизу. Справа искрится на солнце цепь Гималаев, слева темнеет Тибет. Пока ты следуешь к вершине, солнце принимается светить во всю свою мощь. И на высоте 6170 м ты дышишь так, как не дышал никогда в жизни. Наверное, это и есть высотная эйфория. А может быть — восторг перед музыкой мироздания. Ее и не опишешь так просто. Но в ней отчетливо слышны глухой барабан, медная труба и хлопанье молитвенных флажков на ветру.

Как добраться

Билет «Аэрофлота» Москва—Дели—Москва стоит примерно $1585 (бизнес-класс). Из Дели в Лех ежедневно летают рейсы Indian Airlines и Jet Airlines, $130 в оба конца (эконом-класс). Забронировать билеты можно в Москве через турагентства, работающие с Индией.

На первую ночь в Лехе гостиницу можно заказать из Москвы, а дальше выбирать варианты на месте. Заплатить более $40‑за номер в центре города не получится. Лучший вариант — гест-хаус на окраине: красивый вид, более чистый воздух.

[pagebreak]

Всеми остальными деталями поездки имеет смысл заниматься на месте. Важно помнить одно: меньше двух недель подобное путешествие не займет. Восхождение на гору — это пять дней по самой короткой программе. Кроме того, необходимо предусмотреть время на акклиматизацию, поездки по окрестностям и остановку в Дели: график стыковок вынудит вас там переночевать.