Прежде чем превратиться в полицию, милиция ослабила давление на бизнес. Ненадолго
Грубых «наездов» на бизнес со стороны милиции в последнее время стало заметно меньше, рассказали Forbes сразу несколько предпринимателей. Причины понятны. Cначала в центральном аппарате МВД ликвидировали Управление по борьбе с налоговыми преступлениями. В августе 2010 года сотрудников подразделений по борьбе с экономическими преступлениями (БЭПов) вывели за штат, а затем подсократили. С этого года расследование экономических преступлений от милицейского следствия передали в Следственный комитет. Вся милиция через переаттестацию готовится превратиться в полицию и на всякий случай притихла.
Но не стоит обманываться. «Никакой системной угрозы нет. Нургалиев на месте. Посадки [милиционеров] единичные», — отмечает глава некоммерческого партнерства «Бизнес Солидарность» предпринимательница Яна Яковлева, которая в 2006 году сама была фигурантом сфабрикованного уголовного дела, а затем ее оправдал суд. Другие опрошенные Forbes милиционеры и предприниматели согласны с Яковлевой: как только закончатся перестановки, рейды возобновятся с новой силой. Очень уж надежно отлажена система.
Милицейский бизнес четко специализирован. Сыщики угрозыска имеют долю от автоугонщиков или барсеточников, сотрудники подразделений общественной безопасности — доход с мигрантов и проституток, борцы с наркотиками — с наркоторговцев. В этой системе сотрудники БЭПов всегда считались белой костью. «У каждого опера БЭПа в голове калькулятор. Он мыслит схемами движения денежных потоков, с ходу считает НДС, упущенный доход государства и, конечно, собственный процент», — говорит предприниматель Сергей Кучер, проработавший в разных подразделениях милиции, в том числе в БЭПе, 10 лет.
«Мы встречаемся с агентом в ресторане, — продолжает бывший оперативник. — И этот человек в итальянском костюме сливает нам конкурирующую строительную компанию, которая отмыла 200 млн рублей за месяц. Показывает схему, распечатку компаний, на которые отосланы деньги. Я тут же прикидываю: ага, 40 млн НДС отмыли!». Получив «наводку», оперативник идет к начальнику БЭПа, тот подписывает нужный запрос в компанию. После этого коммерсант, бывает, приходит сам, и в зависимости от ситуации с него берут или «по-божески» 10%, или «внаглую» 50% от суммы ущерба. Если же он идет на принцип, дергает свои связи — получает уголовное дело.
Насколько распространена подобная практика? Сотрудники Института проблем правоприменения, проанализировав бурный рост в середине 2000-х годов числа регистрируемых экономических преступлений, обнаружили: 40–60% возбужденных уголовных дел не раскрывается, 60–80% не доходит до суда, а из тех, что доходят, около трети разваливаются в процессе. «До 90% активности оперативников и следователей по экономическим преступлениям — «холостой ход», — отмечает ведущий научный сотрудник института Элла Панеях. Такого процента добросовестных ошибок у профессионалов быть не может, поэтому цифра показывает: милиционеры во многих случаях используют уголовные дела лишь как инструмент давления на предпринимателей.
Руководитель московского «Центра защиты акционеров» Андрей Тюкалов привел пример. Крупная строительная компания задолжала предпринимателю Алексею 13,5 млн рублей за осушение болота на территории будущего поселка в Подмосковье, но отказалась платить, заявив, что ее не устроило качество работ. Алексей нанял специалистов Центра защиты акционеров. «Мы начали выносить должникам мозг — обзвоны, коллекторские письма. Чувствуем: вот-вот должны заплатить», — вспоминает Тюкалов. Однако на финальную встречу вместе с должником приехал высокопоставленный милиционер. Алексею показали папку: «Есть мнение, что ты занимался приписками во время строительства. Это тянет на уголовное дело». Полистав бумаги, Алексей простил строителям долг в 13,5 млн рублей прямо в переговорной.
Это примерно соответствует принятым на «рынке» ценам для серьезных дел. На низовом уровне «развалюха» — закрытие уголовного дела — стоит порядка $150 000–200 000. Если же дело ушло в Главное следственное управление (ГСУ) или Следственный комитет (СК), готовить нужно уже не менее полумиллиона. Возбуждение дела тоже стоит денег. По словам Антона, юриста из Москвы, «опер» обычно просит за это порядка $15 000, следователю нужно дать еще $20 000. Со всеми накладными расходами при «сопровождении» до суда выходит порядка $100 000.
С этого года уголовные дела по экономическим и налоговым статьям вместо МВД будет вести Следственный комитет. «В рядах следователей большая неопределенность — будут их включать в СК или выгонят на улицу», — замечает юрист Антон. Коррупционные возможности МВД сузились. Если раньше информацию добывали «опера», а затем дела вели тоже сотрудники милиции, заручившись согласием прокурора, то теперь милиционеры лишь обеспечивают оперативное сопровождение работы следователей СК.
«С одной стороны, возможен разрыв [прежних] коррупционных схем, с другой — предстоит расширение круга кормящихся», — отмечает глава правозащитной ассоциации «Агора» Павел Чиков. По его мнению, после того как закончится бюрократическая неразбериха, ничего принципиально не изменится. Бывший милиционер, а ныне предприниматель Сергей Кучер считает, что полиция, получившая по сути полномочия советского ОБХСС, будет даже активнее, чем раньше, проверять бизнес. Ну а после того как президент провозгласил курс на борьбу с фирмами-однодневками, эта статья [ст. 173 УК РФ, «Лжепредпринимательство»] также может стать отличным инструментом для выкачивания денег, полагает Яна Яковлева.
Похоже, у полиции будет немало возможностей отыграться за недополученную прибыль.