«Время бабочек»: как женщины противостояли диктатуре в Доминиканской республике
Деде выбежала на улицу, едва послышался шум во дворе. Поначалу она не могла взять в толк, что происходит. Вся прислуга собралась на лужайке перед домом, у Фелы на руках надрывался в плаче Раулито. Рядом стояла Норис, держа Манолито за руку, оба они плакали. А Патрия упала на колени, раскачиваясь взад-вперед и горстями выдергивая траву из земли.
Фрагмент за фрагментом, Деде потихоньку собрала воедино историю, которую рассказывала Патрия.
Прежде чем из СВР (здесь: Служба военной разведки, — Forbes Woman) пришли за Педро и Нельсоном, они, предупрежденные знакомыми, сбежали в горы. Патрия открыла дверь и сообщила офицерам, что ее муж с сыном уехали в столицу, но те все равно ворвались внутрь. Они обыскали дом, перерыли поля и нашли закопанные ящики с преступным содержимым, а еще старую коробку с бумагами. «Подстрекательские материалы», — говорили они. Но Патрия углядела только милые блокнотики, заполненные девчачьим почерком. Скорее всего, тетрадки Норис, которые она спрятала в роще, чтобы скрыть от любопытного старшего брата.
Они перевернули весь дом, вынесли двери и окна, выкорчевали бесценные балки красного дерева из старого семейного ранчо Педро. Заливаясь слезами, Патрия говорила, что на ее глазах будто бы рушилась ее жизнь: стебли вьюнка, которые она обвила вокруг других растений на окне; портрет Пресвятой Девы в серебряной рамке, освященный епископом Игуэя; шкаф, который она по трафарету разрисовала уточками, когда родился Раулито.
Все это было разрушено, сломано, осквернено, уничтожено. А потом они подожгли то, что осталось.
Увидев пожар и испугавшись за Патрию с детьми, Нельсон и Педро спустились с холмов, подняв руки над головой, и сдались СВР.
— Я же была послушной! Я делала все правильно! — кричала Патрия, обращаясь к небесам. Земля вокруг нее была голой, трава печальными клочками валялась по сторонам.
Деде не знала, почему она сделала то, что произошло дальше. Ей казалось, что из-за горя ей хотелось спасти хоть что-то. Она встала на колени и начала утрамбовывать траву там, где она росла раньше. Успокаивающим голосом она напомнила сестре о вере, которая всегда поддерживала ее.
— Ты веришь в Господа, Вседержителя, Творца неба и земли…
Всхлипывая, Патрия пала ниц, твердя Символ веры:
— Света от Света, ради нас, людей, и ради нашего спасения…
— …сошедшего с небес, — твердым голосом подытожила Деде.
* * *
Они не могли связаться с Хаймито, потому что он на целый день уехал на табачные торги. Новый врач не смог приехать из Сан-Франсиско после того, как они объяснили ему, зачем он им нужен. У него неотложное дело, сказал он Деде, но, прекрасно разбираясь в оттенках страха, она догадалась, что он просто боится. Дон Бернардо любезно принес успокоительные доньи Белен, и, не делая различий, Деде раздала каждому по небольшой дозе, даже малышам, даже Тоно и Феле, и, конечно, своим мальчикам. Дом наполнился гнетущей тоской, под воздействием милтауна (успокоительное, таблетки от тревоги, появившиеся в 1950-е годы. — Прим. ред.) и недавних событий все двигались словно в замедленной съемке. Деде продолжала дозваниваться до дома матери Маноло, где находилась Минерва, но линия окончательно вышла из строя, и телефонистка начала раздражаться.
Но Деде не оставляла попыток и в конце концов все же дозвонилась. Какое облегчение она почувствовала, услышав голос Минервы! Тогда-то она и поняла, что, несмотря на всю свою нерешительность, у нее никогда не было особого выбора. Неважно, участвовала она в их подпольных делах или нет, ее судьба была накрепко связана с судьбами ее сестер. Она всегда будет испытывать те же страдания, что и они. Если бы они умерли, она ни за что не пожелала бы продолжать жить без них.
Да, Маноло тоже арестовали вчера вечером. Голос Минервы был напряженным. Донья Фефита, мать Маноло, без сомнения, была рядом. Время от времени Минерва разражалась приступами ужасного кашля.
— Ты в порядке? — спросила ее Деде.
Последовала долгая пауза.
— Да-да, — отмахнулась Минерва. — Телефон не работает, но дом выстоял. Им нечего было забрать, кроме книг. — Смех Минервы перешел во взрывной приступ кашля. — Да это просто аллергия, — объяснила она, когда Деде взволнованно предположила, что она больна.
— Позови Патрию, пожалуйста, — попросила Минерва после этого мрачного пояснения. — Я хочу кое-что у нее узнать.
Когда Деде сказала, что Патрия наконец уснула благодаря успокоительному и что лучше ее, наверное, пока не беспокоить, Минерва ни с того ни с сего спросила:
— Ты не знаешь, у нее сохранились какие-нибудь детские туфли для тенниса?
— Ай, Минерва, — вздохнула Деде. Их зашифрованный язык был настолько прозрачен, что даже она сразу поняла, о чем говорит сестра. — Здесь мама, она хочет поговорить с тобой.
Мама начала умолять Минерву приехать домой.
— Будет лучше, если мы все соберемся вместе. — Наконец она отдала трубку обратно Деде. — Уговори ее. — Будто Минерва когда-нибудь прислушивалась к Деде!
— Я не собираюсь бежать в панике, — заявила Минерва прежде, чем Деде начала ее убеждать. — Я в порядке. Так Патрия точно не сможет подойти?
Несколько дней спустя Деде получила паническую записку от Минервы. Она была в отчаянии. Ей нужны были деньги. К ней нагрянули кредиторы. Ей требовались лекарства, потому что («Не говори маме!») у нее обнаружили туберкулез.
— Ужасно не хочу тебя впутывать, но поскольку ты отвечаешь за семейные финансы… — Не могла бы Деде одолжить ей небольшую сумму, которую потом можно было бы вычесть из доли Минервы в праве собственности на дом и землю?
Какая все-таки она гордячка, ни за что просто так не попросит о помощи! Деде поехала к сестре на пикапе Хаймито и не стала заезжать к маме, чтобы позвонить, поскольку та сразу начала бы задавать вопросы. Деде позвонила Минерве из банка, чтобы сообщить, что выезжает к ней с деньгами, но трубку взяла безутешная донья Фефита. Минерву забрали в то же утро, их домик обыскали и заколотили досками. Деде слышала, как на заднем фоне жалобно плачет Мину.
— Я к тебе приеду, — пообещала она девочке. Малышка немного успокоилась.
— А мама с тобой?
Деде сделала глубокий вдох.
— Да, мама здесь, — так было положено начало множеству выдумок. Позже она извернется и скажет, что имела в виду свою маму. Но сейчас она хотела избавить девочку хотя бы от толики будущих мучений.
Деде направилась в поля, где Хаймито должен был инспектировать, как сажают табак. В банке, набирая номер Минервы, она задавалась вопросом, что он сделает, когда придет домой и обнаружит пропажу жены, а вместе с ней — своего пикапа. Что-то подсказывало ей, что он не отреагирует обычным гневом. Помимо воли Деде признавала: ей нравится ощущение, что баланс сил в их браке меняется. Вернувшись домой из Рио-Сан-Хуана, она наконец со слезами сказала ему, что их отношения не могут продолжаться дальше. Он тоже пустил слезу и просил дать ему второй шанс. Это уже сотый шанс, думала она. События развивались стремительно, увлекая их за собой, отодвигая на второй план ее личные горести, ее зарождающиеся надежды, ее расправляющиеся крылья.
— Хаймито! — позвала она, завидев его издалека.
Он побежал к ней прямо по свежевспаханному полю, по колено в земле. Какая ирония, думала она, наблюдая за ним. Совсем недавно они едва не разошлись и не отправились каждый своей дорогой, но теперь их пути снова сходились воедино. В конце концов, они принимались за самое пламенное дело своей жизни, в котором они просто не имели права потерпеть неудачу, как раньше. Речь шла о спасении ее сестер.
* * *
Они проехали небольшое расстояние до маминого дома, обсуждая, как сообщить ей эту новость. Когда у Патрии случился нервный срыв на лужайке перед домом, у мамы опасно поднялось давление. Неужели это случилось всего неделю назад? Или даже меньше? Казалось, с тех пор как они побывали в аду страха и убийственного ожидания, прошли месяцы. С каждым днем арестов становилось все больше и больше. Списки в газетах становились все длиннее.
Когда они подъехали к дому, Деде поняла, что оберегать маму от новостей больше нет нужды. У входа было припарковано несколько черных «Фольксвагенов» и полицейская машина. Капитан Пенья, начальник северного отдела СВР, предъявил маме приказ арестовать Мате. У мамы случилась истерика. Мате крепко обнимала ее, рыдая от ужаса, и мама заявила, что никому не позволит забрать младшую дочь без нее. Деде услышала крики малышки Жаклин, зовущей мать из спальни.
— Возьмите меня вместо нее, прошу вас! — у двери на коленях стояла Патрия, моля капитана Пенья. — Умоляю вас, ради Бога!
Капитан, очень тучный человек, с интересом рассматривал вздымающуюся грудь Патрии, обдумывая предложение. Из соседнего дома, привлеченный шумом, прибежал дон Бернардо с бутылкой успокоительного. Он пытался поставить Патрию на ноги, но она не хотела или не могла встать. Хаймито отвел капитана в сторону. Деде видела, как Хаймито потянулся за своим бумажником, а капитан поймал его за руку. Господи, если дьявол отказывался брать взятку, значит, дело было совсем плохо.
Наконец капитан сказал, что сделает исключение. Мама может поехать с ними. Но едва погрузив перепуганную Мате в фургон, он подал сигнал, и водитель уехал, оставив маму стоять на дороге. Крики, доносившиеся из фургона, были невыносимы. Деде и Хаймито помчались за Марией Тересой, их небольшой пикап кренился из стороны в сторону, опасно виляя в потоке между более медленными машинами. Обычно Деде без конца делала замечания Хаймито по поводу его безрассудного вождения, а теперь обнаружила, что давит ногой на невидимую педаль газа со своей стороны. Но догнать фургон им так и не удалось. Когда они добрались до Форталесы в Сальседо и обратились к кому-то из начальства, им сказали, что юная llorona (исп. плакса. — Прим. пер.) с длинной косой переведена в столицу. Куда именно, никто не знал.
— Вот ублюдки! — возмущался Хаймито, когда они снова сели в пикап. Он ожесточенно колотил виниловое сиденье кулаком. — Им это с рук не сойдет!
Это была та самая жестокость, которая годами заставляла Деде сжиматься от страха. Но теперь вместо смятения она почувствовала прилив сострадания. Ни Хаймито, ни кто-либо другой не могли ничего поделать. И все же ее тронуло, что он в конце концов нашел свой способ послужить подполью — позаботиться о его женщинах.