Советский провенанс: почему ландшафтный дизайн в России никак не выберется из 1980-х
В середине 1980-х годов молодой нидерландский дизайнер Пит Удольф с женой Аней в наследном поместье Хуммело создали первую ферму, она же бюро, она же лаборатория революционной архитектуры, получившую название «Новая волна». Суть ее была в том, что теперь описывается аббревиатурой DEI — diversity (разнообразие), equity (равенство) и inclusion (включенность). Применительно к садам это значит, что нужно создавать группы из разнообразных растений, имитирующие природные сообщества, органично сосуществующие вместе годами (D), что нет условных королей сада (пышные розы, пионы или что-то еще махровое и царственное) и травянистой обслуги — все растения равны (E). И, наконец, нет плохих растений и нет хороших, цветов и сорняков, заслуженных и незаслуженных — любому найдется место в саду (I).
«Ключ к его эстетике — случайное расположение многолетних растений. За исключением того, что это не случайно, а является результатом интуитивного размещения их Питом для создания тонкого основного порядка», — пишет садовый обозреватель и тоже проповедник «природного стиля» Ноэль Кингсбери. Идеи Удольфа остались востребованы: его сады прошагали от Нидерландов до Нью-Йорка (проект High Line, сад трав на месте заброшенных железнодорожных путей), Чикаго (Миллениум-парк) и дальше по всей Европе.
В итоге секретом успеха любого дорогостоящего проекта стали архитектор Фрэнк Гери (ну или Заха Хадид) и садовник Пит Удольф. Даже в России в XXI веке появился сад его учеников — московское «Зарядье», порой ставящее в тупик посетителей, ожидающих в саду или парке увидеть «жирные», «нажористые», махровые цветы. А их там нет. Травки какие-то колосятся.
Шесть соток за городом
В СССР в середине 80-х годов XX века в моде было совсем другое — строительство дач. Нехватка простой растительной еды, относительная доступность дешевых стройматериалов и, главное, наличие в семьях бесплатной рабочей силы — пенсионеров и детей-подростков, обеспечивали спрос на те самые шесть (а в реальности до 12-15) соток.
Считалось, что каждая семья способная обеспечить себя картошкой, огурцами и яблоками. Так возник уникальный ландшафт советской дачи: все должно быть либо съедобно, либо красиво в том понимании, в котором красив чешский хрусталь в серванте или ковер с оленями на стене.
Мучение — залог успеха. В СССР страдание было основой осмысленного существования и передавалось по наследству. Подросток из правильной семьи должен был горбатиться, собирая колорадских жуков, пока его сверстники из люмпен-семей весело шагали с магнитофоном на речку.
На участке обязательно были розы, пионы, георгины, астры и гладиолусы с крупными цветками — их все время то высаживали, то выкапывали, то укрывали, то раскрывали после зимы. Их называли «цветы» и передавали соседям ростки, от чего все дачные поселки были, как солдаты в строю, одинаково украшены аксельбантами пурпурных роз Flammentanz, так полюбившихся советским гражданам.
Интересно, что после революции Пита Удольфа селекционеры, те же Meilland и Kordes, стали выводить сорта роз, не очень нуждающиеся в уходе, в особенности в укрытиях. И если в 1946 году бестселлером была роза Peace (она же Gloria Dei) с огромными цветками персикового цвета, которую до сих пор легко встретить на российской даче, в 2003-м ей уже стала роза Kew Gardens селекции Дэвида Остина, похожая на большую ромашку. DEI — разнообразие, равенство и включение — эта роза не доминирует над посадками, она их равноправная часть.
Дачное наследие
За прошедшие 40 лет, кажется, забылся вкус дачного укропа и запах застоялой воды в синей бочке для полива («огурцы тепленькой поливай»). С развалом СССР и либерализацией земельных отношений практика иметь дачу трансформировалась: загородная недвижимость стала маркером успешности, состоятельности, домовитости и оседлости.
Произошло и много других бытовых революций. Русский народ, не евший никогда сырую рыбу, пристрастился к суши и сашими. Квартирный ремонт стал тотальным — не переклеить обои, а из «двушки» сделать студию. При этом ландшафтный дизайн, который в основном позволяют себе клиенты с высоким уровнем достатка, остается самой отсталой областью, и то, что выращивают по сей день на участке за городом владельцы дворцов и гектаров, берет начало именно на нищих советских сотках.
Много раз, общаясь с прогрессивными молодыми хозяевами поместий на условной Рублевке, я слышал извиняющееся «а вот мама (теща или свекровь) тут хочет огородик сделать». Ответ — нет. Потому что все фотографии декоративных, реально красивых огородов, например в замке Вилландри, сделаны в нужный сезон, чтобы было инстаграмно. Как и сады в итальянских виллах — с марта по май, а дальше — выжженная земля, не фотогенично.
