«Крахмальный голод», китовое побоище, гибель рабочих под завалами: какие катастрофы вызвала беспощадная мода
Истребление птиц
К 1880-м годам понятие «модная шляпка» стало означать «шляпка с перьями». Для украшения шляп использовали более сорока разных птиц, но у модниц были и свои фавориты — страус, цапля и райская птица. Их перья (а иногда и тушки — частями или целиком) крепились не только на головные уборы, но и на броши, украшения и вееры. Настоящим изыском считались миниатюрные украшения с головой колибри.
В конце XIX века в жертву моде приносили по 50 000 райских птиц ежегодно. Но больше всего от «шляпной лихорадки» пострадали цапли. Уже к 1886 году популяция североамериканских белых цапель оказалась под угрозой вымирания.
Среди модниц особым почетом пользовались эгретки — ажурные рассученные перья, которые появляются у цапель в брачный период. Именно в это время на них и охотились, что приводило к резкому сокращению потомства. В 1898 году из одной только Венесуэлы было вывезено эгреток от более чем полутора миллиона белых цапель. Российская империя не отставала: белая цапля была почти истреблена, а цены на эгретки выросли до такой степени, что за несколько шкурок белой цапли можно было купить корову (для сохранения гнездовий белой цапли впоследствии был создан Астраханский заповедник, благодаря которому популяцию удалось частично восстановить).
Помимо белой цапли скупались перья крачек, чомг и альбатросов. Охотой на белоспинного альбатроса печально прославились японцы, в погоне за наживой действовавшие как гигантский завод. Они организовывали целые экспедиции, уничтожив больше трех с половиной миллионов птиц и оставив в живых лишь несколько сотен альбатросов. Впрочем, не повезло и другим видам, попавшим под горячую руку охотников, стремившихся удовлетворить запросы рынка.
Этот безумный период ознаменовался появлением орнитологических сообществ, ратовавших за защиту птиц. Далеко не все и не сразу были в восторге — например, членов Массачусетского общества Одюбона называли экстремистами и сентиментальными самодурами, а политики заявляли, что ограничение торговли перьями повлечет за собой потерю тысяч рабочих мест.
Истина все-таки восторжествовала: законы, запрещающие импорт перьев, а также охранявшие местных птиц, в итоге были приняты. Правда, произошло это небыстро — если в Штатах соответствующие акты приняли в 1901 году, то в Великобритании — лишь в 1921 году (за 10 лет до этого импорт ежегодный импорт колибри составлял порядка 40 тысяч мертвых особей).
В конечном счете на убийственную моду повлияли, как это обычно бывает, не строгие законы, а социальные перемены: увлечение перьями и чучелами на шляпах свели на нет две мировые войны. Перестав истреблять птиц, человечество переключилось на самоистребление — очень вовремя для популяций пернатых, многие из которых оказались на грани исчезновения.
Массовое уничтожение бобров
Если женские шляпы ответственны за истребление миллионов птиц, то на совести мужских — целые популяции бобров. Для изготовления фетровых шляп, в которых мужчины расхаживали начиная с XVI века, использовалась бобровая подпушь. Чтобы сделать одну шляпу, нужно было оставить без шкуры порядка десяти бобров.
Аппетиты обеспеченных европейцев пятисотлетней давности были велики, так что к 1600 году европейская популяция бобров была истреблена почти полностью. Но к этому моменту цивилизованное человечество обнаружило бобров в Новом Свете, куда и рванули амбициозные авантюристы.
Бобровые шкуры стали главным интересом торговли колонистов с коренным населением Северной Америки. Индейцы, стремясь продать как можно больше пушнины, тысячами убивали не только бобров, но и друг друга, конкурируя за право торговать с французами и британцами. Те, в свою очередь, пользовались своим положением и с удовольствием стравливали индейские племена. С 1620 по 1630 год для торговли пушниной ежегодно убивалось больше 10 тысяч бобров, с 1630 по 1640 эта цифра увеличилась до 80 тысяч.
Экспансия европейских завоевателей на запад Северной Америки связана именно с постепенным истреблением бобров. Первое большое поселение в Калифорнии было связано вовсе не с Золотой лихорадкой, как принято думать — ей предшествовала Калифорнийская пушная лихорадка. За тридцать лет, с 1806 по 1838 год, западный регион от Миссури до Калифорнии и от Канады до Мексики был освоен со всем усердием, и бобровая популяция оказалась на грани исчезновения.
До начала бойни популяция североамериканских бобров, по разным оценкам, составляла от 100 до 200 млн особей. Сегодня, во многом благодаря защитным мерам, принятым в конце XIX и в XX веках, численность бобров исчисляется 10-15 млн.
Китовое побоище
Подобно тому как «красивые» китаянки тысячелетие провели, бинтуя ноги до невозможности ходить, европейские женщины «совершенствовали» себя за счет корсета. За время своего существования (в Европе он появился во второй половине XVI века) он не раз менял форму и устройство. Менялись и материалы, из которых его изготавливали. Довольно быстро, уже к началу XVIII века, лучшим материалом для изготовления корсетных пластин и ребер стала считаться «кость», то есть, китовый ус.
Изначально на кита охотились в Бискайском заливе, но недолго: тюдоровские корсеты требовали больше китов, чем оказалось в запасе у этого места. Тогда китобои переместились в район Шпицбергена. С 1715 по 1721 год в лондонский порт поставляли примерно по 150 тонн в год, а с учетом поставлявшегося в другие порты Великобритании и Ирландии — на 100 тонн больше.
К концу XVIII века китов для корсетов перестало хватать и здесь, так что китобои вновь вынуждены были мигрировать в поисках свежих популяций. На этот раз пунктом назначения стала Америка.
К 1859 году китовый жир — другой продукт, ради которого охотились на китов — стали заменять нефтью, но китовый ус по-прежнему был востребован и полностью обеспечивал китобоев. Неизвестно, чем бы закончилась судьба полярного кита, если бы не технологии производства гибкой стали, благодаря которой спрос на китовый ус понемногу угас. Как бы то ни было, его продолжали использовать для производства люксовых корсетов еще в XX веке (стоимость его серьезно выросла из-за симметричного сокращения популяции). Вздохнуть спокойно киты смогли лишь одновременно с дамами — когда те, отказавшись от жестких корсетов, перешли на эластичное корректирующее белье.
«Крахмальный» голод
Во все том же злополучном XVI веке в модный обиход входит использование крахмала. Им обрабатывают белоснежные воротники и манжеты обеспеченных дам и господ, из него же делают пудру для волос (а позже — париков).
Изготовление крахмала (как, кстати, и производство шляп) отнюдь не было простым: во-первых, оно отнимало много времени, во-вторых, омрачало жизнь городов вонью, в-третьих, сушка крахмала грозила пожарами. Но главной проблемой были затраты сырья. Крахмал делался из пшеницы, и далеко не всегда ее хватало и для пропитания, и для поддержания модного имиджа обеспеченного меньшинства.
Глава правительства Елизаветы I Уильям Сесил писал об этом: «Разве не прискорбно, что мы тратим то, что могло бы утолить голод множества людей на улицах, которым не хватает хлеба, на производство крахмала, призванного тешить гордость и тщеславие?». Подсчеты преподобного Септимуса Ходсона парой сотен лет позже позволили вычислить конкретные цифры: запрет на использование пудры для волос позволил бы в течение года раз в неделю снабжать продовольствием 700 000 человек.
Законодательные трудности вокруг крахмала были своего рода парадоксом: с моральной точки зрения правильнее всего было бы запретить его вовсе, однако тут же вставал вопрос о резком сокращении рабочих мест (от крахмала зависели не только его производители, но и прачки, крахмальщицы, изготовители пудры и париков, парикмахеры и все те, кто торговал крахмалом в розницу). Отдельной строкой нужно упомянуть конфликт интересов — «крахмальные законы» были сферой интересов тех, кто, по сути, был главным его потребителем.
Ситуация достигла пика в 1790-е годы. Голод, последовавший за жарким летом 1794 года, в совокупности с затяжной войной между Англией и Францией, поставил вопрос ребром: крахмал или еда. В итоге 1795 год ознаменовался в Англии «Актом Его Величества о сборе пошлин на сертификаты, дарующие право использования пудры для волос». В том же году 1 декабря был выпущен закон,запрещавший производство крахмала и пудры для волос из любых продуктов, которые годятся для употребления в пищу.
Эти меры вызвали множество споров, но, судя по собранным в итоге налогам, оказались эффективными — спрос на пудру понемногу падал и наконец сошел на нет. Впрочем, скорее всего, имеет место обратная зависимость — историк моды Сьюзан Дж. Винсент, в частности, считает, что дело вовсе не в законодательных актах, а в постепенно уходившей моде на парики и пудренные волосы.
Гибель рабочих Рана-Плаза в 2013 году
В восьмиэтажном здании Рана-Плаза в городе Савар (Бангладеш) располагалось несколько предприятий по пошиву одежды, банк и магазины. 23 апреля 2013 года на фасаде здания обнаружили крупные трещины, из-за чего людей из него было решено эвакуировать. Правда, не всех: сотрудникам пошивочных цехов, работавших круглосуточно, было велено продолжать работу.
24 апреля в 8:45 утра здание рухнуло. В нем находилось 3122 человека. 1134 из них погибли, среди них работницы-швеи и их дети. Сотни были ранены. Спасательные работы были прекращены лишь 13 мая.
Катастрофа в Рана-Плаза считается самым крупным обрушением здания по количеству жертв в современной истории (за исключением терактов 11 сентября).
События, развернувшиеся в Саваре, повлекли за собой не только уголовные дела против владельцев текстильных производств, но ожидаемые забастовки рабочих, протестовавших против унизительных условий труда. Среди других ожидаемых последствий — обширная общественная дискуссия о «быстрой моде» и ее последствиях (среди заказчиков Рана-Плаза были такие известные бренды масс-маркета).