Дебютный фильм 38-летнего (на момент съемок) венгра Ласло Немеша «Сын Саула», снятый аж на восьми языках (венгерском, идише, немецком, русском, польском, французском, греческом и словацком) был априори, до его первого показа на прошлом Каннском фестивале принят как шедевр. Уже потому, что режиссер проработал (правда, всего два года) ассистентом у классика мирового кино Белы Тарра, недавно заявившего об уходе из профессии.
В итоге братья Коэны, возглавлявшие каннское жюри, отдали фильму второй по значению приз - Гран-при. А затем фильм завоевал и «Оскар» за лучшую иностранную картину 2015-го.
Завоевал не зря.
О чем это?
О работе зондеркоманды в Освенциме 1944 года. В фильме, если не ошибаюсь, точных дат нет. Но речь, если соотнести события фильма с историческими фактами, о двух днях начала октября.
С детства застряло в памяти, что зондеркоманды – это особо варварские подразделения СС, уничтожавшие партизан и мирных жителей, проводившие зачистки на оккупированных территориях. Среди них были подразделения, состоявшие исключительно из бывших арестантов и пленных разных национальностей.
Зондеркоманда Освенцима тоже состояла из заключенных. У них было больше прав, больше еды, чем у остальных. Но их тоже постепенно казнили. По доступным сведениям, из 2200 членов зондеркоманды Освенцима выжили чуть более ста человек. Во-первых, их предпочитали не держать на рабочих местах дольше четырех месяцев – к этому времени у многих начинались психологические срывы. Во-вторых, некоторые из них, не выдерживая, совершали самоубийства.
Потому что работа была знаете какая? Принять очередной эшелон доставленных в Освенцим евреев. Сопроводить их в раздевалку, где дежурный немец в мегафон уверял, будто всех ждет душ, а после него прибывших распределят по профессиям и отправят на работу с заработком, поскольку Германии нужны трудовые руки. Потом загнать их голых за плотные двери, за которыми не душ, а газовая камера (все-таки фашисты были не только убийцами-садистами, но и идиотами, поскольку Германия в конце войны действительно испытывала дефицит рабочих рук - зачем же было всех казнить?).
При этом работникам зондеркоманды, таким же евреям, требовалось хранить выдержку, чтобы не обеспокоить новоприбывших на казнь, не дать им догадаться, что их ждет смерть, не вызвать массовую истерику.
Дальше требовалось заткнуть уши, чтобы не слышать, как запертые в камере, наконец-то осознав, что их убивают, кричат и колотят в закрытые двери. Затем очистить газовое помещение от трупов и нечистот, подготовив его для новой группы смертников. Потом проверить их рты, вырывая золотые зубы, и оставленную в «предбаннике» одежду в поисках денег и дорогостоящих камешков. Затем оттащить трупы в печи и сбросить человеческий пепел в реку.
Всего-ничего.
В один из дней происходит нештатная ситуация. Подросток умудряется выжить в газовой камере, хотя ясно, что его минуты сочтены. Немец-офицер умерщвляет его уколом, теперь концлагерный доктор, из заключенных, должен вскрыть тело, чтобы выяснить, почему же газ не подействовал. Но вмешивается молчаливый мужчина средних лет, на спине тужурки которого намалеван крестик – знак зондеркоманды. Он принимает подростка за своего сына. Когда знакомый говорит ему, что никакого сына у него нет и не было, он уверяет, будто это тайный сын, рожденный вне брака.
В итоге этот мужчина, главный герой, за которым камера следует неотступно, с риском для жизни выкрадывает и прячет тело мальчика, чтобы не дать его сжечь и попытаться похоронить как положено. Для этого нужен раввин – он ищет раввина в других бригадах, в которые временно перебирается, хотя его за это могут казнить, ищет среди новодоставленных на смерть.
Он рискует не только собой, но и своими товарищами, поскольку в зондеркомаде готовится восстание (свои люди из лагерной канцелярии донесли, что зондеркоманду вот-вот уничтожат), а у героя фильма в подготовке восстания своя функция. Но ему не до восстания. Он должен похоронить сына.
Что в этом хорошего?
Уместно переформулировать вопрос: Что в этом особенного?
Во-первых, избранный стиль. Весь фильм построен на крупных планах и сосредоточен на главном герое. Мы видим либо его лицо (его реакции на происходящее), либо профиль (когда он что-то делает), либо затылок (в такие моменты мы все видим его глазами). При этом задний план размыт, так что нам недоступны лагерные ужасы, хотя понятно, что сейчас, например, члены зондеркоманды волочат голые трупы. Как ни страно, кошмарная правдивость фильма от этого только усиливается, ведь наше воображение дорисовывает жуткие сцены. А если бы весь ужас был подан натуралистически, то, боюсь, зрители заметили бы неправду - постановочность, театральщину.
В результате фильм Ласло Немеша стилистически перекликается с картиной Александра Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петр». В обоих фильмах – почти все построено на крупных планах. В обоих – много нерасшифрованного, недосказанного (хотя у Немеша меньше). В обоих – много немецкой речи, хотя у Немеша это, в основном, команды-погонялки: шнель, арбайтен etc.
Во-вторых, верность исторической правде. В последнее время многие увлеклись «Благоволительницами» Джонатана Литтелла, страшным и исторически тщательным романом о Восточном фронте, больном немецком сознании времен Второй мировой и жутких подробностях Холокоста. Но теперь выясняется, что в случае с венгерским Холокостом Литтелл был не вполне прав. Да, Венгрия не сдавала своих евреев Германии дольше всех из государств-союзников Гитлера. И сдала только в конце 1944-го, причем, по Литтеллу, венгерские евреи требовались Германии именно в качестве рабочих рук, но почти все полегли по дороге, поскольку их в морозы погнали в Германию пешком и в вагонах без крыш.
Но в реальности всех венгерских евреев отправили в заграничные, не обязательно немецкие концлагеря, тот же польский Освенцим, еще летом. И тут же стали уничтожать, не заботясь, вопреки Литтеллу, ни о каких рабочих руках. Возможно, неувязки у Литтелла вызваны тем, что у его главного персонажа к концу 1944-го окончательно едет крыша, и его хронике событий попросту нельзя доверять.
А вот у Немеша все точно – даже если говорить о бунте зондеркоманды. Такой бунт, естественно, завершившийся поражением, действительно произошел в Освенциме 7 октября.
В-третьих, смысл фильма тоже особенный. Почему главный герой так жаждет похоронить сына по-человечески, и его товарищи, даже понимая, что это едва ли его сын, а ситуация с похоронами способна привлечь немецкую охрану и погубить готовящееся восстание, относятся к герою сочувственно? Потому что речь о выживании нации. А для выживания важно как сражаться, так и хранить традиции. Помнить имя свое. Бывают ситуации, когда забота о мертвых важнее спасения живых.
РЕАКЦИЯ НА ФИЛЬМ МИРОВОЙ И ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПРЕССЫ. Противоречивая. От сверхвосторженной до «ничего особенного».