В условиях Москвы огород декоративен с конца июля по начало октября. И размещая грядки в поле видимости, владелец участка в оставшиеся месяцы, как правило, будет смотреть на черные могилки прямоугольной формы. Бортики грядок — особая боль. Когда клиент осознает, сколько стоят борта из мореного дуба или кирпичного клинкера, он соглашается в дальнейшем покупать помидоры по 800 рублей на Даниловском рынке.
Еще одна беда — «плодовка». Так ландшафтные дизайнеры обозначают стремление клиентов «посадить сад, чтобы потом есть». Это и есть прямое наследие тех самых 80-х, когда высадить на дачном участке бесполезные липы или лиственницы было преступлением. Как так, земля и ничего не дает? Поэтому в ряд, квадратно-гнездовым способом, занимая половину участка, сидят саженцы (их обычно называют «тычки») яблонь, слив, вишен, а подчас и абрикосов, зачастую просто воткнутые в исходный грунт.
В Северной Америке существовал ритуал, который носил название «потлач» — поражение врага или соседа гостеприимством. Иоханнес Хейзинг в книге Homo Ludens описывал, что урожай раздавался соседям, а если они сопротивлялись, перекидывался через забор. В России переизбыток яблок или кабачков тоже фактически насильно отправляется соседям, хотя у них обычно тоже есть и то и другое, а зимой владельцы огородов все равно покупают овощи и фрукты.
Но яблоневые деревья продолжают стоять рядами. Строем. Как в воинской части, побеленные внизу (смысл этого мне до сих пор неясен). Обычно клиенты немного мнутся — «ну это мама хочет…», а яблок бывает, как правило, или нисколько, или слишком много.
Все лучшее — сразу
Покупая участок за городом, человек должен четко понимать, что дача — не инвестиция, а чистая трата, как ни обманывай себя «бесплатной» картошкой или помидором. Ничего дешевле рыночной стоимости вырастить невозможно, потому что окупаемость открытого грунта в Московской области начинается с пяти гектаров, а закрытого — с одного.
Еще и растения стоят дорого, поэтому возникает соблазн купить их по одному. Так рождается еще один особый вид советско-российского дизайна — «бабушатник». С золотыми шарами, астрами, розами Flammentanz, лилиями. Тут розочка, тут гортензия, тут карликовая туя — безнадежно выдающие советский провенанс. Моя бабушка еще называла это «кусовничеством» — тут кусочек, тут кусочек, что называется, «мебель наборная». Недавно видел дворец с луковым огородом по фасаду — ну любит человек лук.
В нашей огромной стране не принято мелочиться, поэтому землю, если есть возможность, покупают от полугектара. Главный вопрос — зачем? Почему-то, купив участок, семьи становятся крайне гостеприимны. Им кажется, что некие мифические дети, их подруги и друзья будут (даже должны) приезжать на родительские сотки попариться в бане, пощипать зелень, сделать барбекю и все такое. Ничего этого не будет. У них своя жизнь, и ваша патриархальная редиска им не сдалась.
Поэтому и парковки на шесть машин с 20-сантиметровой бетонной подушкой не имеют никакого смысла, только воруют землю у владельцев участков. Баня — отдельная история. Из девяти клиентов этого года только трое сказали, что пользуются ею хотя бы раз в месяц. В остальное время она простаивает, множа затраты и ожидая воображаемых друзей. И даже если все гости вдруг решат все вместе нагрянуть, они знают, что такое каршеринг. Баню же всегда можно подвести под общую крышу с домом, незачем строить отдельное здание.
Что же тогда делать с этими полугектарами бывшего колхозного поля? Одним из заветов Пита Удольфа было поддерживать местные растения. Звучит банально, если учесть, что в странах с высоким эндемизмом (процентом растений, обитающих только в местной флоре) и так государственно и общественно поддерживают питомники, специализирующиеся на местных видах (Новая Зеландия, Калифорния, Южная Африка, Австралия). Купить там розу просто неприлично.
У нас же принято стесняться русского — да флора центральной России, особенно ее европейской части, небогата. Но зато как богата она на Северном Кавказе или Дальнем Востоке. Куча рододендронов, от вечнозеленых Ледебура с сопок Хабаровского края до Шлиппенбаха из Находки? Амурский бархат, калопанакс, вьющиеся гортензии, японские клены — где все это в русских садовых центрах?
При этом драконовские законы продолжают множиться. Например, запрещено выращивать, а также размножать и продавать любые краснокнижные виды. Та же микробиота, единственный хвойный эндемик России из гор Сихотэ-Алиня, запрещен к размножению и продаже. То же касается и красивейшего рододендрона Шлиппенбаха, об этом мне говорили и источники в Ботаническом институте РАН, и частные фермеры.
Поэтому мой совет для всех владельцев загородной недвижимости — сажать лес. А если его подрезал кто-то до вас, берите березовую рощу — гений Ренцо Пиано посадил такую во дворе «ГЭС-2», и просвещенные зрители аплодируют — или дубовую, особенно на суглинках, или даже липовую. Лес. Дорожки. Тропинки. Тень — самый дорогой товар летней Москвы. Влажность. Шуршание листвы. Остальное — по мере сил.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции