Секреты Моны Лизы: как история искусства помогает нам лучше понимать современный мир
Отключиться от информационного шума с каждым годом все сложнее. Когда человек решает выйти из Сети, объявить «телеграм-детокс» или вовсе сесть за бумажную книгу, ему досаждают аудиосообщения. Одним словом, всегда найдется, кому потревожить хрупкий покой.
Особая роль в этом беспокойстве принадлежит изображениям. Их вездесущность нарастает с каждым годом, соревнуясь с инфляцией и апокалиптическими новостями: так, еще в 2022 году число активных пользователей Instagram (принадлежит Meta, которая признана в России экстремистской и запрещена) достигло 2 млрд. Не отдавая себе в этом отчета, человек приучает себя к восприятию мира именно через картинки: отходя ко сну и едва проснувшись, он листает ленты, постит сторис или просматривает отснятое на телефон. То же — в метро, на эскалаторе, в лифте, в очереди. Везде, где жизнь оставляет незаполненными больше 30 секунд, есть возможность посмотреть хоть какие-то изображения, статичные или движущиеся, немые или в сопровождении каких-то звуков.
Историки, антропологи, искусствоведы, семиологи, культурологи уже с полвека назад осознали, как глубоко жизнь человеческого общества пронизана «визуальностью». В гуманитарных науках произошел поворот, который называют то «пикториальным», то «иконическим», то «визуальным». Естественно, появились и свои «классики»: историки искусства Ганс Бельтинг в Германии, Вильям Митчелл в США, Майкл Баксандалл в Англии, Мике Баль в Нидерландах. Медиевист Жан-Клод Шмитт, представитель школы «Анналов», отмечает: «Все цивилизации соотносятся с теми изображениями, которые они производят или принимают, которыми восхищаются или ужасаются, которым приписывают какой-то смысл или, напротив, отказывают в нем».
Еще важнее то, что за изображения, совсем не претендовавшие на статус произведений искусства, взялись мыслители масштаба Ролана Барта, Умберто Эко, Жиля Делеза. Барт в трудные годы после потери матери ушел в себя и в результате написал замечательное руководство к поэтике фотографии. Умберто Эко в «Отсутствующей структуре», учебнике семиотики, раскрыл суть рекламной фотографии и язык архитектуры. Делез радикально обновил киноведение и приемы киноанализа, проанализировав десятки фильмов, ставших классикой артхауса. Все это — буквально за десять лет, между 1975 и 1985 годами. Сегодня уже трудно даже перечислить все дисциплинарные направления, так или иначе изучающие визуальность.
Выраженная текстом мысль требует мыслительного и обычно словесно выраженного ответа, и она разворачивается во времени. Изображение же действует моментально, всегда на зрение. Формально оно не говорит, а предъявляет себя и что-то, что хочет показать. Когда в изображение включается текст или наоборот — это уже симбиоз, рассчитанный на многоплановое восприятие и столь же многоплановое воздействие. Такова, например, природа мема.
Если 30 лет назад человек, ища взаимопонимания с собеседником, ссылался на «Семнадцать мгновений весны» или «Иронию судьбы», то сегодня можно взять два слова «из того мема», и он уже отвечает ожидаемой реакцией. Если, конечно, достаточно подкован в современных технологиях коммуникации. При этом сама теория мема появилась уже 50 лет назад в книге Ричарда Докинза «Эгоистичный мем». Он исходил из того, что интеллектуальному миру так же свойственна борьба за выживание, как природе. Их распространение, жизненные циклы и мутации сродни принципам маркетинга: жизнеспособность интернет-мема соответствует коэффициенту удержания. Они «заразительны», писала в 1998 году Сьюзан Блэкмор, сродни вирусу. Еще одна из важных характеристик мема — способность видоизменяться при сохранении базовых элементов, обеспечивающих узнаваемость.
Изображения всегда зависят от контекста
Но то засилье изображений, к которому нас приучил технический прогресс последнего десятилетия, не снился ученым-гуманитариям, разработавшим множество методов анализа визуальной информации. По счастью, университеты и академии вынуждены (часто нехотя) идти в ногу со временем. Современный учебник поэзии знает, что иногда она рождается и в мессенджерах. Точно так же и мем, при всей размытости этого явления, становится предметом вполне серьезных междисциплинарных научных дискуссий.
