Рынок эскалации: почему вовлечение США в конфликт с Ираном не вызвало паники игроков

Атака Израиля на ядерную и военную инфраструктуру Ирана 13 июня 2025 года стала серьезной вехой в ближневосточном конфликте. Хотя удары не были направлены на энергетические объекты, они усилили ощущение нестабильности в одном из ключевых регионов глобальной нефтедобычи. Последовавший 22 июня американский удар по трем ядерным объектам в Иране и последующие угрозы Тегерана вызвали опасения относительно возможной блокады Ормузского пролива, дестабилизации судоходства в Красном море и атак на энергетическую инфраструктуру арабских монархий. Если удары по Ирану ставят под угрозу менее 2% мирового нефтяного экспорта, то, в случае регионализации конфликта. речь идет уже как минимум о 20%.

Однако, как это ни парадоксально, реакция рынков оказалась сдержанной: 13 июня Brent подорожал всего на $5 (с $69 до $74 за баррель), а после решения Дональда Трампа атаковать Иран — лишь на $2. Наконец, сразу после ответного удара Ирана по американским базам в Катаре 23 июня нефть стала даже дешеветь. Это выглядит несопоставимым с масштабом геополитических рисков. Отчасти дело в том, что динамика цен пока что отражает реакцию на краткосрочные, политически обусловленные изменения. Несмотря на всю свою символическую значимость, они не несут долгосрочной угрозы рынкам.

Уязвимость как фактор сдерживания

Вопреки общему мнению, Израиль и Иран пока не стремятся разрушить энергетическую инфраструктуру друг друга. При этом энергетическая безопасность не только Ирана, но и Израиля крайне уязвима. Ни одна из сторон не может быть уверена, что ее удар по инфраструктуре противника останется без ответа. Как итог, на данном этапе Иран и Израиль ограничились взаимными ударами по ключевым, но не критическим элементам энергетических систем.

Наиболее тревожным сигналом для Тегерана стал удар 14 июня по одному из блоков крупнейшего газового месторождения Южный Парс и по газоперерабатывающему заводу «Фаджр Джам». Хотя сам ущерб оказался ограниченным — была временно выведена из строя одна из четырех технологических линий блока, что сократило суточную производительность на 420 млн куб. м газа — значение удара выходит за рамки техники. Природный газ играет ключевую роль в иранской экономике: он критичен как для внутреннего потребления, так и для обеспечения экспортных поставок в Ирак и Турцию. С учетом роста внутреннего спроса и проблем в энергетическом балансе, этот удар стал недвусмысленным посланием — Израиль дал понять, что способен нанести удары, которые приведут к массовым отключениям электроэнергии, остановке промышленных производств, срыву поставок за рубеж и, как следствие, росту социальной напряженности.

Примечательно, что ответ Ирана последовал незамедлительно. Уже 15 июня иранская ракета поразила нефтеперерабатывающий завод (НПЗ) Bazan в Хайфе мощностью 197 000 баррелей в сутки (б/с). В результате предприятие было полностью остановлено. При этом второй израильский НПЗ в Ашдоде (100 000 б/с) находился на плановом ремонте. С учетом внутреннего спроса на уровне 220 000 б/с, Израиль был вынужден прибегнуть к использованию стратегических резервов.

Более того, в целях предосторожности страна приостановила эксплуатацию двух из трех основных газовых месторождений — «Левиафан» и «Кариш», оставив в работе только «Тамар». Последний экстренно увеличил добычу, покрыв до 75% внутреннего спроса. Остальная доля была компенсирована за счет использования угля и дизельного топлива. Хотя до конфликта израильское правительство планировало полный отказ от угля к концу 2026 года, теперь эти планы, по-видимому, будут скорректированы в пользу энергетической надежности.

Иранская нефть: важна, но не критична

Нефть и газ из Ирана не являются настолько критически важными для глобальных энергетических рынков, чтобы мировые цены на нефть «пробили» психологический коридор в $100 за баррель. Основная часть иранского газа потребляется внутри страны, а экспорт ограничен поставками в Турцию и Ирак. Доля иранской нефти в мировом потреблении составляет менее 2%, и при необходимости ее отсутствие может быть компенсировано другими производителями. Фактически, единственным крупным импортером иранской нефти сегодня выступает Китай.

