Борис I: судьба реформатора
Неурожаи и крепостное право отодвинули вестернизацию России почти на сто лет
В конце XVI века на московском престоле оказался человек, чье имя стало впоследствии символом преступления — убийства юного сына Ивана Грозного, царевича Дмитрия. «Ради получения царства он воспылал из зависти, подобно Ироду, сильной злобой, и тогда он решился на убийство младенца… — писал в своих мемуарах дьяк Иван Тимофеев. — Восьми лет он, руками согласившихся на злодеяние, был зарезан ножом пред глазами родной его матери». Тимофеев, как и многие его современники, верил, что из-за Бориса Годунова «доныне земля Российская потрясается всякими бедами». На самом деле первый в истории России выборный царь был совсем неплохим правителем. Если бы не великая Смута, перенастроившая всю историческую оптику, Борис Годунов оставил бы по себе неоднозначную, но скорее добрую память. Но в народном сознании «после» значит «вследствие», и Смута, в возникновении которой Борис был почти не виноват, на многие столетия превратила его в антигероя русской истории.
Борис родился на рубеже 1540-1550-х годов. Выходцу из рода костромских бояр была уготована обычная роль придворного и военного, но благодаря влиятельному родственнику будущий монарх начал делать карьеру по линии спецслужб. Ведавший царским обиходом постельничий Дмитрий Годунов пристроил племянника в опричнину (так назывались и территория особого царского удела, и корпус наподобие монашеского ордена, созданный Иваном Грозным для охраны своей особы и искоренения изменников). Юный Борис служил оруженосцем царевича Ивана, но ушлый дядя выгодно женил его на дочери самого Малюты Скуратова — начальника опричного сыска. На третьей царской свадьбе в октябре 1571 года Борис с тестем выступали дружками венценосного жениха.
Мы ничего не знаем об участии Годунова в опричных экзекуциях, но политика во времена Ивана Грозного — дело жестокое. Перед тем как вступить в борьбу за высшую власть, он явно прошел весьма суровую школу.
На закате опричнины подозрительный царь казнил многих недавних соратников. В самом начале 1573 года верный Малюта, который мог послужить Годуновым заслоном от царской немилости, погиб под стенами шведской крепости в Ливонии. В какой-то момент дядя и племянник стали готовиться к худшему и отписали родному костромскому Ипатьевскому монастырю «искони вечное» сельцо Прискоково «по наших душах в наследье вечных благ вовеки». Но Годуновы уцелели, и Борис сделал еще один шаг наверх — выдал сестру Ирину замуж за второго царского сына, Федора, ставшего наследником престола после смерти царевича Ивана.
Через три года после смерти старшего сына перешел в мир иной и сам государь. Кажется, Ивану Грозному помогли. «...Он был удушен и окоченел», — бесстрастно передавал информацию о смерти царя вхожий во дворец английский дипломат и купец Джером Горсей. Он же назвал и присутствовавших при кончине царя лиц — Богдана Бельского (племянник Малюты Скуратова) и Бориса Годунова, кстати, связанных узами родства. У историков нет единого мнения по этому вопросу, но далее загадки только множатся. Куда-то исчез дьяк Савва Фролов, составлявший царское завещание. Пропал и сам этот важнейший документ — не потому ли, что имя Бориса недоверчивый царь не включил в число регентов при молодом государе?
Федор Иоаннович, вступивший на престол в марте 1584 года, был мало похож на доброго государя из пьесы Алексея Константиновича Толстого. Молодой монарх делил время между поездками по монастырям и медвежьей травлей и делами не интересовался — в отличие от своего шурина. Восхождение бывшего опричника к «высшей власти» напоминает сюжет крутого детектива. После смерти главы правительства боярина Никиты Романова Борису пришлось выдержать схватку не на жизнь, а на смерть с враждебной боярской группировкой, во главе которой стояли герой обороны Пскова от польских войск князь Иван Петрович Шуйский и митрополит Дионисий. Они попытались было под предлогом бесплодия развести царя с супругой; на столичные площади вышли недовольные правителем жители. Борис не раз находился на грани опалы и даже казни. Он даже посмел сватать сестру-царицу (при жизни хилого мужа!) за австрийского принца. Борису приходилось отбивать нападения вооруженной толпы на свой двор, а однажды он просил политического убежища у английского посла. И все же он победил. В 1586 году Иван Шуйский был схвачен в своей вотчине и пострижен в монахи. «Премудрый грамматик» Дионисий был сослан в Хутынский монастырь. Оба вскоре умерли в заточении.
Борис стал всесильным: «царский шурин и правитель, слуга и конюший боярин и дворовый воевода и содержатель великих государств, царств Казанского и Астраханского» — таким был его титул. Прагматичные англичане называли его попросту «лордом-протектором» России. С ними не менее деловой боярин имел неплохой бизнес — заказывал в Англии товары на тысячи рублей.
Не забывал правитель и о духовной, мы сегодня сказали бы — идеологической, стороне управления. Его усилиями Русскую православную церковь стал возглавлять не митрополит, а патриарх.
Вот как это было. Прибывший летом 1588 года в Москву с просьбой о «милостыне» константинопольский патриарх Иеремия ставить равного себе патриарха согласился, лишь когда ему намекнули, что главный кандидат на патриарший престол он сам. Но лукавый грек просчитался: ему предложили отправиться в захолустный Владимир, «а на Москве бы митрополиту по-прежнему» или «учинити патриарха из московского собору» — то есть поставить в патриархи сторонника Годунова митрополита Иова. Видные дьяки Андрей и Василий Щелкаловы обещали строптивцу все блага земные, присовокупляя к прянику кнут: Иеремии намекали, что его не отпустят из Москвы, да и со спутниками его может произойти несчастный случай. В итоге патриарх «советовал много с боярином с Борисом Федоровичем» — и согласился на все, лишь бы его «государь благочестивый царь пожаловал отпустил». В январе 1589 года Иеремия возвел Иова на московский патриарший престол.
Успехи на идеологическом фронте дополнялись внешнеполитическим реваншем. В короткой войне со Швецией армия Годунова смогла вернуть потерянные в Ливонскую войну города — Ям, Копорье, Ивангород. Польский король Сигизмунд III и его советники также не желали больше воевать с Россией и в 1591 году пошли на заключение перемирия. На этом победном фоне смерть юного царевича Дмитрия в мае 1591 года как будто прошла незаметно. Несмотря на споры, до сих пор нет никаких аргументов в пользу того, что эта трагедия была делом рук Бориса. На него как на заказчика убийства указывали родственники царевича Нагие, но они были явно пристрастны — именно Борис отстранил их от власти.
Шестого января 1598 года в Кремле умер царь Федор Иоаннович. Впервые в России пресеклась законная династия: государь не оставил ни наследников, ни завещания. Нам сейчас трудно представить ощущения современников, внезапно лишившихся одной из фундаментальных основ московского бытия — «природного» царя. Но пока одни страшились и молились, другие действовали. По сведениям литовской разведки, определились четыре претендента на престол: братья бояре Федор и Александр Никитичи Романовы, боярин князь Федор Иванович Мстиславский и брат царицы Борис Годунов.
Правитель по знатности намного уступал «старейшим» конкурентам, но в борьбу вступил. Его сторонники объявили, что царь оставил «на государствах» супругу, а патриарха и Бориса Годунова назначил своими душеприказчиками. Никто им не поверил. Подданных заставляли принести присягу патриарху Иову и православной вере, царице Ирине, правителю Борису и его детям, но эта кампания провалилась, и царица ушла в монастырь. Борис заявил, что берет на себя управление государством, но Боярская дума о Борисе и слышать не желала. По Москве передавали слухи, будто Годунов отравил благочестивого царя Федора, чтобы завладеть короной.
Старт избирательной кампании оказался провальным, пришлось круто менять тактику. От имени сестры-царицы Борис объявил амнистию «всех винных людей и татей и разбойников по всем городам из тюрем» и демонстративно удалился в Новодевичий монастырь. Пока Мстиславские и Романовы спорили в Думе, кто из них более достоин венца, Годунов всем своим видом показывал, что не цепляется за власть, как его противники. Тем временем священники по команде церковных властей объясняли прихожанам, кто является наилучшим претендентом на трон. Бориса поддержали и младшие бояре (такие же опричные «выдвиженцы», как он), и назначенные им руководители приказов — то есть верхушка госаппарата. По сведениям литовских лазутчиков, за Бориса выступали стрельцы и почти вся «чернь».
