Андрей Шаронов: «Санкции — это яд, который убивает компании»

Законодатели США подготовили очередной законопроект о жестких санкциях против России. По вашему мнению, бизнес и российская экономика уже адаптировались к режиму санкций?

Санкции приносят большой вред экономике. От них страдают не только российские компании, но и иностранный бизнес. Да, бизнес и экономика в основном адаптировались к санкциям, но если говорить о долгосрочном влиянии, то санкции — это яд, который отравляет и убивает некоторые компании и заставляет бизнес сворачиваться.

Есть точка зрения, что санкции приносят и пользу.

Ведутся разговоры о том, что санкции позволяют мобилизовать ресурсы. Да, успехи случаются, и положительные примеры действительно есть. Все приводят в пример сельское хозяйство. Но здесь надо разбираться, что произошло на самом деле: например, в некоторых случаях речь идет о занятии ниши без улучшения качества продукции. Важный показатель успеха — это вывод продукции на экспорт. Когда правительство сменило повестку с импортозамещения на рост экспорта, на мой взгляд, это было важным политическим и философским изменением.

Но расширение санкций в любом случае плохой знак, это означает рост неопределенности. Для некоторых сегментов и компаний это будет очень болезненным явлением. Совершенно очевидно, что санкции — это элемент конкурентной борьбы. Это понимают и в Европе. Наверное, санкции — это не вопрос жизни и смерти, но это похоже на ситуацию, когда вам на ногу навешивают тяжелую гирю и вы уже не можете бежать среди лидеров, для вас главным становится не сойти с дистанции.

В этом году вы стали одним из независимых директоров группы En+. Избрание нового совета директоров было условием Минфина США для исключения компании из санкционного списка. Закончился ли конфликт вокруг компании? 

На данный момент — наверное, да. Но дальше все будет зависеть от реализации плана по выводу российской корпорации из-под санкций [лорда Грегори] Баркера, который возглавил совет директоров. Собственно, он меня и позвал стать независимым директором в этой компании. Дальше Управление по контролю за иностранными активами Минфина США (OFAC) будет смотреть соблюдение графика плана лорда Баркера, и пока этот план будет соблюдаться, проблем со стороны OFAC не будет.

Кто выиграл в борьбе за активы?

Вряд ли Россия и вряд ли прежние акционеры «Русала», но это цена за то, чтобы компания сохранилась и продолжала работать.

Как часто будут проводиться заседания совета независимых директоров?

Предполагается, что заседания будут проводиться 5-6 раз в год. Это не очень много, но помимо традиционного перечня вопросов для компании будет очень много санкционных вопросов.

Почему вас позвали в совет директоров?

Не знаю. Я думаю, лорд Баркер смотрел рекомендации различных рекрутинговых агентств, которые занимаются поиском персонала, и, наверное, сделал свой выбор.

Одна из популярных тем сейчас — это социальные лифты. Срабатывают ли сейчас социальные лифты? Изменили ли санкции механизм карьерного роста? 

Наверное, связывать тему социальных лифтов с санкциями не нужно. Как говорится, война войной, а обед по расписанию. Социальные лифты существуют всегда. Мою карьеру тоже можно в некотором роде считать продуктом социального лифта: в 1989 году я решил поучаствовать в выборах на Съезд народных депутатов СССР и избрался. Для меня это был социальный лифт. Потом я попал в ЦК ВЛКСМ, это тоже стало социальным лифтом. Потом я попал в правительство РФ, и так далее… Социальные лифты существовали всегда. Наверное, в период позднего Горбачева они работали более явно, потом они ослабли, потом снова усилились.

Сейчас создание конкурса «Лидеры России» и институционализация этого и другого конкурсов в НКО «Россия — страна возможностей» — это шаг в правильном направлении. Конкурс — это дополнительный социальный лифт, который помогает людям заявить о себе. В случае успеха это дает возможность получить дополнительные возможности карьерного роста, получить ментора, наставника и, помимо прочего, избавиться от иллюзий, что социальные лифты — это история исключительно про карьерный рост, поскольку победа в конкурсе не означает получения какой-то должности. Но на самом деле многим участникам конкурса получение должности и не нужно: им важны другие пряники.

Социальный лифт делает вас более ценным кадром. Должность — это не единственный показатель ценности специалиста. Сейчас в мире становятся более популярными именно плоские организации, в которых нет иерархии должностей, по которой можно всю жизнь расти. Рост в таких структурах описывается не так, как раньше: например, я был экономистом, стал старшим экономистом, а сейчас люди на это смотрят по-другому: человек получает более крупные проекты, становится лидером проекта, получает большее число людей, с которыми он работает, получает возможность двигаться по горизонтали, увеличивает свое вознаграждение и так далее.

В России сильна традиционная вертикаль власти.

Да, но мы же не ходим строем, и у нас большая страна и много разных возможностей. Да, в культуре сильна вертикаль и иерархия, и государственная власть устроена по вертикальному принципу, но существуют бизнесы и НКО, которые являются плоскими по своей структуре. Я работал в инвестиционном банке, который имел такую плоскую структуру, в нем существовало всего три-четыре должностных уровня и была возможность быстрого карьерного роста: там ценилась не должность, а результат, который человек демонстрировал в виде доходов или привлеченных клиентов.

Сейчас есть много альтернатив традиционной иерархии, где единственным признанием карьерного роста является должность. Есть еще один важный момент: многие компании сами по себе являются социальными лифтами, как, например, конкретная школа для детей и вуз для студентов.

Можно считать госслужбу социальным лифтом?

Конечно, можно. Кстати, как правило, госслужащие получают меньший доход, чем в бизнесе, но имеют более высокий титул, и это приносит дополнительное удовлетворение и признание.

Раньше популярными секторами были нефтянка и банковский сектор. Если бы вы сейчас выбирали профессию, вы бы в какой сектор пошли?

У нас в стране доминирует отраслевой подход, но я бы сейчас не выбирал работу по сектору. Я бы точно не хотел, например, сейчас идти в финансы. В бизнес-школе «Сколково» я работаю с людьми, которые думают о том, как меняться и как измерять эти изменения. Мне кажется, это самое интересное и этим можно заниматься в любой организации.

Традиционно люди начинают свою карьеру в какой-то отрасли, но со временем подход меняется: они понимают, что именно им интересно и в чем состоит их личная ценность, и уже не связывают свою работу с конкретной компанией или отраслью.

Насколько остро сейчас стоит проблема утечки мозгов? 

Главная ценность любой организации и общества — это, как известно, люди. Утечка мозгов — это проблема, но главное — не запрещать людям уезжать, а создавать условия для того, чтобы они хотели вернуться в Россию.