Безусловно, тот факт, что весной 2025 года Иран входил в тройку крупнейших поставщиков нефти в КНР, позволяет предполагать, что Пекин, своей негативной реакцией на возможные удары по иранской нефтяной инфраструктуре, будет сдерживать противников Ирана. Однако и здесь существует ряд важных оговорок:

• Китай избегает зависимости от одного поставщика. В случае возникновения сложностей с поставками из одной страны, он легко переключается на другую. Для Пекина не имеет принципиального значения происхождение нефти — важны лишь условия ее приобретения. Это делает китайскую политику в сфере импорта энергоресурсов гибкой и прагматичной;

• Иранская нефть официально не поступает в Китай. Она ввозится под видом малайзийской, что позволяет обходить санкции, но делает эти поставки политически уязвимыми. В случае необходимости китайские трейдеры без колебаний переключались на российскую нефть, которую в Пекине считают менее рискованной;

• Привлекательность иранской нефти носит ситуативный характер. Тегеран, находящийся под санкциями, вынужден продавать нефть с дисконтом, чем пользуются китайские покупатели. Одновременно, в условиях обострения отношений с США, Китай стремится снизить зависимость от близких к Вашингтону поставщиков, частично компенсируя это увеличением импорта из Ирана.

Таким образом, если бы вооруженное противостояние осталось в рамках двусторонней конфронтации между Ираном и Израилем, серьезных последствий для глобальной экономики, скорее всего, удалось бы избежать. Цены на нефть продолжали бы колебаться в пределах $70–85 за баррель.

Настоящий риск

Но в условиях расширения конфликта и прямого вовлечения в него США, последствия для долгосрочной ценовой конъюнктуры могут оказаться намного более значимыми. Основные риски сейчас связаны с возможностью существенного сокращения экспорта нефти из стран Персидского залива и Аравийского полуострова.

Возможные сценарии включают как прямое перекрытие Ираном судоходства через узкий Ормузский пролив, так и удары Тегерана или его прокси-группировок по нефтегазовой инфраструктуре арабских монархий. На кону — безопасность поставок около 20% мирового экспорта нефти, не считая немалых объемов нефтепродуктов и нефтехимии, направляемых как на азиатские рынки, так и в Европу. Альтернативные маршруты для безопасных поставок, и то ограниченные, есть лишь у Саудовской Аравии и ОАЭ.

Так, ключевым элементом альтернативной инфраструктуры Саудовской Аравии является трубопровод East-West (Абкайк — Янбу) мощностью до 5 млн б/с. Однако значительная часть прокачиваемой по нему нефти идет на внутренние НПЗ, а экспортный потенциал терминалов Красного моря ограничен: здесь меньше резервуарных мощностей, меньше сортов нефти, и, соответственно, меньшая гибкость экспорта. Кроме того, поставки в Азию через Красное море и Баб-эль-Мандебский пролив оказываются под ударами йеменских хуситов.

ОАЭ эксплуатируют трубопровод Adcop (Хабшан — Фуджейра) пропускной способностью 1,8 млн б/с, который позволяет экспортировать нефть, минуя Ормуз. Однако он обслуживает только сорт Murban, добываемый на суше. Большинство месторождений страны работают на шельфе и по-прежнему зависят от прохода через Ормуз. Ирак теоретически мог бы использовать нефтепровод в турецкий порт Джейхан, однако он остается закрытым с 2023 года из-за политических разногласий с Курдской автономией. К тому же этот трубопровод не связан с основными месторождениями на юге Ирака.

Страхи судовладельцев

Повышенная геополитическая премия уже оказывает заметное влияние на рынок. Сорта нефти, экспортируемые вне Ормузского пролива, такие как Murban (ОАЭ) и Oman (Оман), торгуются с премией к сорту Dubai — $3,50 и $3,31 за баррель соответственно. Это свидетельствует о стремлении покупателей минимизировать транзитные риски. Одновременно резко выросли и цены на дизельное топливо. Таким образом, даже без фактической блокады, угроза перекрытия Ормуза уже оказывает влияние на поведение участников рынка.

Одним из наиболее ярких индикаторов обострившейся ситуации стал скачок ставок на аренду супертанкеров (VLCC) на маршруте Ближний Восток-Китай. После израильского удара по Ирану 13 июня ставки выросли с примерно $23 000 в день до $52 000 в день. Примечательно, что этот рост обусловлен не реальными перебоями в поставках, а, скорее, ожиданиями и страхами.

