«Звук падения»: одна из самых громких премьер в Каннах — о судьбе четырех девочек
У фильма «Звук падения» немецкого режиссера Маши Шилински сложилась интересная судьба еще до премьеры на Каннском фестивале. По слухам, картину должны были взять в конкурс Берлинале, однако ее «украл» художественный руководитель Канн Тьерри Фремо, пообещав взять первую в фильмографии Шилински полнометражную работу в основной конкурс — щедрое предложение для дебюта. Подобное отношение к картине сразу же вызвало предположения, что она претендует чуть ли не на «Золотую пальмовую ветвь». В итоге «Звук падения» стал одним из самых ожидаемых проектов фестиваля.
Картина рассказывает о четырех девочках из разных поколений, которые в разные периоды XX века живут на одной и той же ферме на севере Германии. Судьбы одних героинь переплетаются друг с другом, между другими связь не очевидна.
Шилински, как и многие молодые режиссеры в Германии, не любит говорить со зрителем напрямую и изъясняется исключительно намеками. Камера скользит по стенам старого дома, исторические периоды и герои сменяют друг друга без предупреждения, а о сюжете можно догадаться только по взглядам, перешептываниям, по увиденному через замочную скважину. Юным актрисам, которые держат на себе весь фильм, приходится нелегко: все чувства их персонажей в основном передаются через полуулыбки и редкий закадровый голос, помогающий хоть немного сориентироваться во внутреннем мире героинь и причинах их поступков. За кадром вообще много чего происходит — инцест, гистерэктомия, война и смерть близких.
Шилински явно пытается показать все, на что способна. «Звук падения» — невероятно амбициозный фильм, который пытается охватить целое столетие и потому похож на роман-эпопею, несмотря на маленькое пространство скромной фермы. В отдельные моменты кажется, что фильму так и хочется опереться на литературную основу, как на клюку, чтобы шаткая конструкция образов и метафор не развалилась под своим весом. При этом весь 2,5-часовой фильм сводится к двум мыслям.
Шилински воспринимает жизнь только через призму смерти: любое событие или принятое решение может вести к погибели. Поэтому в тщательно выверенных, манерных кадрах, снятых на пленку старомодного, почти квадратного формата, нам показывают мертвых детей, наряженных для семейного фото post mortem, похоронные ритуалы, гробы: мы все умрем, а может, уже умерли и просто об этом не знаем.
И вообще, быть девочкой нелегко, не устает напоминать Шилински. За время, прошедшее с начала движения #MeToo, можно было бы уже усвоить эту простую истину, тем более, что талантливые режиссеры сняли на эту тему множество фильмов (у Селин Сьямма, например, есть работа, которая так и называется — «Девичество»). Однако Шилински относится к этой теме, как и к самой себе, с максимальной серьезностью. В буколических пейзажах сельской Германии девочки горят от мужских взглядов, страдают в плену своей сексуальности и жаждут запретного.
Формально это драма, но режиссер постоянно заигрывает с хоррором. Отсюда наводящий ужас саунд-дизайн, напоминающий о фильмах Джонатана Глейзера («Побудь в моей шкуре», «Зона интересов»), и словно подернутые патиной кадры. Жанр фильма ужасов был переосмыслен женщинами в контексте женского опыта не раз. Взять хотя бы «Сырое» Жюлии Дюкурно, которая выиграла Канны в 2021 году с боди-хоррором «Титан», или «Субстанцию» Корали Фаржа, ставшую одной из главных сенсаций на Круазетт в прошлом году. Шилински следует тренду и удачно вплетает элементы фильмов ужаса, подчеркивающие глубину переживаемого героинями опыта.
«Звук падения» невероятно красивый, но холодный и враждебный. Он не хочет пускать зрителя в себя и в конечном счете как будто говорит обо всем и ни о чем одновременно. Режиссер слишком увлекается формой и за игрой в кошки-мышки и мрачными анекдотами из жизни немецких подростков забывает, что, собственно, она хотела рассказать.
В то же время, при всех сравнениях Шилински с работами ее великих предшественников вроде Михаэля Ханеке с его «Белой лентой», режиссеру удается найти собственный голос, если не идейно, то стилистически.