Личность, скрывающаяся за монстром. Эксклюзивное интервью создателя Ганнибала Лектера

Майами. Томас Харрис, создатель одного из самых ужасающих литературных монстров, пожалуй, обладает одним из самых мрачных творческих воображений среди современных писателей. Его скандально известный серийный убийца Ганнибал Лектер поедает органы своих жертв, изысканно их готовя, а однажды он съел человека заживо, сервируя кусочки его мозга с трюфелями и каперсами.

Поэтому несколько пугает, когда Харрис настаивает, что он ничего не выдумывает.шать

«Я не думаю, что когда-либо что-то придумывал, — говорит он мне, когда мы едем по 79-й улице Causeway в Майами, которая проходит мимо небольшого острова под названием Бёрд Ки, где разворачивается кульминационная сцена его нового романа «Кари Мора». — Все уже случилось. Нечего создавать. Тебе не нужно ничего выдумывать в этом мире».

Харрису 78 лет, и он повторяет эту мысль или ее вариацию почти каждый раз, когда я спрашиваю его о происхождении сюжетной сцены или персонажа, и мне приходит в голову, что его ответ страшнее всего, что можно предвидеть. Дело не в том, что у Харриса ужасающее воображение, а в том, что он — проницательный наблюдатель и хроникер общества и его самых темных импульсов.

В течение почти 45 лет Харрис пугал читателей своими жуткими романами, которые были проданы тиражом более 50 млн экземпляров, и создал одного из самых запоминающихся вымышленных злодеев всех времен — наряду с Дартом Вейдером и Дракулой. Однако довольно немного известно о Харрисе или его творческом процессе. Он не подписывает книги и не выступает. Он не давал полноценных интервью с середины 1970-х годов, поскольку он предпочитает, чтобы его работа говорила сама за себя.

На протяжении десятилетий его молчание только подпитывало восхищение общественности его иллюзорной личностью, скрывающейся за монстром. Пожалуй, самое удивительное в «Кари Море», его первой книге за 13 лет, — то, что Харрис вообще готов говорить о ней.

«Ты пытаешься изобрести себя заново», — говорит он.

«Кари Мора» символизирует значительное отклонение для Харриса. Впервые с 1975 года, когда вышла его дебютная книга «Черное воскресенье», он написал роман, в котором не фигурирует Ганнибал Лектер. Это первый раз, когда Харрис много пишет о Майами, его доме в течение последних 30 лет, что позволяет ему исследовать затруднительное положение иммигрантов и беженцев, тему, которая давила на него.

Главная героиня романа Кари Мора — колумбийская беженка, которая работает смотрительницей особняка в Майами-Бич, тот некогда принадлежал наркобарону Пабло Эскобару. Кари живет в постоянном страхе: иммиграционная служба может отменить защищающее ее временное гражданство, и она окажется пойманной двумя конкурирующими преступными бандами, которые соперничают друг с другом за сокровища, по слухам, зарытые под особняком.

«Образ Ганнибала все еще приходит мне в голову, и я порой задаюсь вопросом, что он задумал. Но я хотел рассказать о Майами, и местных людях, и местном противостоянии, и стремлениях, которые я вижу в новых людях, приезжающих сюда, — говорит Харрис. — Понимаешь, подобную жажду другой жизни».

Харрис и я встретились ясным, душным утром на парковке Pelican Harbor Seabird Station, центра помощи животным в Бискайском заливе, который занимает видное место в его новом романе. Кари работает там волонтером, ухаживает за ранеными птицами.

Харрис, любитель природы, регулярно посещает центр в течение 20 лет. Он привез туда осиротевших белок и раненого ибиса, и он ходил на семинар по восстановлению дикой природы, изучал, как интубировать несчастных животных, практикуясь на мертвом опоссуме. «У всех остальных есть птицы», — говорит он.

Когда мы приехали, он поприветствовал директора и персонал и расспросил о животных, которых он видел во время своего последнего визита. «Здесь спал опоссум, когда я был здесь в прошлый раз», — говорит он, прежде чем спросить о маленьких совятах, которых он видел сидящими на шкафчике. «Я почувствовал, что за мной наблюдают, и действительно», — говорит он о совах.

Хотя Харрис причастен к центру с 1999 года, до недавнего времени никто не понимал, кто он такой, рассказывает мне исполнительный директор центра Кристофер Бойкин.

«Однажды я спросил его, чем он занимается, и он ответил, что он писатель, и я спросил: «Я мог о вас слышать?» — рассказывает Бойкин. — Мы понятия не имели. Он такой добрый, мягкий человек».

«Слава доставляет больше хлопот, чем что-либо еще»

Тот факт, что Харрис, заклинатель психопатов и серийных убийц, имеет слабость к больным животным, может показаться нелепым тем, кто знает его только по его работе, но это не удивит никого, кто его встречал.