Конфликт угрожает безопасности судоходства во всем регионе. В районе Аравийского полуострова наблюдается скопление танкеров, включая суда из так называемого теневого флота, транспортирующего санкционную иранскую и российскую нефть без соблюдения надлежащих стандартов морской безопасности. После начала конфронтации между Ираном и Израилем компания QatarEnergy уже распорядилась, чтобы ее СПГ-танкеры проходили Ормузский пролив не ранее, чем за день до погрузки, ожидая этого момента за его пределами. На этом фоне тревожным сигналом стало столкновение 17 июня двух танкеров — Front Eagle и Adalynn — у восточного побережья ОАЭ. Хотя инцидент был вызван навигационной ошибкой, а не военными действиями, он обнажил системные проблемы: перегруженность вод, высокую долю «теневого флота», слабый контроль в альтернативных зонах бункеровки, а также опасные сбои в работе навигационных систем, вызванные активностью военных.

В долгосрочной перспективе все это может привести к постепенному отказу потребителей от нефти стран Персидского залива в пользу более стабильных источников. Как показал опыт с российской нефтью, в современных условиях география поставок все чаще уступает место критериям логистической устойчивости и политической надежности. На первый план выходит не цена барреля, а гарантированность доступа и безопасность маршрутов.

Почему Иран не перекроет Ормузский пролив

Тем не менее вероятность того, что Иран решится на полномасштабное перекрытие Ормузского пролива, остается невысокой. Хотя подобная угроза регулярно озвучивается иранскими властями на протяжении последних десятилетий — особенно во время военной эскалации, — Тегеран ни разу не перешел от слов к делу. Это не случайность, а следствие объективных ограничений.

Прежде всего, Ормузский пролив — это не только критическая артерия для глобального энергоснабжения, но и жизненно важный маршрут для самого Ирана. Несмотря на недавний запуск экспортного терминала Джаск, более 90% иранского экспорта нефти и конденсата по-прежнему проходит через Ормуз. 

Во-вторых, перекрытие пролива практически гарантированно вызовет жесткий военный ответ. Международное сообщество расценит такое действие как агрессию и нарушение принципа свободы судоходства. США и их союзники в регионе готовы оперативно реагировать на подобную эскалацию. 

Третьим фактором сдерживания является позиция ключевых внешнеэкономических партнеров Ирана — Китая и, в меньшей степени, России. Китай, реализующий проект «Один пояс — один путь», придает Ормузу стратегическое значение как узловой точке глобальной торговли. Пекин не заинтересован в дестабилизации такого важного маршрута и не поддержит шагов, подрывающих устойчивость глобальных цепочек поставок. 

Все возможно

И все же даже такой сценарий нельзя убирать со стола. Слишком непредсказуемы действия сторон, слишком велика паранойя и недоверие. Всего же можно выделить четыре базовых сценария развития событий:

1. Ограниченная эскалация. США и Израиль завершают операцию, Иран отвечает символически, стороны возвращаются к переговорам. Цены на нефть постепенно снижаются. Вероятность средняя.

2. Затяжная прокси-война. Иран активизирует союзников в Ираке, Йемене. Уровень напряженности высок, цены остаются волатильными. Наиболее вероятный сценарий.

3. 

Активное втягивание США в конфликт. Происходит повышение ставок в вооруженном противостоянии сторон. Конфликт неизбежно распространяется за пределы Ирана и Израиля, на страны региона. Поставки энергоресурсов находятся под угрозой. Цена на нефть превышает порог в $100 долларов США за баррель. Низкая вероятность. 

4. Гражданская война или смена режима в Иране. Подобные события спровоцируют массовый исход населения, подрыв инфраструктуры и риск глобального энергетического кризиса. Низкая вероятность.

Эра хрупкости

Развитие конфликта между Ираном и Израилем летом 2025 года не только оживило старые страхи на нефтяном рынке, но и обозначило ключевой тренд новой эпохи — стремительный рост влияния геополитических ожиданий на экономику энергопоставок. Несмотря на относительную сдержанность ценовой реакции, сама структура рисков изменилась: теперь даже потенциальная угроза эскалации или перекрытия Ормузского пролива способна изменить энергобалансы и логистику целых регионов. Вместе с тем традиционная логика — если нанесен удар по нефтедобывающей стране, значит, цена на нефть взлетит — уже не работает линейно. Мир научился адаптироваться к локальным потрясениям, но остается уязвим перед системными изменениями. Сценарий широкомасштабного конфликта на Ближнем Востоке маловероятен, но возможен. А в условиях нарастающей турбулентности даже риски низкой вероятности приобретают вес, поскольку цена ошибки — глобальная. 

Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора