Дело о потерянных девушках: почему насилие в секс-индустрии предпочитают не замечать

В марте 2025 года вышел сериал «Алая река», посвященный расследованию преступлений против работниц секс-индустрии. После пилотной серии критики назвали его «на удивление свежим и пугающим своей правдоподобной мрачностью». Действие происходит в Кенсингтоне, нуарном городке в Филадельфии, где царят мелкая преступность и наркотики, а еще — начинают пропадать девушки, вовлеченные в проституцию. Их исчезновения (и даже найденные потом трупы) не слишком интересуют местную полицию. Однако молодая следовательница Мики Фитцджеральд (Аманда Сейфрид) берется за дело после пропажи сестры и встречается с равнодушием и коррупцией властей. 

История сериала выросла из реального опыта писательницы Лиз Мур — автора одноименного романа. В 2009 году она отправилась с фотографом Джеффри Стокбриджем по бедным районам Кенсингтона и взяла интервью у десятков местных секс-работниц. Это были откровенные истории о приеме психотропных веществ, разрушенных семьях, разбитых надеждах — и насилии, от которого правоохранительные органы не защищали. Более того, некоторые из них часто сами выступали насильниками. В 2019 году выяснилось, что более 100 офицеров из Филадельфии годами пользовались услугами женщин, вовлеченных в проституцию, и покрывали преступления против них. 

Кенсингтонский случай не единственный. По данным 30-летнего исследования социологов и криминалистов из штата Колорадо, риск насильственной смерти для женщин в проституции в 18 раз выше, чем для остального населения: из каждых 100 000 в среднем убивают 229 человек. 

Рутинное насилие

Насилие против женщин в секс-индустрии — это не исключение, а система, показывают исследования. Немецкий социолог и гендерный эксперт Мануэла Шон проанализировала случаи убийств и нападений на женщин, вовлеченных в проституцию, в Германии с 1920 по 2017 год. Во всех зафиксированных случаях преступники были мужчинами — среди них оказывались как студенты и безработные, так и врачи, профессора и отцы семейств. Почти половину нападений (47,4%) совершили клиенты. В 6,1% случаев — бывшие или действующие партнеры, в 8,8% — сутенеры. Еще четверть (24,6%) — серийные преступники, специально охотившиеся на женщин, вовлеченных в проституцию. Практически 90% насилия и убийств происходит за закрытыми дверями — в отелях или дома. 

Женщины, работающие в «премиальном» сегменте секс-индустрии, сталкиваются с насилием так же часто, как и те, кто ищет клиентов на улицах. Активистка и правозащитница, занимающаяся вопросами торговли людьми, Элли Эрроу собрала примеры, которые показывают, что уязвимость женщин в секс-индустрии остается постоянной. В 1991 году 19-летнюю Шэрон Хоар убил мужчина, заплативший ей £500 за ночь (более 50 000 рублей по современному курсу). В 2011 году клиент жестоко избил женщину после того, как ему показалось, что она прикасалась к нему «без энтузиазма», притом что он заплатил ей €460 (примерно 40 000 рублей). В 2018 году Захид Насим, постоянный клиент Кристины Эбботс, с которой он договорился о встрече за $2500 (почти 200 000 рублей), 13 раз ударил ее по голове и оставил умирать.

Ни стоимость услуг, ни обстоятельства, ни социальное положение убийц и жертв не влияют на готовность полиции расследовать преступления против женщин в секс-индустрии. Эти дела часто остаются без движения — или даже без попытки завести уголовное производство. Авторы мета-исследования проституции в США за последние 37 лет называют это явление missing missing — «пропавшие пропавшие». «Их [проституированных женщин] не считают при жизни, про них забывают после смерти. На их похороны никто не приходит, а родственники часто отрекаются даже после смерти», — говорит Наама Голдберг, глава израильского правозащитного фонда «Ло-Омдот-Менегед».

Адвокат Мари Давтян, руководительница Центра защиты пострадавших от домашнего насилия при Консорциуме женских НПО, в разговоре с Forbes Woman отмечает, что в обществе женщины, вовлеченные в проституцию, часто подвергаются дегуманизации, поскольку воспринимаются как «неправильные» — в отличие от «настоящих, хороших» женщин. По ее словам, это во многом объясняет, почему полиция не проявляет активности в расследовании преступлений, совершенных против секс-работниц. Вместо того чтобы видеть в них потерпевших, правоохранители воспринимают их как нарушительниц, что напрямую влияет на характер реагирования.

Жанна Чернова, доктор социологических наук и ведущий научный сотрудник Социологического института РАН, подчеркивает: отказ полиции защищать женщин из секс-индустрии — это не вопрос индивидуальной халатности, а часть системного подхода. Их по умолчанию воспринимают не как гражданок, а как нарушительниц общественного порядка. В результате обращение в полицию становится не способом получить помощь, а источником новых рисков — от насмешек и игнорирования до шантажа и повторного насилия.

Аргументы, которыми оперируют сотрудники полиции, нередко совпадают с теми, что используют сами клиенты. В исследовании социологов из Сан-Франциско «Мужчины, которые покупают секс» 55% опрошенных заявили, что «насилие над секс-работницей» — это оксюморон: если женщина занимается проституцией, значит, дает согласие на любые действия. Почти половина участников опроса (47%) уверены, что у секс-работниц нет прав априори. Один из респондентов сформулировал это так: «Проституция — это когда ты делаешь с ней все, что хочешь, и знаешь, что тебе за это ничего не будет».

Подобное отношение порождает прецеденты для безнаказанного насилия по отношению к работницам секс-индустрии. Мари Давтян рассказывает, что многие серийные преступники уверены, будто бы выполняют «важную миссию» — избавляют общество от «неправильных» женщин. В деле «Ангарского маньяка» Михаила Попкова, который в период с 1992 по 2011 год убил 85 женщины в Иркутской области, по словам адвоката, полиция начала действовать лишь после обнаружения тел, а заявления уцелевших женщин игнорировались. Сам Попков заявлял, что «очищает мир от порока» — эта логика в правоохранительной системе нередко встречает молчаливое одобрение.

Серийный убийца Алексей Варакин, признанный судом невменяемым, в 2010 году убил двух женщин, вовлеченных в проституцию. Его отправили на принудительное лечение и освободили в 2021 году. В 2023-м он вновь совершил двойное убийство. В марте 2025 года суд снова признал его невменяемым и освободил от уголовной ответственности, отправив на принудительное лечение.

Женщины, вовлеченные в проституцию, становятся жертвами не только серийных убийц. В России зафиксированы сотни единичных нападений на них — и большинство таких случаев быстро исчезает из криминальной повестки. В 2009 году в Татарстане двое мужчин изнасиловали и убили девушку, сбросив тело в карьер. Несмотря на то что уголовное дело возбудили практически сразу, преступники без труда скрывались от полиции более 11 лет. В 2021 году в Уфе мужчина вызвал секс-работницу, отказался платить и напал на нее с ножом. На вопрос, зачем он это сделал, ответил: «Хочу острых ощущений. Меня все равно отмажут».

Проблемы с законом

Отношение правоохранительных органов к женщинам из секс-индустрии во многом зависит от юридической модели, действующей в стране. Например, в странах со шведским подходом — где ответственность несут не женщины, а покупатели сексуальных услуг — жертвы насилия чаще могут рассчитывать на защиту полиции. Легализация проституции, как в Германии или Бельгии, вызывает этические споры и связана с рисками роста трафикинга. Тем не менее она создает определенные правовые рамки, в которых фиксируются и регулируются обращения за помощью.

В России проституция не считается уголовным преступлением, но остается административным правонарушением. Женщин штрафуют, тем самым формируя статус нарушительницы без возможности правовой защиты. По словам социолога Жанны Черновой, такая модель исключает женщин из системы институциональной поддержки. Они остаются вне закона — не с точки зрения наказания, а с точки зрения прав. Это создает устойчивую уязвимость: женщины подвергаются насилию и унижению, не имея инструментов для обращения за помощью.

Адвокат Мари Давтян отмечает, что женщины, вовлеченные в проституцию, при обращении в полицию часто слышат отказ: им напоминают, что они сами нарушают закон и «знали, на что шли». По данным южноафриканской организации SWEAT, полицейские также ссылаются на то, что секс-работницы используют вымышленные имена и могут пропадать на недели без объяснений. Но, как подчеркивает Давтян, современные методы криминалистики позволяют устанавливать личности и находить людей даже при минимуме информации. Проблема состоит не в технических ограничениях, а в отсутствии желания искать.

Особенно неохотно полиция расследует побои, ограбления и изнасилования женщин, вовлеченных в проституцию. Одно из объяснений — распространенный миф о том, что изнасиловать секс-работницу якобы невозможно. В исследовании «Мужчины, которые покупают секс» четверть опрошенных заявили, что идея насилия над женщиной из секс-индустрии выглядит абсурдной. Почти половина (48%) признали, что элементы насилия воспринимаются ими как допустимая часть контакта — «разрешенный» способ ослабить контроль над собой и получить максимум власти. «Проституированных женщин воспринимают как тех, с кем допустимо все — это негласное соглашение, которое удобно многим, включая и некоторых женщин, — объясняет Вероника Антимоник, координатор фонда по борьбе с трафикингом «Безопасный дом». — Мол, пусть партнер реализует свои фантазии там, особенно если речь о жестоких и унизительных практиках из порно».

Стигматизация процветает и в медицинских учреждениях. В гонконгском исследовании качества медицинской помощи женщинам, вовлеченным в проституцию, половина участниц рассказали, что врачи обвиняли их в полученных травмах и диагнозах. «Я ходила к врачу под вымышленным именем, в очках и маске, и старалась как можно быстрее уйти», — рассказывает одна из респонденток. Обращение за помощью превращается в риск — не медицинский, а репутационный и эмоциональный.

С юридической точки зрения статус женщины не влияет на ее право на защиту. Как отмечает адвокат Даниил Зайцев, управляющий партнер компании «Зайцев и Партнеры», даже если человек вовлечен в проституцию, это не отменяет ответственности преступника. Закон не освобождает от наказания за насилие — вне зависимости от того, кем является потерпевшая.

Но на практике ситуация выглядит иначе. Стигма, предвзятость и системные сбои в правоохранительных и судебных органах делают защиту таких женщин редким исключением. Исследования показывают: в случаях сексуализированного насилия проституированные женщины почти всегда сталкиваются с виктимблеймингом и газлайтингом. Их опыт обесценивают, объясняя происходящее как «жесткий секс», советуя «не драматизировать» или обещая, что «все быстро заживет». Реакция на насилие смещается с сути на форму — с преступления на поведение пострадавшей.

По словам Зайцева, в делах о насилии против женщин, вовлеченных в проституцию, часто отказывают в возбуждении уголовного дела или меняют квалификацию на «мошенничество», «самоуправство» или вовсе указывают, что «состава преступления нет». В протоколах могут писать, что женщина «добровольно вступила в контакт» или что произошел «конфликт из-за денег». Даже при наличии медицинских освидетельствований следствие может не придавать значения некоторым травмам, особенно если потерпевшая известна как «проститутка». Один из примеров — дело 2018 года, открытое в Уфе. Студент Айо Осиа был обвинен в изнасиловании и ограблении женщины из секс-индустрии. Суд признал его виновным, но переквалифицировал обвинение (с тяжких статей — на средней тяжести) и назначил наказание ниже минимального. С учетом времени в СИЗО он вышел на свободу прямо из зала суда.

Как показывает практика, изнасилования женщин из секс-индустрии привлекают внимание следствия лишь в крайних случаях — когда дело доходит до тяжелых травм. Осенью 2019 года в Красноярске двое мужчин насиловали и избивали секс-работницу всю ночь. Чтобы спастись, она выпрыгнула с третьего этажа и получила серьезные повреждения позвоночника. Уголовное дело возбудили, подозреваемых поместили в СИЗО. 