Харрис любит приватность, но он не затворник вроде Дж. Д. Сэлинджера или Томаса Пинчона. Когда он не пишет, он рисует, готовит изысканные блюда и ужинает с друзьями. Он часто сидит во дворе своего особняка на берегу залива Майами-Бич, где следит за ибисами, опоссумами, игуанами и порой дельфином или ламантинами. Летом он и его партнер Пейс Барнес отправляются в свой дом в Сэг-Харбор.

«Он улюлюкает, — говорит Дэвид Риверс, отставной сержант отдела убийств полицейского управления Майами-Дейд, который знал Харриса десятилетиями и помогал ему в исследованиях для его романов. — Если бы вы не знали, кто он такой, то подумали бы, что он просто старичок из Миссисипи. Он не производит впечатления ни на себя, ни на кого-либо еще».

Несмотря на его неприязнь к интервью, Харрис — обходительный и безупречно воспитанный хозяин. Он встречает меня в образе книжного интроверта, цитируя во время нашей беседы Ф. Скотта Фицджеральда, Горация, Сократа, Пабло Неруду, Эзру Паунда и Уильяма Карлоса Уильямса. После экскурсии по Seabird Station он повел меня в Books & Books в Корал-Гейблс, а затем в мастерскую Луиса Пардини, местного художника, с которым он дружит и чья картина появляется в «Кари Море».

Но на публике Харрис проявляет бдительность, граничащую с осторожностью. Иногда он использует экран мобильного телефона в качестве отражающей поверхности, чтобы следить за тем, что позади него. Во время обеда Харрис то и дело оглядывался через плечо. В какой-то момент поклонница узнала его и попросила сфотографироваться, и он любезно был вынужден это сделать, пока женщина не крикнула: «Скажите все — Клэрис!» После этого люди, сидевшие рядом с нами, замолчали и стали подслушивать.

Харрис очень тепло относится к фотографиям фанатов, но такого вторжения он старается избегать. Слава, говорит он, «доставляет больше хлопот, чем что-либо еще».

«Я всегда думал, что истории уже существуют. Вы просто должны найти их»

Обычно по утрам Харрис начинает работать около 8:30. Он пишет до 2 или 3, тогда он обедает и ложится вздремнуть. Порой он завершает единственный абзац. Когда он застревает на особенно трудном месте, он начинает писать от руки.

Харрис описывает работу писателя как почти пассивный процесс, скорее что-то происходит с ним, а не он что-то делает. Его романы начинаются со сцены, которая воспроизводится в его голове, затем он пытается понять, что было до и что будет после. Он говорит о своих персонажах так, как будто они существуют в мире, ведут параллельные жизни независимо от его книг.

Работа может быть мучительно медленной. Между некоторыми его романами прошли десятилетия.

«Иногда действительно приходится пихаться, кряхтеть и потеть, — говорит Харрис. — В некоторые дни ты приходишь в свой офис, и ты единственный, кто появляется, ни один из персонажей не показывается, и ты сидишь там один, чувствуя себя идиотом. А в другие дни все приходят на работу. Ты должен приходить в офис каждый день. Если приходит идея, ты жаждешь оказаться там, чтобы схватить ее».

Он цитирует строчку из Гюстава Флобера: «Человеческая речь подобна надтреснутому котлу, и мы выстукиваем на нем медвежьи пляски, когда нам хотелось бы растрогать своей музыкой звезды».

Харрис вырос в небольшой общине в Миссисипи, где его семья владела хлопковым, соевым и пшеничным хозяйствами недалеко от реки Колдуотер. «Моими товарищами, когда я был маленьким ребенком, были в основном индюки», — говорит он.

Он изучал английский язык в Бэйлорском университете и работал репортером в Уэйко, Техас. Распределение журнала привело его в северную Мексику, где он встретил тюремного врача, который позже вдохновил на создание Ганнибала Лектера.

В 1968 году он получил работу в Associated Press в Нью-Йорке, освещал грабежи, убийства и беспорядки. Пока он работал там, он и два других репортера очертили сюжет для «Черного воскресенья», романа о террористическом плане атаки на Суперкубок. (Они разделили аванс, и Харрис написал роман.)

Харрис написал свой второй роман «Красный дракон», познакомивший нас с Ганнибалом, когда он ухаживал за своим больным отцом в Миссисипи. Стивен Кинг сравнил книгу с «Крестным отцом» и позже назвал Ганнибала «величайшим вымышленным монстром всех времен». Режиссер Майкл Манн адаптировал историю под художественный фильм.

Харрис описал нервирующее чувство, вызываемое его харизматичным злодеем. Однажды он написал, что ему «неудобно в присутствии доктора Лектера, я не уверен, что доктор не может меня видеть».

Но с тех пор Харрис не мог избежать своего создания.

