Ледяная гонка: как Арктика стала ареной всеобщей борьбы за безопасность

Арктика опять находится в самом центре внимания мировых СМИ, экспертного сообщества и политиков. 2025 год начался с довольно активного обсуждения идеи Трампа приобрести Гренландию — эксперты и политики из Дании, Гренландии, других стран Европы, а также  из России и США успели высказаться. В очередной раз — кто с опасением, кто с сожалением, а кто-то и с азартом — объявили о конце эпохи низкой напряженности на территории «высоких широт». Вместе с тем так же стремительно, как и с проявлением интереса к Гренландии, новая администрация США начала восстанавливать отношения с Россией: на встрече в Эр-Рияде глава РФПИ Кирилл Дмитриев объявил о неких совместных проектах в Арктике, но перспективы все еще неясны, а барьеры для участия американского бизнеса в освоении месторождений российской Арктики сейчас непреодолимы. Предположить, чем завершится движение маятника в эту сторону, едва ли возможно. Во-первых, ситуация с переговорами по Украине остается слишком неопределенной, а во-вторых, речь идет о сложных и вряд ли прозрачных сделках.

За последние три года обвинения в эскалации напряжения в Арктике стали ритуальными и обыденными. Международные отношения арктических государств с 2022 года воспринимаются примерно так же, как климатический кризис — все высказывают озабоченность, однако поделать ничего будто нельзя. 

Происходящее последние годы можно назвать процессом секьюритизации Арктики. Язык геополитики и безопасности становится основным для понимания проблем региона. Ставки продолжают расти на радость политическим комментаторам, чье воображение порой не знает границ — ни политических, ни интеллектуальных. Любые сценарии возможны, а в условиях милитаризации российской публичной и медийной сферы силовое выяснение, кто самый главный в Арктике, будет казаться не только естественным, но и привлекательным — тем более что современная историческая память активно питается образами прошлых геополитических противостояний. Привлекательности силового сценария способствуют метафоры, которые лежат в основе нарративов об Арктике сегодня.

Арктическая игра

Современную эру кооперации принято отсчитывать с конца 1980-х, когда Горбачев в своей речи в Мурманске призвал к «радикальному снижению военного противостояния в регионе». Считается, что этот жест дал толчок к развитию новой архитектуры международного сотрудничества, нацеленного в первую очередь на сохранение окружающей среды и бережное освоение природных ресурсов, и в конечном счете привел к созданию Арктического совета. Норвежская по своему происхождению формула «низкая напряженность, высокий Север» закрепила исключительное положение региона. Однако уже во второй половине 2000-х годов в российском медийном пространстве отмечался рост напряженности в регионе. Напряженность, или натянутость, — пространственные метафоры, согласно которым разнонаправленные силы применительно к поверхности могут вызывать разрушение пространства в целом. Арктика в этой перспективе видится хрупким телом, которое требует особой заботы в условиях глобальных угроз.

Радикальное представление о развитии конфликта в Арктике заложено в метафоре игры. Речь идет о том, что Арктика становится территорией очередной «большой игры», как называли соперничество Британской и Российской империй в Центральной Азии в XIX веке. Исторические аналогии всегда заряжены коллективными эмоциями — запускаются механизмы исторической памяти, и, например, сегодня российская публика воспринимает происходящие события в Арктике сквозь призму этих метафор как возможность реванша (пересмотр поражения в холодной войне) или повторения успеха. Значительно меньшее внимание в связи с историческими аналогиями уделяется недопустимости и признанию ошибок («больше никогда»). 

Соревновательность выражается в «ледяной гонке» — геополитическом процессе, в который допущены исключительно большие игроки. До какого-то момента формальной квалификацией в гонке был доступ к Арктике, однако и это перестало быть чем-то стабильным. Китай становится приарктическим государством. Индия заявляет о своих торговых и промышленных интересах, а также проявляет обеспокоенность климатическими изменениями. Россия выносит повестку Арктики на обсуждение стран БРИКС, а США традиционно выражают свое несогласие с расширением состава участников гонки. До 2025 года правила игры хоть и не были определены, но сама игра следовала хорошо знакомому из истории паттерну. Размеры вознаграждения растут с каждым годом, а климатические и гуманитарные риски, связанные с этой игрой, не поддаются системной оценке в силу отсутствия сотрудничества по научной линии. Предполагается, что победитель будет один, и это, увы, не Арктика — ее участь быть пирогом, который будет поделен в соответствии с договоренностями больших игроков в результате демонстрации силы. 

Завершение игры невозможно — всегда будут силы, стремящиеся пересмотреть итоги гонки. На время, вероятно, установится статус-кво и будет построено то, что сегодня называется «ледяным занавесом» — с очевидными отсылками к «занавесу» времен холодной войны. «Занавес» позволяет остановить горячую фазу конфликта, но не прекращает арктическую гонку как таковую. Это одновременно отказ от любой формы диалога и кооперации, а также признание права победителя проводить свою стратегию в своей суверенной части Арктики.

