Когда школа превращается в тюрьму: в прокат выходит бельгийская драма «Невидимый мир»
Если бы «Невидимый мир» показывали на фестивале американского независимого кино «Сандэнс», в начале картины обязательно поставили бы плашку: «Фильм содержит сложные для восприятия сцены». Российские прокатчики, а также устроители Каннского фестиваля, где прошла премьера дебюта Лауры Вандель, не столь щепетильны, и, возможно, зря. Плашку поставить бы стоило — чтобы подготовить зрителей к тому, что их ждет.
Фильм длится всего 72 минуты — Вандель не тратит время на экспозицию и сразу с головой окунает нас в действие. У маленькой Норы (Майя Вандербек) первый день в школе. Со слезами на глазах она льнет к своему брату Абелю (Гюнтер Доре) и отцу (Карим Леклу), но воспитательница тянет девочку за руку — Норе надо идти на урок. Совершенно потерянная в школьных джунглях, героиня пытается найти утешение у близкого человека, на перемене отправляется на детскую площадку, чтобы отыскать там Абеля — и попадает прямиком к местным хулиганам. Абель пытается защитить сестру — и тоже становится мишенью для жестоких издевок. Нора пробует обратиться за помощью к взрослым, но безуспешно — им неведомы законы «невидимого» мира детей.
«Невидимый мир» — это «сырой», ничем не разбавленный реализм. В плане цвета в кадре доминирует серо-голубой стальной монохром, почти нет солнечного света. Саундтрека тоже нет: вместо него практически непрекращающийся шум детских криков на площадке. Все это отображение неприглядной реальности школьной жизни с ее жестокостью и четкой иерархической структурой. Маленькая Нора очень одинока и абсолютно дезориентирована. Камера Фредерика Нуаромма всегда держится на одном уровне с героиней, размывая фон вокруг нее. Нора — единственный фокус фильма, взрослые появляются в кадре, только когда наклоняются к ней или садятся на корточки рядом. Только тогда мы можем разглядеть их лица — здесь они всегда выглядят раздраженными и потерянными.
Этот прием отсылает к работам Селин Сьямма, сделавшей карьеру на фильмах о детях и подростках. Как и Вандель, Сьямма всегда как бы изолирует детский мир от взрослого: старших она не просто не показывает, а намеренно исключает из ткани повествования. «Невидимый мир» напоминает сразу несколько картин Сьямма: сцены в бассейне (у Вандель их на удивление много) рифмуются с «Водяными лилиями», а эволюция героини — с историей Лоры из «Сорванца», смекнувшей, что быть мальчиком на детской площадке гораздо выгоднее, чем девочкой. Однако Вандель далеко до тонкости и многослойности фильмов Сьямма: она предпочитает прямолинейность сюжета, бьет метафорами наотмашь и не засоряет повествование лишними идеями.
Дебют Лауры Вандель снят в мрачноватой эстетике — пространство школьного двора напоминает тюрьму. Неотступное, словно за божеством, следование камеры за героиней и атмосфера безнадежности на ассоциативном уровне приводят к фильму «Сын Саула» Ласло Немеша — о заключенном концлагеря. Режиссер явно не испытывает иллюзий по поводу образовательных институтов и их влияния на людей. Школа — травматичный опыт, как для детей, так и для взрослых. Нора как чистый холст, на который репрессивная образовательная система начинает наносить свои краски. Смыть их и на нести другие потом будет сложно. На наших глазах начинает формироваться личность, и мы понимаем, что маленькой девочке понадобятся все ее душевные силы, чтобы не потерять себя. Дебютантка Майя Вандербек полностью отдает себя непростой роли Норы. Детская наивность в ее героине удивительным образом сочетается с самоотверженностью, которой может похвастать далеко не каждый взрослый.
Вандель далеко не единственна, кто решил поднять тему буллинга, причем в широком смысле. «Невидимый мир» вызывает в памяти другие социальные драмы об абьюзе и сильных, которые терроризируют слабых, и речь далеко не всегда идет о школе. Вспоминается, например, «Догмэн» Маттео Гарроне, чей герой, одинокий и ужасно отталкивающий бандит, становится воплощением авторитарного итальянского правительства. В «Скрытой жизни» Терренса Малика герой и его семья подвергаются буллингу за свои пацифистские убеждения, а в «Лунном свете» Барри Дженкинс показывает, что опыт дискриминации можно получить уже в детстве — травмы при этом останутся на всю жизнь.
Другая важная тема «Невидимого мира» — специфическое «детское» пространство, куда нет доступа взрослым. Но и здесь Вандель не стала новатором. На ум приходят сравнения со «Слоном» Гаса Ван Сента, «Дрянными девчонками» Марка Уотерса, «Впусти меня» Томаса Альфредсона или «После Люсии» Мишеля Франко. И стоит отметить, что работа Вандель не слишком выделяется на их фоне. Новаторство «Невидимого мира» лишь в том, что в этой картине речь идет не о подростках, а о младших школьниках — о буллинге в этой среде до Вандель фильмов не снимали.
Не последнюю очередь в веренице референсов к «Невидимому миру» занимают работы знаменитых соотечественников режиссера — например, братьев Дарденн, которые приехали в Канны в этом году с очередной социальной драмой («Тори и Локита») и выиграли третью в карьере «Пальмовую ветвь». Правда, не за сам фильм, а за общий вклад в киноискусство. Соревноваться с этими мастодонтами Лауре Вандель тяжело — в первую очередь, потому что пока она не предложила ничего по-настоящему оригинального.