Ганнибал стал неожиданным феноменом поп-культуры, начиная с романа Харриса 1988 года «Молчание ягнят» о стажере ФБР по имени Клэрис Стерлинг, которая посещает Ганнибала в тюрьме и просит его совета в поисках серийного убийцы.

Роман был продан миллионным тиражом, а в 1991 году по нему сняли фильм с участием Джоди Фостер и Энтони Хопкинса, который получил пять премий «Оскар».

В течение многих лет Харрис не смотрел его. Он был разочарован «Охотником на людей», адаптацией «Красного дракона» 1986 года, и «у него были проблемы с кино». И вот однажды ночью, через два года после того, как «Молчание ягнят» завоевало «Оскар», Харрис включил телевизор, чтобы проверить погоду, и переключил на кабельный канал.

«Диалог был очень знакомым, — говорит он. — Поэтому я сел и стал смотреть. И это был замечательный фильм».

С успехом фильма Ганнибал Лектер стал прибыльной частью интеллектуальной собственности. Харрис написал еще два романа — «Ганнибал» и «Ганнибал: Восхождение».

«Ганнибал Лектер вроде «Кока-Колы», или «Клинекса», или какого-либо другого удивительного бренда, — говорит Бен Севье, редактор Харриса. — Это стало чем-то большим, чем вымышленный персонаж, придуманный Томом».

Но по мере роста франшизы фанаты начали уставать от каннибала. «Ганнибал: Восхождение» был коммерческим и важнейшим разочарованием. Продюсер Дино Де Лаурентис, который адаптировал «Ганнибала: Восхождение», сказал Entertainment Weekly, что Харрис не был заинтересован в приквеле и согласился только после того, как Де Лаурентис сказал Харрису, что он владеет правами на персонажа и что он создаст кого-то иного, если Харрис скажет «нет».

Харрис не совсем оспаривает это, но подает как искреннее убеждение Де Лаурентиса, который умер в 2010 году. «У него были права на продолжение и персонажа, и он мог делать все, что хотел, — говорит Харрис. — Он был очень увлечен фильмом, и это было заразительно, я полагаю».

Энтузиазм читателей, однако, начал рассеиваться. В 2006 году издатель Харриса впервые заказал печать 1,5 млн экземпляров «Ганнибала: Восхождение», но было продано только около 300 000 экземпляров романа в твердом переплете, согласно NPD BookScan. Некоторые критики рассматривали книгу как грубую попытку выжать больше материала из исчезающей франшизы и отмечали, что когда-то пластичные диалоги Харриса казались плотными и оказывающими влияние. (Харрис говорит, что это потому, что он писал в измененном виде диалоги между Ганнибалом и его тетей, Леди Мурасаки, в поэтическом стиле периода Хэйан, как дань уважения японскому роману 11-го века «Повесть о Гэндзи». Некоторые читатели, по-видимому, не поняли намека.)

Телевизионная адаптация «Ганнибала» развила культ, но была отменена NBC после трех сезонов. (Харрис говорит, что не видел ее, но планирует выпить и посмотреть, когда у него будет время.)

Даже литературный агент Харриса, Мортон Дженклоу, заметил признаки апатии фанатов.

«Аудитория была сыта по горло, — говорит Дженклоу. — Он исчерпал персонажа. Как говаривала моя бабушка: «Слишком много — это избыточно».

Харрис не исключает, что напишет еще несколько книг о Ганнибале, но говорит, что было бы облегчением дистанцироваться от него. «Я освободил место для чего-то другого», — говорит Харрис.

На протяжении многих лет журналисты и биографы выдвигали различные теории относительно того, почему Харрис перестал публично говорить о своей работе.

Один широко распространенный миф — любопытные репортеры продолжали пытаться выяснить, откуда взялись его извращенные идеи, и Харрис рассердился на выводы, что он утаивает психопатические наклонности.

«Это предположение не совсем верно», — утверждает он. Он перестал давать интервью, потому что они ему не нравились и не были нужны. «Мне повезло, что мои книги нашли читателей без моего участия в продвижении, и я предпочитаю этот способ», — говорит он.

Знакомые иногда спрашивают, как он выдумывает такие жуткие истории. Когда я спросила, что он на это отвечает, Харрис уставился на меня, как будто ответ вполне очевиден.

«Я отвечаю, что ничего не выдумываю. Ну оглянитесь вокруг, — говорит он. — Ведь все уже случилось».

Затем Харрис натянуто улыбается мне и сжимает губы, как бы вежливо давая понять, что это все, что он хотел сказать по этому поводу.

By Alexandra Alter © 2019 New York Times News Service. Александра Альтер пишет об издательском и литературном мире. До прихода в The Times в 2014 году она писала о книгах и культуре для The Wall Street Journal. До этого она писала о религии и эпизодическом урагане для The Miami Herald.

Интервью опубликовано с разрешения The New York Times и благодаря содействию издательства «Эксмо»