Технократы и сделки

Метафоры связывают воедино события и позволяют увидеть картину целого, схватить тенденцию в разрозненной, казалось бы, технократической рутине последних лет. В 2024 году российский президент Владимир Путин назначает бывшего секретаря Совета безопасности Николая Патрушева своим помощником, который, помимо прочего, должен следить за Арктикой. Под это назначение меняется организационный статус Морской коллегии. Имеющий богатый опыт работы по линии безопасности Патрушев вовлекает в работу другого тяжеловеса — полпреда президента на Дальнем Востоке Юрия Трутнева, который возглавил Совет по защите национальных интересов в Арктике внутри коллегии, а также других членов своей совбезовской команды. Энтузиазм подпитывается технологической и военной форой, которая есть у России: страны НАТО значительно уступают России и Китаю по количеству ледоколов, а в условиях климатического кризиса высока потребность в ледокольном флоте в силу непредсказуемости обстановки. В 2025 году Россия должна получить первый боевой ледокол «Иван Папанин».

Для преодоления этого отставания США, Канада и Финляндия в ноябре 2024 года подписали Ледовый пакт — меморандум, согласно которому они стремятся объединить усилия в строительстве судов. В настоящее время у Канады нет ни одного глубоководного порта в Арктике. Канада, как считают политики стран НАТО, нуждается в активной кооперации с другими странами альянса для защиты. Дания на фоне заявлений Трампа объявила о выделении дополнительных средств на оборону в Арктике. Одновременно с этим экспертное сообщество пишет сценарии будущей арктической войны, которая сразу же примет масштаб экологической и гуманитарной катастрофы и превратится в операцию по спасению, а официальные лица призывают к сотрудничеству и диалогу и приветствуют восстановление рабочих групп Арктического совета. Кроме этого, для России секьюритизация происходит на фоне серьезных проблем добывающей отрасли, вызванных санкциями. 

На примере российского милитаризованного общественного пространства видно, что метафоры и исторические аналогии — это сильные средства, способные за счет мобилизации воображения актуализировать историческую память и снять противоречия. Борьба с климатическим кризисом не будоражит комментаторов и общественность, в отличие от социальных проблем или международных отношений. Популистская повестка рассчитана на эффект «здесь и сейчас». Россия не исключение, и метафоры помогают общественному сознанию не рассыпаться.

Администрация Дональда Трампа, вероятно, предлагает альтернативу нарративам секьюритизации — сделку. Антропологический смысл сделки состоит в том, что она предполагает отношения между макроакторами, которые своими действиями определяют политический и экономический порядок, — они будто бы равны символически, но не экономически. Сделка — это не договор и не соглашение по каким-то прозрачным правилам, которые признаны сторонами, это форма участия в совместной деятельности и разделении выгод по совершенно разным вопросам. Поэтому содержание сделки не обязательно симметрично с точки зрения какой-то универсалии, будь то деньги или же ценности. Одна сторона может попросить у другой то, что может не иметь эквивалента, но может иметь ценность в глазах другой стороны. Универсальность сделки не гарантирована ничем, кроме символического и политического веса подписантов, ее гарантами выступают конкретные люди, а не должности и институты. Сделки не поддаются масштабированию — они единичны. Судя по информации о переговорах в Эр-Рияде, арктическая сделка обсуждается. Вряд ли она станет защитой от потенциального конфликта, потому что парадоксальным образом сделка не только асимметрична по своему содержанию, но и в конечном счете предполагает асимметрию в символическом весе — просто кто и кого обманул, станет ясно не «здесь и сейчас», а спустя какое-то время.

Из всех описанных метафор, в том числе и сделки, исключена одна заинтересованная сторона, для которой борьба за климат — это не абстрактная ценность, а условие выживания и сохранения. Это жители Арктики, которые уже сегодня на себе испытывают влияние глобального потепления. Перспектива коренного населения и локальных сообществ позволяет увидеть, что Арктика не столько территория освоения, вознаграждение в геополитическом соревновании, национальная гордость или девелоперский актив, а общий дом и земля, где такие привычные понятия, как собственность и право на землю, имеют другой смысл. Гренландцы еще раз сказали, что Гренландия не продается, но не потому, что они не хотят или не существует такой суммы, а потому, что это не товар: как и многие люди, они не видят свою землю через призму товарных отношений, ключом здесь является ощущение общего дома. Они не идут (по крайней мере, сейчас) на сделку, потому что чувствуют символическую правоту не меньшую, чем другая сторона, которая апеллирует к понятиям «национальная безопасность» и «свобода».

Для переосмысления понятий «дом», «земля» и «язык» недостаточно поддерживать этнокультурные фестивали, программы сохранения языков или финансировать лояльные организации гражданского сектора, как это делают российские добывающие компании и государство — по сути, они тоже предложили коренным народам и обществу сделку. Нужен инклюзивный гражданский диалог по фундаментальным вопросам с участием коренного населения и локальных сообществ, а также ученых и исследователей. Такой диалог, скорее всего, будет болезненным: он заставит пересмотреть антропологические основы отношений различных акторов в Арктике и в конечном счете поставит вопрос о справедливости господствующих подходов и оптик. Однако представить это в сегодняшней России, где легко раздают ярлыки экстремистов и предателей тем, кто отказывается от сделок, очень трудно.

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора