«Годовщина свадьбы будет скорбным днем»: отрывок из романа о семейных узах и секретах
Давно не общавшиеся брат и сестра встречаются на похоронах матери, которая вместе с завещанием оставила им аудиозапись с рассказом о семейной тайне и черный торт — символ родственных уз. Правда, несколькими десятилетиями ранее точно такой же торт был подан на свадьбе, которая закончилась смертью жениха.
События начали развиваться еще за два дня до свадебного приема. В тот четверг Перл развела огонь под большим котлом и открыла мешок тростникового сахара. Она глубоко погрузила мерную ложку в россыпь коричневых кристаллов, пахнувших землей и черной патокой. Это был отличнейший местный сахар-сырец, но его, не говоря уже о восьми часах труда, предстояло потратить впустую: торт свадебный, а брак-то, по сути, фиктивный.
Кощунство.
Согласно традиции жениху с невестой надлежало приберечь порцию ромового торта для празднования первой годовщины. Несколько современных пар, поженившихся по любви и имеющих дома электрические морозилки, теперь хранили порции тортов более длительное время, каждый год отрезая по куску. Но эта свадьба, думала Перл, не стоит такой чести. Для нее день свадьбы Кови будет скорбным днем, а 1965 год станет годом горьких прощаний.
Она знала Кови с ее рождения. Родители Кови наняли Перл через одну знакомую, и она стала служить у них на северном побережье, а отпуск брала только по случаю рождения двоих своих сыновей. Трудно поверить, что перед переездом сюда Перл никогда не покидала столицы. Она росла, слушая рассказы о знаменитой местной лагуне, но даже прелестнейшие южные пляжи не подготовили ее к подобной красоте. Это кажущееся бездонным водное пространство переливчатых оттенков... Пляжи вдоль аквамариновых бухт, окруженных пышной растительностью... Песок, озаряемый по ночам крошечными морскими «светлячками»…
Перл полюбила эту часть острова, полюбила местного мужчину. Она привыкла заботиться о Ковентине почти так же, как и о собственных детях. А мать Кови — мисс Матильда, как Перл называла ее в присутствии других людей, — подарила Перл нечто такое, на что она не рассчитывала. Дружбу.
Перл не порицала Матильду за то, что та сбежала от отца Кови. Ни дня в их доме не проходило без огорчений. Но она не понимала, как Матильда могла так долго быть вдали от собственного ребенка. В свое время она обещала прислать за Кови и оставила Перл денег на то, чтобы все устроить. Когда придет время, говорила Матильда. Но оно так и не пришло.
Минуло шесть лет с того дня, как исчезла мать Кови, и последние четыре года у Перл не было вестей от нее. Разумеется, Кови об этом не знала. Перл никогда не рассказывала Кови, что после ухода ее матери она поддерживала с ней связь. И Перл решила ничего не говорить Кови и впредь. Она гнала мысли о том, что с Матильдой могло случиться что-то ужасное, но еще мучительнее было предполагать, что та по какой-то причине передумала забирать дочь.
Перл всегда старалась окружить девочку материнской заботой, которой ей так не хватало. Но разве заменишь ребенку мать? Она следила за тем, чтобы Кови не ходила неряхой и хорошо питалась. А перед тем как вечером отправиться к себе домой, Перл крепко обнимала Кови — и не оставила этой привычки, даже когда девочка переросла ее. Но история со свадьбой изменила их отношения.
К своим семнадцати годам Кови превратилась в красивую девушку, привлекавшую всеобщее внимание, хотя она, казалось, этого не замечала. Похоже, ее волновали лишь Грант, Банни и плавание. Неизменно плавание. Однако Коротышка положил всему этому конец. Теперь он являлся к ним в дом почти каждый вечер. Голос его звучал наигранно-бодро, но взгляд был тяжелым.
Когда у Кови бывало плохое настроение, она пробиралась в кухню и, плюхнувшись на табурет, произносила имя Перл так, как привыкла с детства: П-е-е-ерл. Но по мере приближения дня свадьбы Перл стала замечать, что Кови избегает ее. Она перестала приходить в кухню. Молчала или роняла скупые ответы, когда к ней обращались. Все это ранило сердце Перл, хотя она понимала, почему это происходит.
Как-то на неделе Кови заглянула в кухню и застала Перл за подготовкой ингредиентов для свадебного торта. «Что это?!» — воскликнула девушка, увидев, чем занимается помощница по хозяйству. Та не успела ответить. Кови метнулась прочь, и с этого момента их дружба дала трещину. Перл догадывалась: Кови чувствует, что ее предали. Перл, отец — те, кто должен был защитить ее от подобной участи. Но как именно могла Перл помешать происходящему?
Кухонные хлопоты всегда прогоняли тревогу Перл. Она положила в кастрюлю сахар и вдохнула его аромат. Этот аромат вернул ее к жарким дням детства, к запаху свежих стеблей сахарного тростника, с которых снимали кожицу, к запаху сладкого сока, наполнявшего рот, когда она жевала волокнистые стебли, к тенистой пуансиане, усыпанной оранжевыми цветками... Когда Кови была маленькой, Перл угощала этим особым лакомством ее, а позже — своих мальчиков.
И вот теперь Кови хотела, чтобы Перл жила с ней в ее новом доме, но жених был против. Нескрываемая враждебность Коротышки к Перл лишь подстегивала ее решимость сделать следующий шаг. Сразу после свадьбы Перл оставит службу у отца Кови. Ее часто приглашали в услужение жены важных людей. Но она предпочла бы работу на виллах среди холмов. Там хорошо платят, а гости надолго не задерживаются, так что ей не придется вникать в подробности их жизни.
Оставался лишь один вопрос. Как Перл может помочь Кови освободиться от Коротышки?
От этого зверя.
Сахар начал темнеть и дымиться, пока Перл помешивала его. Когда он стал почти черным, она взяла небольшой ковшик с кипящей водой и вылила ее в сахар, отворачивая лицо, поскольку смесь начала шипеть и булькать. Она добавит эту черную мешанину в жидкое тесто, но сначала взобьет масло с яйцами, всыплет муку, положит специи и, наконец, смесь сухофруктов, которые несколько недель вымачивались в темном роме и портвейне. Этот торт будет произведением искусства.
Разбивая яйца и добавляя масляно-яичную заливку в тесто, Перл размышляла о том, найдется ли способ отравить часть торта, не подвергая опасности Кови и гостей свадьбы. У нее кое-что было — нечто способное быстро подействовать, и это нечто она, повинуясь порыву, засунула в карман фартука. Перл открыла банки с маринованными сухофруктами, и ноздри ей защекотал аромат алкоголя. Она вливала, размешивала, скребла и снова размешивала. К тому моменту, как она поставила в духовку первую пару противней с тестом, ее охватило уныние. Она уже толком не знала, что делать.
Безусловно, лишь немногие из гостей на свадьбе огорчатся, если Коротышка Генри отправится к дьяволу, однако невозможно атаковать столь могущественного человека, не навлекая беды. Даже если удастся отравить только кусок торта, предназначенный для Коротышки, горожане непременно возмутятся, вмешаются полицейские, а улики будут указывать непосредственно на Перл.
Она достала из кармана пузырек с ядом и повертела в руках, рассматривая этикетку. Нет, Перл не желала окончить свои дни в тюрьме. Она не вправе поступать так с детьми, не вправе тревожить память покойного мужа. И она больше не уверена, что это разрешит проблемы Кови. В случае внезапной кончины жениха семейству Коротышки не составит большого труда принудить Кови выйти замуж за его брата. Перл опустила пузырек в карман.
Ей надо было подумать. Перл понимала, какими глазами люди смотрят на нее. Лишь немногие сочли бы, что у женщины вроде Перл хватит средств и хитрости для осуществления определенных замыслов. Были свои преимущества в том, что некоторые смотрели на нее свысока. Именно поэтому Перл почувствовала уверенность в том, что сможет найти способ помочь Кови. Такой ход мыслей успокоил ее нервы. А кроме этого, утешали слова молитвы к Богу с просьбой избавить ее от адских мук.
Утром перед свадьбой Перл украсила торт россыпью цветов из глазури — нежных барвинков. Они восхитят гостей, но лишь Кови прочтет послание, заключенное в бледных лепестках. Перл подобрала для них сиреневый оттенок. Верхний ярус торта, украшенный цветами, отправят домой с женихом и невестой. Перл была уверена, что, несмотря на свою подавленность, Кови улыбнется при взгляде на барвинки. Она не любила сиреневый цвет. Точно так же, как ее мать. Кови поймет то, что пытается сказать ей Перл.
Перл вытащила из кармана фартука маленький пузырек, который три дня носила с собой, и поставила его на столешницу. Потом принялась накладывать глазурь из миски в кондитерский мешок. В этот момент она услышала: «Тсс!» — и, обернувшись, увидела в дверях Банни. Перл задвинула пузырек за миску и помахала Банни, приглашая войти.
— Ну-ка дай посмотрю на тебя, — сказала Перл.
Банни закружилась на месте, демонстрируя светлое воздушное платье, надетое в честь свадьбы подруги. Покачала ногой, потом другой вправовлево, показывая туфли. Они подходили к платью по тону. Однако улыбка быстро сошла с лица Банни. Она приблизилась к Перл, оперлась на столешницу и опустила голову.
— Понимаю, Банни, понимаю, — сказала Перл. Потом кивнула на торт. — Взгляни.
— Это замечательно, Перл, — вздохнула Банни, едва сдерживая слезы. Потом поморщилась. — Но цветы... Они сиреневые!
— Да, это так, — важно кивнув, согласилась Перл.
— Ведь Кови терпеть не может этот цвет.
— Да, верно, — сказала Перл и подбоченилась, ожидая, пока Банни сообразит, что к чему.
Наконец та улыбнулась и медленно кивнула. Выпрямившись, она потянулась к миске и подцепила пальцем чуточку глазури с края. Слизнув глазурь, она снова протянула руку к миске.
— Нет, иди-иди! — замахала на нее Перл. — Мне надо тут закончить. Увидимся в зале.
— Хорошо, встретимся позже, — вытирая руки о полотенце, ответила Банни.
— Прогуляйся пока. — И Перл наклонилась, доставая из шкафчика под столешницей сахарную пудру.
Когда она выпрямилась, Банни была уже в соседней комнате.
В разгар торжества черный торт вкатили на столике в банкетный зал. Торт был прикрыт белым тюлем. Когда четверо гостей подняли тюль, на миг воцарилась тишина. В следующий момент раздались возгласы и аплодисменты — все оценили новое произведение Перл. Кови же стояла, уставившись на торт отсутствующим взглядом. Через несколько секунд выражение ее лица начало меняться. Поначалу у нее был озадаченный вид, совсем как у Банни, увидевшей торт утром. Кови взглянула на Перл, потом перевела взгляд на торт, и ее лицо смягчилось. Наконец она поняла смысл увиденного. Это было небольшое утешение, но все-таки…
Никто больше Перл не был поражен тем, что случилось вскоре. Сразу после четырех пополудни Кларенс Генри, он же Коротышка, тридцати восьми лет, безжалостный ростовщик, не гнушавшийся подчас убийством, поднялся из-за стола, за которым они с невестой Ковентиной Линкок по прозвищу Дельфин, неполных восемнадцати лет, доедали свои порции ромового торта, потом зашатался, повалился на стул и рухнул замертво на белый плиточный пол.
Перл бросилась через зал, пытаясь найти Кови. Но когда она пересекла его из конца в конец, Кови уже исчезла.