«Сезон отравленных плодов»: отрывок из романа о травмах поколения и советском прошлом

Главные герои романа Веры Богдановой — дети, взрослеющие на стыке столетий. Пока их родители озабочены бедностью, нестабильной обстановкой в постоянно шатающемся государстве и попытками собрать из осколков собственную жизнь, подростки ищут ответы на главные вопросы в доступном им окружении. Правда, на деревенской дискотеке и в подворотне спального района никто не объясняет, что делать с меняющимся телом, чужими взглядами, словами и действиями, с будничным давлением внутри семьи. Психологическое насилие и физическое воздействие — разновидность нормы. Никому и в голову не приходит простая максима: со мной так нельзя. Тем временем отбросившая тесную шкуру прежнего строя молодая страна, как нестабильный подросток, живет в неутихающем шторме кризисов и терактов. И эти семена, упавшие в благодатную почву, очень скоро дают урожай отравленных плодов. Целое поколение рутинно калечащих друг друга людей идет по следам родителей, предсказуемо отталкиваясь от их уродливого опыта. Но у главных героев — Жени, Даши и Ильи — есть призрачный шанс все исправить. 

Домой после работы не хочется. Гадать опять, в каком настроении явится Саня, весь вечер в напряжении. Если в хорошем настроении, то жить можно, но в пяти случаях из шести оно будет говно, потому что работа у Сани не сахар. Придет трезвый — это еще не страшно, побурчит и спать завалится. Будет пьяный — тут уже возможны варианты. 

Саня приходит пьяный, в полдвенадцатого ночи. 

— На дежурстве был, да? — спрашивает Даша и получает ладонью по макушке, несильно, но ощутимо. 

— Зай, не тупи, а. Конечно на работе. 

Даша с недовольным видом трет ушибленное место, но Саня не реагирует. Он топает на кухню, там хлопает холодильник. 

— Да нахер мне твой борщ опять? — кричит. 

Звякает крышка, Саня тащит всю кастрюлю в туалет и выливает в унитаз, смывает. Весь пол в свекольных брызгах. Даша с Глебом этот борщ еще дня два бы ели. 

— Слушай, — Даша старается говорить спокойно, — ну не хочешь ты суп, скажи мне, я тебе отдельно приготовлю, что надо. 

Он молча одевается.

— Куда ты собрался?

— За кудыкину гору, б**...

За кудыкину гору, ну да. Он трет переписки в телефоне, еще до свадьбы начал, Даша проверяла. Секса стало меньше, не старается совсем. И пьет Саня теперь не с Дашей, а с кем-то где-то как-то, злость закипает, поднимается по горлу, выливается наружу. 

— Опять по бабам? 

Последнее, что Даша видит перед ударом, — это Глеб. Он выглядывает из своей комнаты, что-то кричит с ужасом на лице, но уже не слышно, только звон в ушах, и Даша лежит на полу, думает: не дай бог сейчас и Глебу прилетит, Саня же что-нибудь ему сломает точно. 

Лицо болит. Санины ноги в синих хэбэшных носках уходят в сторону кухни, что-то звенит, разбиваясь. Пахнет паленым. Даша с трудом поднимается, идет следом — еще пожар устроит. Но это горят карты Таро в раковине, Саня их сжигает. 

— Устроила тут, баба Ванга, б****... Еще, сука, куриц в жертву принеси на кухонном столе. 

Потом он идет в большую комнату, распахивает гардероб и окно тоже распахивает настежь. Подоконник заливает дождь. Саня сгребает Дашины вещи, не глядя, бросает все на улицу, во тьму. Футболки падают подбитыми белыми птицами, их сносит к ЛЭП. 

— Сама щас отсюда уедешь. 

Во тьму летит зимний сапог из коробки на верхней полке. За ним второй. Даша представляет, как под окнами идет кто-то, и тут с десятого этажа падает женский сапог на каблуке. Она расхохоталась бы, но лицо болит. 

— Это моя квартира, я тут живу, придурок, — говорит она, но отступает, готовая бежать, когда Саня идет к ней. 

Но он не бьет, нет.

Он забирает зонт, ключ от машины и уходит. Даша запирает дверь — на щеколду и поскорее, чтобы снаружи не открыть. Идет на кухню, выгребает обугленные Таро в мусорку. Они рассыпаются веером в ведре, виден тринадцатый аркан, подмигивает Смерть. 

Даша вытаскивает ее и сжигает полностью. Собирает с пола осколки тарелок. Затем открывает окно, выпускает дым на улицу. Надо спуститься за вещами, забрать их, но Даша не может, ноги отяжелели, она сама вся отяжелела, голова чугунная, заваливается вперед, и Даша заваливает ее на стол лицом вниз. Скатерть намокает, и пепел на ней растворяется серым пятном (сколько раз говорила в квартире не курить). 

Она слышит легкие шаги. На спину ложится теплая детская ладошка, гладит ее между лопаток. 

— Мам, ты устала? — спрашивает Глеб. 

Даша кивает: да, устала. Очень. 

С утра она едет, снимает побои. Потом в ментовку писать заявление — она решила точно, не спустит это Сашке с рук. В ментовке ей говорят: он же не привлекался? Будет административка или сама придешь забирать потом, сколько уже раз так было. Но не со мной же, отвечает Даша. Ее продолжают уговаривать: просто не открывай ему, и все, ты этой административкой его только разозлишь и все такое прочее. В итоге Даша не пишет ничего. 

Приходит эсэмэс. 

прости зай 

Она его стирает. Срочно меняет замки. Собирает Санины вещи в чемоданы и пакеты, выносит все на лестничную клетку. Отправляет сообщение: забирай, пока не утащили, а сама вместе с Глебом едет к подруге пожить на пару дней — все равно с таким фингалом на лице не выйдешь на работу. Подруга в ужасе, конечно. Предлагает и дольше у нее пожить, но это уже неудобно. И вдруг Саня найдет их, устроит проблемы? Даша не может так ее подставить. 

Глебу надо в школу, первый класс же, классный руководитель обзвонилась. Даша врет, что все болеют. Решила не водить как можно дольше — вдруг Саня подкараулит их у школы? Когда она представляет их встречу, у нее холодеют ладони. 

После подруги они живут у мамы, та выедает мозг. Саня регулярно звонит, мама протягивает трубку: ответь, мол, — но Даша не берет. О чем с ним говорить теперь? 

Саша с ней явно не согласен. С неизвестного номера приходят эсэмэс. 

я тебя найду сука 

я тебя найду 

В первую же ночь, когда Даша остается дома, она просыпается от того, что кто-то шерудит в замке. Как будто металлическая мышь скребется, грызет дырку из подъезда. Даша не шевелится, она слушает, как эта мышь шуршит, сопит, точит зубы. Когда все утихает, Даша смотрит в глазок — никого, выгнутая лестничная клетка, бело-зеленые стены, лифт. 

Утром они с Глебом выходят, а рыжеватый дерматин входной двери изрезан, вылезли поролоновые внутренности, и черным маркером написано: «ШЛЮХА». 

В замочной скважине жвачка, приходится опять ждать мастера, опять менять. Потом ждать полицию, писать заявление. Даша снимает дверь на телефон. Подумав, шлет контакты Сашки, фото двери, справки о побоях и эсэмэс с угрозами матери. Хочет отправить и Илье, но в последний момент передумывает. 

Мать тут же перезванивает, спрашивает:

— Дарья, что это?

Даша рассказывает все. Перестает рассказывать, услышав смех на том конце. 

— Совсем с ума сошел, какая у него любовь к тебе, смотри-ка. Дарья, надо простить. Он же неплохой мужик. Столько для вас сделал. Не каждый женится на женщине с ребенком, между прочим. Сорвался, ну бывает. Вспомни отца... 

Даша глядит в окно на линии ЛЭП, вскочить на них и побежать. Трос будет мягко пружинить под ногами, немного подбрасывать к небу, лишать Дашу веса. 

— Глеб может пожить у тебя до ноября? — спрашивает она. 

— Я же улетаю послезавтра, я говорила тебе? Не говорила? Тут Лариса едет в Турцию, меня позвала, и мы нашли недорогое турагентство, у них все включено, горящий тур, и там отель большой, Лариса прислала фото, будут экскурсии, скорей всего, а я-то английского не знаю, но, сказали, будет русский гид... 

С настоящим мужчиной нужно уметь вести себя, говорит ей мама. Когда надо — промолчать. Он просто вспыльчивый, ты понимаешь? 

Даша понимает все. Она бежит все дальше по проводам, туда, где тихо, где нету никого.