Заявление социального вице-премьера Ольги Голодец о том, что на российском рынке труда 38 млн человек «непонятно, где заняты, чем заняты, как заняты» вызвало бурную волну комментариев. Но стоит ли удивляться? Системная проблема властей — случайное или умышленное незнание реалий, в которых живет страна.
Начну с ситуации в индустрии масс-медиа, которую я по долгу службы знаю лучше. «По официальным данным, в России ныне зарегистрировано около 40 000 наименований газет... Сколько из зарегистрированных изданий сегодня выходит в свет регулярно, достоверно сказать невозможно. В Каталоге российской прессы «Почта России»… насчитывается 2030 газет, в том числе 466 общероссийских. Существуют ли и где распространяются остальные — загадка». Это не досужие рассуждения медиааналитика, а цитата из официального отраслевого отчета Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям «Российская периодическая печать. Состояние, тенденции и перспективы развития. 2011». В аналогичном отчете за 2012 год информация приблизительно такого же уровня точности — «зарегистрировано 38 555 газет, общественно-политические газеты составляют не более 5 000 наименований».
Резюмирую: профильная государственная структура не знает, сколько и каких газет издается сейчас в России. Адекватной статистики просто не существует.
Точно такая же ситуация с тиражами: если данные по всей отрасли в целом еще худо-бедно можно найти, то никакой достоверной информации по мелким сегментам и категориям нет — по крайней мере в открытом доступе. Ученые в печали: качественно сравнить положение дел в печати России и других стран практически невозможно.
Но дело, конечно, не в том, что лакуны в статистике мешают исследователям.
Не секрет, что значительная — если не большая — часть медленно вымирающей газетной печати (особенно региональной) существует за счет дотаций, грантов, договоров на информационное обслуживание со стороны органов власти. Риторический вопрос: можно ли хоть как-то сформулировать и потом адекватно претворить в жизнь любую государственную политику, связанную с финансированием печатных СМИ, не зная, сколько чего и где выпускается?
Любые решения по расходованию средств, принятые в условиях информационного дефицита, будут малоффективными — большая часть денег уйдет в песок.
Конечно, есть вещи, просто связанные с несовершенством или спецификой статистического механизма. Например, по данным Росстата, в 2011 году «численность пострадавших при несчастных случаях на производстве со смертельным исходом» составила 1800 человек (я специально выбрал позапрошлый год, чтобы учесть все возможные корректировки). А вот данные Роструда за то же время — «в результате несчастных случаев на производстве погибло 3063 работника». Наверное, разночтения — результат разных методик учета. Но все же: на какие данные ориентироваться?
А вот, скажем, полпред президента в СКФО Александр Хлопонин «теряет» 110 000 детей в своем федеральном округе: те вроде бы родились, что было зафиксировано статистикой, но потом куда-то пропали. Это, считай, 5% всего населения моложе трудоспособного возраста в регионе. Да, система формальной статистики на Северном Кавказе часто дает сбои, но ведь существуют же другие инструменты исследований — в том числе и банальные социологические опросы. Уж, по крайней мере, понимать природу «исчезновения» детей надо точно.
Впрочем, что говорить: никто до сих пор не знает, сколько народу живет на Северном Кавказе. О тамошних «приписках» во время переписи населения уже есть внушительная литература. В случае Москвы — ситуация обратная: сотни тысяч, а то и миллионы мигрантов остались неучтенными. На какие данные ориентируются кавказские и столичные власти, разрабатывая, например, социальную и транспортную политику, неизвестно.
Результат: очень многие управленческие решения в России принимаются на основе неких «априорных» знаний, которые могут абсолютно не соответствовать действительности. И, естественно, никто не заботится о том, чтобы оценить результаты этих действий.
Вот свежий пример. В течение трех лет из бюджета выделят полмиллиарда рублей на «укрепление межнационального и межконфессионального единства страны». Деньги пойдут на поддержку СМИ, обучение чиновников, адаптацию мигрантов и пр. Цели — благородные, меры — вроде бы адекватные.
Один вопрос — на базе чего будет оцениваться эффективность госрасходов? В широком обороте практически нет достоверной, основанной на качественных исследованиях информации о межнациональных отношениях в России. Мало данных о социальной, экономической, психологической специфике мигрантской среды. Нет никаких заслуживающих доверия сведений о процессе адаптации мигрантов. Да что там говорить, даже просто с их количеством в России путаницы хватало и хватает.
Полмиллиарда рублей — благо, не так много — будут освоены без проблем. Чиновников обучат, конкурсы и фестивали проведут. Но очень сомнительно, что кто-нибудь удосужится замерить реальное влияние этих мероприятий на качество межнациональных отношений. Хотя бы потому, что никто этого не делает сейчас. Часто ли вы встречали в открытых источниках данные, которые напрямую связывают количество бюджетных средств, затраченных на гармонизацию межнациональных отношений, скажем, со снижением количества межэтнических конфликтов или объема националистической риторики в соцсетях?
Возможно, я ошибаюсь — и в глубинах чиновничьих компьютеров таятся результаты самых свежих исследований, проведенных по самым современным методикам с использованием самых точных статистических данных. И именно на их основе они принимают решения, выделяют деньги, контролируют эффективность.
Ну что ж, тогда остается только просить побольше и почаще раскрывать логику действий и их ожидаемый результат. Ситуация «информационной асимметрии», как показывает теория и практика, всегда выгодна тем сторонам, у которых знаний больше.