Семнадцатого февраля патриарх и сторонники Годунова приняли решение об избрании его на трон. Это собрание состояло из духовенства, бояр, чинов государственных учреждений и присутствовавших в столице дворян — по понятиям XVI века и представлявших «земский собор». Биография кандидата была представлена наилучшим образом: ведь Борис с детства был «питаем» от царского стола; царь Иван Грозный сам указал, что Федор, Ирина и Борис равны для него как три перста, но «приказал» Годунову все царство и сына Федора, а последний дал Борису такое же благословение. Под давлением народа, который, по словам голландского купца Исаака Массы, «кричал, что не знает другого, более достойного быть царем», конкуренты дрогнули, и Федор Романов сам предложил корону сопернику.
В монастырь отправилось торжественное шествие. Борис выслушал «моления» и со слезами на глазах клялся, что не мыслил посягнуть на «превысочайший царский чин». А потом распустил слух о пострижении в монахи. После ночного богослужения 21 февраля толпы народа с иконами вновь двинулись просить своего «кандидата» на царство. Очевидец событий дьяк Тимофеев запомнил, как Борис, выйдя на паперть, обернул шею платком и показал, что скорее удавится, чем согласится принять корону. В отчаянии «середние люди и все меньшие» кричали «нелепо, с воплем многим... не в чин» — и «кандидат» наконец согласился принять корону! По версии проигравших, организаторы «демонстрации» вовсю задействовали административный ресурс: горожанам угрожали за неявку штрафом, их принуждали «с великим воплем вопити и слезы точити».
Не теряя времени, патриарх в ближайшем соборе нарек правителя на царство. Через несколько дней Годунов возвратился в Москву. Весной 1598 года в провинции отправились дворяне и дьяки принимать присягу новому царю. Расколотые на партии бояре не могли этому препятствовать, но явно не спешили признавать выскочку и предлагали тому в соперники бывшего по воле Ивана Грозного один год на престоле служилого татарского «царя» Симеона Бекбулатовича. Не спешил с коронацией и Борис — он якобы даже вновь «царские власти паки отрицашеся со слезами и на престоле не хотяше сидети». Но тут, как нарочно, пришли тревожные вести о походе крымских татар во главе с ханом на русские «украины». Царь стал во главе армии, и бояре оказались перед неприятным выбором: либо занять посты в полках — сплотиться перед внешней угрозой, признав указы царя, либо отказаться — и навлечь на себя обвинения в измене. Знать подчинилась.
На Оке под Серпуховом раскинулся громадный воинский лагерь. Воины готовились к бою — но вместо хана с ордой явились татарские послы с просьбой о мире и признали за Годуновым царский титул. Начались пиры. Новый государь потчевал за «царским столом» и щедро раздавал жалование служилым людям, после чего у них исчезали сомнения в его достоинстве.
Третьего сентября Борис венчался на царство в Успенском соборе Кремля. Боярам он обещал гарантии против возобновления бессудных казней и дал тайный обет (о котором, конечно, всем стало известно) не проливать кровь в течение пяти лет. Завершила кампанию фальсификация избирательных докумен- тов: грамота о царском избрании в феврале была составлена задним числом в июле, и подписывали ее до начала следующего года те представители духовенства и дворянства, которые уже были поставлены перед фактом «выборов» и не присутствовали в Москве весной 1598 года.
Годунов пробивал себе путь к высшей власти правдами и неправдами. Как ни странно, он оказался весьма способным монархом и многое сделал для страны, порой опережая свое время. Он в два раза снизил выросшие при Иване Грозном налоги, стремился ликвидировать «белые» (не платившие налогов) частновладельческие слободы и дворы в городах, основал главный порт допетровской России — Архангельск.
Заключив на Западе мир со Швецией и Речью Посполитой, Годунов решил активнее участвовать в европейской политике. В начавшейся войне Австрии с Османской империей он предложил императору Рудольфу II помощь, и в 1595 году московские послы доставили в Вену ценные меха стоимостью 400 000 рублей, или 800 000 талеров, — впервые в истории московиты финансировали главу европейской «семьи» монархов, обладавшего самой передовой армией.
Обратился Борис и к делам на Востоке. Началось строительство городов-крепостей на южных и юго-восточных границах: Воронежа, Ливен, Ельца, Белгорода, Оскола, Самары, Уфы, Саратова, Царицына. Развернулось освоение Сибири: была основана ее столица Тобольск, к началу XVII века окончательно разгромлен хан Кучум. Борис заключил союз с иранским шахом Аббасом I, под русское подданство перешла Ногайская орда, в 1588 году в устье Терека появилась первая русская крепость на Северном Кавказе.
Первым из русских царей Борис просватал свою дочь за датского принца и за 100 лет до Петра I стал приглашать в Россию иностранных специалистов: врачей, рудознатцев, военных. Он хотел основать в Москве университет и послал в Вену и Оксфорд дворянских «ребят» для изучения иностранных языков и прочих наук. Царь предпринял крупное строительство в Москве. Были построены каменный мост через реку Неглинку, трибуна на Красной площади для провозглашения государевых указов — Лобное место. При Борисе было закончено длившееся целый век возведение колокольни Ивана Великого в Кремле. Под руководством архитектора Федора Коня были построены укрепления в Москве («Белый город» на месте нынешнего бульварного кольца) и Смоленский кремль. Часть этих сооружений — результат организованных впервые в нашей истории «общественных работ», чтобы предоставить заработок голодающим мужикам.
В отличие от Ивана Грозного Годунов не устраивал кровавых шоу с варкой «изменников» в кипящем котле или срезанием с них мяса мелкими кусочками. У него был другой фирменный стиль: оппонентов арестовывали, предъявляли обвинение и ссылали в места отдаленные, где они с помощью сопровождавших «приставов» тихо прощались с жизнью. Так произошло с князьями Шуйскими, казначеем Петром Головиным, братьями Романовыми. Главный же соперник Федор Никитич Романов был насильно пострижен под именем Филарета — в тогдашней России занять трон монах-расстрига не мог ни при каких обстоятельствах.
Еще бы десяток спокойных лет — и новая династия окрепла, а юный и образованный сын царя Федор Борисович вполне сгодился бы на роль продолжателя реформ. Но унаследованная от Ивана Грозного крепостническая политика Бориса заложила основу для будущих потрясений. Указом 1592/1593 года был повсеместно отменен Юрьев день (право крестьян на уход от землевладельца), указ 1597 года ввел пятилетний срок сыска беглых крестьян. На осваиваемых окраинах появились московские воеводы и помещики; свободное население и беглые «казаки» попадали в крепостную зависимость.
Полоса успехов была прервана страшным голодом 1601–1603 годов, который привел к полной дестабилизации внутреннего положения. Изголодавшиеся люди грабили и поджигали дворы богатых соотечественников, их хватали на месте преступления и сжигали заживо либо топили в воде.
Катастрофическое положение заставило царя в 1601 году восстановить Юрьев день для крестьян провинциальных помещиков. Но было уже поздно. Мужики стремились уйти от владельцев, а те — любой ценой удержать рабочую силу. Беглые и холопы собирались в крупные отряды, против которых приходилось посылать войска. В 1603 году было восстановлено — на этот раз окончательно — крепостное право. Последствия голода и колебаний стали гибельными для династии. В глазах знати Борис всегда был худородным; теперь же он оказался «плохим» царем и для служилых, и для крестьян. Природные бедствия воспринимались людьми как наказание стране, оказавшейся под властью грешного или «неистинного» царя. А тут еще, как назло, сосватанный за Ксению Годунову сын датского короля принц Ганс прибыл в Москву, но заболел и умер до свадьбы.
В такой атмосфере просто не мог не появиться царь «истинный», «природный». Григорий Отрепьев, бывший дворянин на службе бояр Романовых, осенью 1604 года перешел русскую границу как «чудесно спасенный» царевич Дмитрий. Его польско-казацкий отряд был сразу же разгромлен, но самозванец получил поддержку крестьян, посадских людей и казаков с южной границы, открывавших ему ворота крепостей. Армия оказалась бессильна…
Первый выборный царь не пережил краха своего дома — ему последний раз повезло: 13 апреля 1605 года Борис Годунов умер от инсульта. Он не видел триумфа самозванца и не узнал, что приверженцы последнего удавили юного царя Федора Борисовича и его мать. Тело Бориса было вынесено из царской усыпальницы (теперь оно покоится в Троице-Сергиевой лавре), а сам он стал в глазах современников и потомков только коварным злодеем.