Вино официально признано послом аргентины во всем мире
«Мы то, что мы едим» — гласит английская народная мудрость. «А мы то, что мы пьем» — аргентинцы талантливо развили тему и объявили вино своим национальным напитком.
Декрет, официально признающий вино достоянием нации, подписан президентом Аргентины Кристиной Фернандес де Киршнер, а объявлено об этом было на церемонии в Культурном центре двухсотлетия Майской революции в Буэнос-Айресе 26 ноября 2010 года. «Виноделие — не просто одна из отраслей экономики, но и отличительная особенность культуры нашего народа», — сказала президент под аплодисменты губернаторов главных винных провинций: Мендосы, Сан-Хуана, Сальты, Риохи и Неукена.
Новость об этом политическом манифесте облетела весь винный мир и вызвала волну комментариев. Одобряющие данный шаг виноделы и винные критики высказывались в том духе, что наконец-то хоть одна страна вступилась за вино в эпоху параноидальной борьбы за трезвость, а скептики пожимали плечами и задавались вопросом: «Зачем?»
В самом деле зачем президенту страны, которая не входит даже в пятерку мировых лидеров по производству вина, лезть в бутылку в прямом смысле этого выражения?
Чтобы ответить, надо понять, что вино действительно аргентинский национальный напиток. Составляющее всего 1,37% валового продукта страны виноделие тем не менее можно считать основой аргентинского сельского хозяйства, в объеме которого на его долю приходится примерно 50%. Виноградники расположены на площади 228 000 га, производством вина занято 1341 хозяйство, и задействовано в нем более 400 000 человек. Внутри страны выпивается 70% произведенного вина, и среднедушевое потребление составляет около 30 л в год. Как в самых традиционных винодельческих странах Европы.
Когда вся страна пьет свое вино за обедом, она имеет право этим гордиться.
Есть несколько объяснений тому, что Аргентина стала самой винной страной Нового Света. Одно из них связано с национальной диетой: аргентинцы съедают столько мяса, сколько без вина не переварить. Другое связывает винную традицию с тем, что в Аргентине европейские иммигранты (в основном из Испании и Италии) мало перемешивались с аборигенами и смогли сохранить свой привычный уклад. И то и другое имеет смысл, однако сохранить виноделие в условиях нескольких волн экономического кризиса и гиперинфляции смогла бы далеко не каждая страна. Аргентине это оказалось под силу.
Сегодня, имея прочную базу в виде домашнего рынка, аргентинские бодеги растут за счет экспорта.
Отстав от Чили в создании экспортных брендов, Аргентина попала в положение догоняющего. Но и лучшие из ее производителей (такие как Catena Zapata, Finca Flichman, Weinert), и винодельни, открытые в последние годы звездными европейскими инвесторами (Cheval des Andes, Alta Vista, Clos de los Siete, Chacra и др.), быстро создали здесь суперпремиальную категорию. Сегодня почти любой серьезный производитель имеет в ассортименте свое icon wine с трехзначной ценой и на дегустациях хвалится рейтингами и медалями.
В то время как страны Нового Света стали искать свои особенные сорта винограда (как «карменер» в Чили, «зинфандель» в Калифорнии, «шираз» в Австралии или «совиньон» в Новой Зеландии), Аргентина обнаружила их у себя сразу два: красный «мальбек» и белый «торронтес». И тот и другой получаются в Аргентине так, как ни в одной другой стране мира. Уже только этими двумя сортовыми винами Аргентина могла бы завоевать и Америку, и Европу, но и весь джентльменский сортовой набор современного виноделия, от «пино нуар» в Неукене до «темпранильо» в Риохе, нашел здесь благодатную почву.
В декрете, закрепляющем за аргентинским вином новый статус, записано: «Вино — почетный посол страны во всем мире и предмет гордости наших людей». В этих справедливых словах нет ничего удивительного, кроме того, что ни одна страна до сих пор не возвела их в ранг закона.