Между двух зол

Сотрудники полиции не просто игнорируют насилие в отношении женщин из секс-индустрии, но нередко сами его совершают. Уровень дегуманизации таких женщин в системе правопорядка настолько высок, что за закрытыми дверями отделов может происходить что угодно, отмечает Мари Давтян. Зафиксированы случаи, когда девушек держали без воды и еды, заставляли выполнять уборку, применяли физическое насилие и принуждали к сексу.

По словам Вероники Антимоник, истории о том, как полицейские по выходным задерживали женщин и насиловали их в отделениях, — не миф. Сейчас этого стало меньше, но практика не исчезла полностью. Например, до сих пор популярны «субботники»: «Полицейские приезжают по субботам, забирают проституированных женщин в часть и насилуют их весь день», — утверждает Антимоник. Подобные дни могут устраивать в счет «платы» за защиту от преследования властей. Адвокат и бывший следователь Вадим Багатурия рассказывает, что «крышевание» секс-бизнеса по-прежнему распространено: полицейские могут как подбросить наркотики или оружие, так и защищать женщин, вовлеченных в проституцию, от других сотрудников правоохранительных органов.

Подобное положение женщин в секс-индустрии наблюдается и в других странах. В опросе Австралийской ассоциации секс-работников женщины рассказали, что полицейские регулярно требуют бесплатные услуги в обмен на молчание — особенно в регионах, где проституция уголовно наказуема. Один из типичных сценариев — принуждение к сексу без защиты. В США участницы расследования издания Truth Out сообщили, что их насиловали в обмен на обещание не задерживать, но позже все равно увозили в участок. Социолог, профессор Колледжа Бруклин Алекс Витале, автор книги «Конец полицейщины», пишет, что не менее трети женщин, вовлеченных в проституцию, сталкивались с насилием со стороны сотрудников правоохранительных органов.

Помимо бесплатных секс-услуг, сотрудники полиции могут использовать таких женщин для нелегального заработка. В 2023 году в Санкт-Петербурге раскрыли схему вымогательства с участием полицейских. По данным ГУ МВД, мужчины, представленные как клиенты, подбрасывали секс-работницам деньги, а затем вызывали полицию. Чтобы избежать задержания, девушки были вынуждены платить по 50 000 рублей. Адвокат Даниил Зайцев рассказывает, что полицейские могут заставлять женщин, вовлеченных в проституцию, собирать компромат на клиентов, незаметно фотографировать паспорта и передавать личные данные.

В результате женщины, работающие в секс-индустрии, избегают медицинской помощи, теряют жилье и сбережения, вынужденно переезжают, оставляют близких. И полностью исключают полицию из числа возможных способов защиты. «Я бы не вызвала копов, даже если бы меня избивали до смерти», — призналась одна из участниц опроса, опубликованного в International Journal of Crime. Согласно данным британской организации National Ugly Mugs, только 11% секс-работниц, пострадавших от насилия, сообщают об этом в полицию.

В исследовании, проведенном в Канаде в 2020 году, почти треть женщин из секс-индустрии заявили, что не доверяют полиции. Еще 8,6% имели негативный опыт взаимодействия с правоохранителями, а 38,3% считали насилие неизбежной частью своей работы — и не видели смысла обращаться за помощью. Социолог Жанна Чернова объясняет, что это результат устойчивой стигмы, при которой женщина, вовлеченная в проституцию, воспринимается как недостойная защиты — и со временем сама начинает воспринимать насилие как норму. В российском контексте ситуация усугубляется тем, что ответственность за насилие часто перекладывают на саму пострадавшую.

Формально административный штраф за проституцию в России выглядит мягкой мерой, но на практике он становится серьезным барьером для обращения за защитой. Как объясняет Мари Давтян, «административка» остается в личном деле и в любой момент может выйти на свет, что пугает женщин. Многие из них параллельно работают официально, и штраф ставит под угрозу их основную занятость. Особенно это чувствительно в малых городах, где огласка может привести к отторжению со стороны семьи и увольнению. С таким прошлым сложно устроиться на государственную или административную должность. Для мигранток риск еще выше: обращение в полицию может обернуться не только штрафом, но и депортацией.

Дополнительное давление исходит и со стороны сутенеров. По словам Вероники Антимоник, они практически всегда запрещают женщинам обращаться в полицию, а за попытку контакта с правоохранительными органами наказывают. В «премиум-сегменте» после насилия клиент может оплатить лечение, но только при условии, что женщина молчит. 

Сами правоохранители нередко заявляют, что готовы защищать женщин, вовлеченных в проституцию, но те якобы сами отказываются от помощи — отзывают заявления, дают противоречивые показания, перестают выходить на связь. Вероника Антимоник отмечает, что такое поведение характерно для людей с посттравматическим стрессом: реакция на насилие может меняться со временем, женщина действительно может не явиться на заседание или не ответить на звонок. Но большинство следователей не знают о травмоинформированном подходе — и воспринимают такую нестабильность не как симптом травмы, а как повод свернуть дело.

Психолог Нина Волонтэй в разговоре с Forbes Woman объясняет, что большинство женщин, вовлеченных в проституцию или другие формы эксплуатации, уже имеют опыт сексуализированного насилия. Их личные границы однажды были нарушены — и защищать их становится все труднее. По ее словам, эмоциональные реакции могут резко меняться: сегодня женщина уверена, что готова бороться, а завтра уже считает, что «ничего страшного не произошло» или что она сама виновата. Состояние колеблется от гнева до чувства вины.

Многое зависит и от следователя — насколько уважительно он общается и насколько совпадает с образом надежного защитника. «Когда клиент в последний раз избил и изнасиловал меня, я не стала звонить в полицию. Не хотела, чтобы меня травмировали еще сильнее», — рассказала одна из участниц упоминавшегося выше австралийского исследования.

Избежать насилия, добиться наказания

Универсального решения, которое обеспечило бы женщинам из секс-индустрии защиту и доступ к правосудию, не существует. Даже легализация, за которую выступают во многих странах, по словам адвоката Мари Давтян, часто приводит к росту трафикинга. Женщины без документов в таких системах оказываются в еще более уязвимом положении — с точки зрения закона они нарушительницы. Давтян подчеркивает: эффективнее снижать спрос на покупку сексуальных услуг, как это делает шведская модель.

Социолог Жанна Чернова скептически оценивает возможность внедрения этого подхода в России. В условиях, когда силовые органы работают как инструмент контроля, шведская модель может усилить репрессивные меры в отношении женщин, вовлеченных в проституцию, под видом заботы. По ее мнению, отмена административной ответственности за проституцию — необходимый шаг, чтобы снизить уровень стигмы.

По словам Вероники Антимоник из фонда «Безопасный дом», ключевой шаг — обучение полиции работе с пострадавшими из секс-индустрии. Специалисты фонда сопровождают подобные дела и редко видят мотивированных следователей — большинство не готово к сотрудничеству и отказывается воспринимать пострадавших всерьез. Однако в международной практике уже есть успешные примеры. Например, организация PathFinder проводит тренинги для полицейских в странах Азии и Африки — после них фиксируется снижение уровня насилия. В Великобритании похожие образовательные программы развивает ассоциация National Ugly Mugs, специализирующаяся на защите женщин, вовлеченных в проституцию.

Эксперты советуют пострадавшим женщинам обращаться в полицию только в сопровождении адвоката. Это снижает риск давления и помогает выстроить диалог без типичных обвинений вроде «а чего вы ждали, выбрав такую работу». Психолог Нина Волонтэй напоминает, что, помимо юридической поддержки, важна и работа с травмой. Женщины, пережившие насилие, часто утрачивают ощущение границ и уверенность в собственной ценности. Психологическая помощь помогает вернуть образ себя как человека, достойного уважения и ненасильственного отношения.

Журналист Роберт Колкер, автор книги «Пропавшие девушки», пишет, что игнорировать существование женщин из секс-индустрии — значит сознательно создавать для нападающих на них убийц и насильников пространство безнаказанности. Пока общество отказывается видеть этих женщин, не слышит их и не считает достойными защиты, насилие становится нормой, а не преступлением. Без системных изменений — в законодательстве и правоохранительных практиках — все останется на своих местах. И те, кто совершает преступления против самых уязвимых, по-прежнему будут уверены, что им ничего за это не будет.