Право на слово

На «карте свободы прессы», которую каждый год обновляет американский фонд Freedom House, мир выкрашен в три цвета. Зеленый, цвет свободы, — это Северная Америка, большая часть Европы, ЮАР, Австралия и Япония. Желтым цветом полусвободы показаны в основном развивающиеся страны — Латинская Америка например. Цветом несвободы — синим — закрашены Африка, значительная часть арабского мира, Китай и СНГ, включая Россию. Напрашивается вроде бы очевидный вывод: чем богаче страна, тем больше в ней свободы.

Специалисты из российского Института открытой экономики показали эту зависимость на графике (см. стр. 82), соотнеся доходы (ВВП на душу населения) и индекс независимости СМИ, — связь проступила вполне наглядно.

Но остались вопросы. Главный из них: что есть причина и что следствие, богатство помогает свободе или наоборот?

Рынок идей

Борьба за право открыто выражать взгляды обострялась тогда, когда появлялось значительное число людей с «неправильными» воззрениями. В Новое время свобода слова понадобилась сторонникам реформации. Вероятно, первым центром реализованной свободы слова стал в XVII веке Амстердам, а формулирование принципов началось позже, в Англии. Поэт и публицист Джон Мильтон в памфлете 1644 года «Ареопагитика» писал: мы оскорбляем истину неверием в то, что она победит в открытой борьбе с неправдой. «Кто знает хотя бы один случай, когда бы истина была побеждена в свободной и открытой борьбе?» — спрашивал Мильтон. Поэт настаивал на идее честного соревнования «хороших» и «плохих» идей: если дурные продукты могут быть вредны для здоровья, то «дурные книги разумному и разборчивому читателю могут во многих отношениях послужить к открытию, опровержению, предупреждению». В середине XIX века другой английский мыслитель, Джон Стюарт Милль, в «Эссе о свободе» указывал, что лучшее понимание истины возможно только при ее столкновении с ошибочными взглядами.

Окончательное оформление «западного» принципа свободы печати обычно связывают с судьей Верховного суда США Оливером Уэнделлом Холмсом, который ввел понятие «рынок идей». В 1919 году Холмс, которого прозвали «великим инакомыслящим», писал: «Лучшая проверка идеи на прочность — это ее способность добиться признания в ходе свободной конкуренции на рынке». Судья стремился довести до конца 300-летнюю борьбу за полное освобождение прессы от предварительных ограничений на публикации (но не от ответственности за уже опубликованный материал).

Символичным в этом длительном процессе стало даже не дело издателя порножурнала Penthouse Ларри Флинта, увековеченное в фильме Милоша Формана, а решение Верховного суда 1971 года по делу «New York Times против США». Газета опубликовала серию статей, основанную на оказавшихся в ее распоряжении секретных документах Пентагона. Это было внутреннее расследование американской политики во Вьетнаме и причин войны, предпринятое по заказу министра обороны США Роберта Макнамары. Администрация Ричарда Никсона попыталась через суд остановить публикацию. Дело дошло до Верховного суда, который постановил, что Первая поправка («Конгресс не должен издавать законов… ограничивающих свободу слова или печати…») сильнее любых соображений об угрозе безопасности и указаний на то, что документы были получены газетой нелегально.

Сколько стоит слово

Историки и философы продолжают спорить о том, что было сначала — слово или дело. Были ли первичны формирование капитализма и рост класса собственников? Или же отвоеванные свободы способствовали развитию предпринимательства и рынков? Очевидно, что стремление к укреплению прав собственности и к праву на собственное мнение подталкивали друг друга. И процесс этот шел медленно — традиция неподцензурной печати укреплялась в англосаксонском мире не одну сотню лет.

Но, может, рост благосостояния действительно в силах привести к росту спроса на свободу слова? Идея ученых из Института открытой экономики, представленная на круглом столе в Центре Карнеги «Cпрос на свободу слова в России», выглядит в этом смысле очень соблазнительно. Специалисты института Андрей Кунов, Алексей Ситников и Сергей Шульгин даже вывели пороговую сумму денег, которая нужна для наступления свободы слова. По их подсчетам, в тех странах, где две трети населения имеют располагаемый годовой доход в $7300 (по паритету покупательной способности), существуют независимые СМИ. Причем этот пороговый доход оставался неизменным последние 10 лет.

Для России эта сумма означает 5000 рублей располагаемого дохода на человека в месяц в текущих ценах (с учетом паритета покупательной способности). «Это та сумма, после которой… у человека должна, согласно нашей теории, возникнуть потребность в свободе слова», — говорит Кунов. Доля населения с таким доходом в России около 37%, так что пока о независимости СМИ говорить не приходится. В рейтинге Freedom House Россия с 67‑баллами находится в секторе «несвободы» (от 61 балла и выше). Фонд стал учитывать Россию с 1993 года. В 1994 году состояние нашей прессы было оценено как «частично свободное» — при 40 баллах. С тех пор рейтинг страны практически все время снижался (чем больше баллов, тем хуже).

Предположим теперь, что удвоение ВВП пойдет по плану, и к 2012 году сформируется критическая масса людей с доходами выше порогового уровня. Означает ли это, что к тому времени свобода слова восторжествует? Вовсе необязательно. «Если рост доходов будет формироваться только как результат распределения ренты, то на перспективы свободы слова в России придется смотреть очень скептически, — говорит Андрей Кунов. — Важно, чтобы собственность формировалась как результат абсолютно личных усилий человека».

Непрямой путь

Картина многим кажется упрощенной. Есть ведь бедные страны с давней традицией свободы слова — например Индия. Общество там не раз — на всеобщих выборах — доказывало нежелание расставаться с действующими демократическими институтами. Не укладываются в рамки ни Сингапур, ни Китай, ни богатые страны арабского мира. Исключением из общего правила выглядит и Латинская Америка. Представление о том, что при определенной критической массе людей с собственностью возникает спрос на независимую прессу, верно лишь для определенной группы стран — для западноевропейских и североамериканских стран первого эшелона, считает экономист Татьяна Ворожейкина, анализировавшая опыт реформ в России и Латинской Америке. Латиноамериканский опыт ХХ века показывает, по ее мнению, что средний класс в период модернизационных кризисов реагирует в целом антидемократически и настраивается скорее против свободы слова. «Это, к сожалению, факт», — заключает Ворожейкина.

Академик Виктор Полтерович, математик и экономист, считает, что очень важен, помимо прочих, фактор законности. После того как человек уже приобрел элементарные блага, появляется спрос на законность и порядок. «Это тот самый спрос, который прежде всего и предъявляет средний класс, — говорит Полтерович. — Им все равно, какая власть, важно, чтобы она обеспечивала сохранность собственности, важно, чтобы она давала возможность работать». Только после того как устанавливается законность и сформировано гражданское общество, может появиться настоящий спрос на демократию и свободу слова в частности. «Наши исследования показывают, что демократия оказывается полезной и эффективной в экономическом смысле только при высоком уровне законности. При низком она, наоборот, деструктивна».

Известные претензии есть и к данным Freedom House. Конечно, ежегодно проводимые этой организацией обзоры по свободе прессы отличаются уникальным охватом — в последнем выпуске 193 страны. Но это лишь коллекция экспертных оценок. Каждая страна оценивается по трем категориям — правовой, политической и экономической. Эксперты оценивают конституционные гарантии свободы выражения; потенциальные проблемы, связанные с антитеррористическим законодательством; независимость судов и регулирующих организаций; доступ к информации и источникам, давление на журналистов со стороны государства или бизнеса, случаи угроз, насилия и произвольного задержания властями. Среди экономических критериев — концентрация собственности на СМИ, прозрачность, расходы на открытие медиабизнеса. Упоминавшиеся выше зоны свободы, полусвободы и несвободы формируются довольно схематично. Негативные факторы суммируются.

Есть вопросы и к положению со свободой слова на родине ее законодателей. Конечно, ни Первой поправки, ни исторических определений Верховного суда США никто не отменял и не отменит. Но крупным медиакорпорациям давно уже очень удобно играть по правилам, которые судья Оливер Уэнделл Холмс не стал бы терпеть.

Одно понятно: «купить» свободу слова простой суммой доходов определенной группы населения никак не удастся.

Автор — редактор отдела «Комментарии» газеты «Ведомости»