Визуальный контент сегодня может стяжать его создателю или подателю славу, награду или что похуже. Эти реалии визуальной коммуникации мы резонно числим среди характеристик именно нашей повседневности, в крайнем случае с захватом доли ХХ века. Однако изображения во всех цивилизациях играли ключевую роль в трансляции идей и чувств в границах семьи, племени, общества и за их пределами.
Одна и та же маска североамериканского индейца в разных обрядовых ситуациях могла служить для устрашения или для умиротворения. Одно и то же изображение в разных контекстах, по-разному поданное и прокомментированное, не просто обретает противоположные значения. Оно чревато последствиями.
Пророк Моисей, осуждавший любые формы идолопоклонства, сам отлил из бронзы змея для перепуганных иудеев, когда их в пустыне кусали змеи и дело грозило обернуться катастрофой. Он воспользовался элементарным магическим принципом лечения подобного подобным через зрение: иудеи просто смотрели на змея и получали исцеление. Христос уподоблял свою смерть на кресте тому самому змею, и в древней миланской базилике Св. Амвросия бронзовый крест и бронзовый змей стоят на великолепных античных колоннах вровень друг с другом посреди нефа. Но разве не змей искусил Адама и Еву? Разве змей — не дьявол? Налицо парадокс визуального свойства.
Сегодня журналисты и политики многое выводят из того, кто с кем стоял, как кому пожал руку и сильно ли тряс, улыбнулся или хохотал. Зная об этом, фотографы и телеоператоры занимают соответствующие позиции, а многолетний опыт настраивает их ментальную оптику. Рука оператора, палец, лежащий на кнопке зума или кольце объектива, — суть прямое продолжение этой ментальной оптики. Политики и звезды знают о ней и ведут себя, сообразуясь с точкой зрения телеоператора. Такая визуальная коммуникация всегда предмет режиссуры, инсценировки.
Однако классическая живопись тоже была такой инсценировкой. Улыбка Моны Лизы — совсем не была «загадкой» в начале XVI века. Молодая жена сера Джокондо просто улыбается мужу, заказчику портрета, а тот, новоиспеченный отец двух мальчиков, на радостях обратился к самому модному художнику тех дней за подарком для жены (который, впрочем, счастливая чета так и не получила). Улыбка женщины, в которой начиная с XIX века чего только не вычитывали, вполне соответствует этикетным нормам того времени, описанным итальянскими писателями Фиренцуолой и Кастильоне: зубоскалить и выражать бурную радость не полагалось.
Сегодня мимика героев изображений по-прежнему в фокусе, несмотря на то что визуальный режим, в котором мы оказались, обрел новые черты. Он может нравиться — скоростью, доступностью, качеством цветопередачи. Может раздражать, бесить, пугать, и чтобы не потерять в нем голову, нужно учиться видеть в простом сложное, расшифровывать коды, читать по лицам, жестам, между строк. Нет иного пути к пониманию вторгающихся в нашу повседневную жизнь изображений, кроме погружения в историю искусства.
Чем науки об искусстве могут помочь в мире визуального шума
- Изучение истории искусства развивает «насмотренность», примерно так же, как любое другое рутинное занятие «набивает руку». В результате человека, который научился видеть и слышать, не отпугнут и не обманут ни странная постмодернистская постройка, ни инсталляция современного художника, ни перформанс. Картинка, случайно попавшая в поле зрения, сама найдет в памяти параллели из далекого или недалекого прошлого. Она позволит осмыслить случайное исторически, как звено в цепи событий, изображений и предыдущих трендов.
- Самое простое на первый взгляд изображение, от мема до рекламного плаката или ролика, откроется во всей своей сложности, когда вы умеете расшифровывать все его элементы, видеть сквозь результат все этапы его создания, первопричины и кем-то запланированные следствия.
- Как и при изучении истории искусства, при анализе изображений важно в первую очередь понимать, кто и при каких обстоятельствах его создал, какие цели преследовал человек и в какой культурный контекст он погружен.
- Идея или призыв к действию чаще всего подаются нам в сопровождении визуального ряда. В этом синтетическом послании слово неотделимо от изображения. Чтобы откликнуться на такое словесно-визуальное послание, согласиться с ним или принять на веру, полезно знать и задумываться, как такая же визуальная коммуникация осуществлялась в цивилизациях прошлого и к чему это приводило.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора