Гражданство или национальность: как отношения Москвы и Баку пришли к конфликту
Очередная вспышка противоречий между Россией и Азербайджаном, кроме вопросов чисто юридических или касающихся международных отношений, привлекла внимание и к проблеме соотношения национальности и гражданства. Баку выступил в поддержку соотечественников, которые являются гражданами России и долгие годы живут на ее территории. В России в данном случае исходят из принципа гражданства, в Азербайджане — национальности.
От гражданского к национальному
Со времен греческих полисов покровительство человеку давало именно гражданство, предусматривавшее определенный набор обязательств, в первую очередь защиту города от неприятелей, причем как персов, так и жителей других греческих же городов. Рим из города за несколько веков стал империей, но принципиальный подход к гражданству остался тем же. Только именно в имперский период права гражданства постепенно стали получать представители элит покоренных Римом территорий. Некоторые из них достигали в империи высших должностей, вплоть до императорской, но и Максимин Фракиец, и Филипп Араб считали себя именно римлянами, а не фракийцем или арабом. Это не мешало им помнить о своих корнях, но, желая облагодетельствовать своих земляков, Филипп построил на месте родной деревни в современной Сирии не восточный, а классический римский город с триумфальной аркой, термами и театром.
В Средневековье гражданство города давало защиту даже беглому крепостному: если он прожил в нем один год и один день, то становился таким же бюргером, как и коренные жители. Но и на войну он должен был идти наравне с ними. После Тридцатилетней войны в Европе сформировалась Вестфальская система, в которой главную роль играли суверенные государства, — и принцип гражданства возобладал над рыцарскими обычаями Средневековья, когда дворянин мог переходить на службу от одного монарха к другому.
В Российской империи «гражданский» принцип подданства безусловно доминировал вплоть до времен Александра III, когда империя стала стремительно «национализироваться». Хрестоматийными стали примеры, когда остзейцы и финляндцы, грузины и мусульмане, будучи подданными империи, делали в ней блестящие карьеры. Но уже к началу XX века в правых российских политических кругах подданных стали делить на истинно русских и остальных. Это не было сугубо российским явлением — сходные процессы происходили и в других европейских странах, а Россия, вне зависимости от поворотов имперской политики, считала себя частью Европы. Где-то национализм был связан с самоутверждением уже существовавших государств, где-то — со стремлением добиться независимости.
Национализм: крах и возрождение
Национализм в конкретных европейских условиях первой половины ХХ века имел тенденцию к фашизации и был на долгое время дискредитирован как связанный с разными вариантами одиозного фашизма, вплоть до нацизма. Даже многие французские националисты, которым под влиянием поражения во франко-прусской войне была свойственна германофобия, в 1940 году оказались в числе пронацистских коллаборационистов. В СССР в это же время реализовывался уникальный эксперимент совершенно иного рода: как соединить жесткую вертикаль власти, которую олицетворяла ВКП(б)/КПСС, с формальным правом республик на выход из Союза и активным развитием национальных культур. Такой эксперимент был неразрывно связан с идеей мировой революции — даже Сталин, строивший социализм в одной стране, был уверен в ее неизбежности, пусть и в отдаленной перспективе. А для того, чтобы в будущем принять в состав СССР новые пролетарские республики, надо было сохранять максимально привлекательный для них формат государства. Завершая свою последнюю публичную речь на XIX съезде КПСС, Сталин заявил, что «есть все основания рассчитывать на успехи и победу братских партий в странах господства капитала».
После Второй мировой войны в Европе возобладала гражданская идентичность в противовес дискредитированной в то время националистической. Казалось, что национализм — это удел в основном так называемого третьего мира, где он связан с антиколониализмом с одной стороны и с многочисленными межнациональными проблемами и произвольно определенными границами — с другой. Но после расширения Евросоюза и кризиса с мигрантами гражданская идентичность стала постепенно слабеть, вначале незаметно, а затем все более явственно. А национализм усиливаться — конечно, в существенно видоизмененной форме по сравнению с довоенным, адаптированный к современности, апеллирующий не к диктатуре, а к собственным моделям демократии.
Тем более что в Восточной Европе желание вернуться на западный путь развития как раз хорошо сочеталось с национальными идеями отдельных стран. Сейчас Виктор Орбан считает себя покровителем всех венгров вне зависимости от того, где они проживают и какое гражданство имеют. В Польше в президентство Леха Качиньского был принят закон о карте поляка, которую изначально могли получить граждане постсоветских государств, а с 2019 года (также при правом президенте Анджее Дуде) на нее могут претендовать и жители других стран.
Но и в старой Европе усиливается именно национальный фактор — можно хотя бы посмотреть на эволюцию Национального объединения во Франции, которое за последнее десятилетие превратилось из партии, не имевшей никаких шансов, в политическую силу, претендующую на избрание своего кандидата в президенты. Разные варианты национализма усиливаются и за пределами Европы, в том числе в современных Китае и Индии. И уже давно дебатируется вопрос о том, не станет ли XXI столетие веком национализма.
Постсоветский феномен
В свою очередь, на постсоветском пространстве, несмотря на частое декларирование гражданских ценностей, на практике всегда был значим принцип национальности. Новые независимые государства, выстраивая собственную самость, с разной степенью активности отталкивались от России в вопросах исторической памяти и государственного строительства, хотя и прагматично продолжали с ней выгодное экономическое сотрудничество. В самой России появилось понятие «соотечественник», под которое попадали самые разные люди — от сохранивших российскую идентичность потомков белой эмиграции до советских людей, направленных по распределению на работу в национальные республики. И чем дальше, тем больше Россия демонстрировала свою роль защитника соотечественников, хотя и в разных форматах с различными странами, в зависимости от уровня их отношений с Москвой.
Хорошо известно, что распад СССР застал миллионы людей за пределами республик, в которых они были представителями титульных национальностей. Мягкий (на момент 1991 года) сценарий «развода» с образованием СНГ предотвратил кошмарный вариант перемещения и гибели по пути огромного числа людей, свойственный разделу в 1947 году Британской Индии на Индию и Пакистан. Но он же способствовал и образованию национальных общин, которым в той или иной степени стремились покровительствовать «свои» страны, вне зависимости от того, какие паспорта имели их представители. Ситуация носит нелинейный характер: например, у многих представителей армянской общины в России крайне сложные отношения с правительством Никола Пашиняна. Но в целом связи носят давно и хорошо выстроенный характер.
При этом русские сообщества в СНГ численно уменьшались за счет переселения в Россию по разным причинам — как политическим, так и экономическим, особенно заметным начиная с нулевых, когда возобновился рост российского ВВП. Тогда как внутри самой России наблюдалась обратная ситуация — экономическая миграция привела к увеличению численности в ней центральноазиатских общин. До недавних пор такая тенденция признавалась одним из способов решения демографической проблемы, связанной с падением рождаемости. После теракта в «Крокусе» ситуация резко изменилась, но общины никуда не делись. Тем более что часть постсоветских стран остаются союзниками России по ОДКБ и ЕАЭС, а с некоторыми другими есть межгосударственные соглашения, и отталкивать их к геополитическим конкурентам совсем не хочется. Однако — и это подтверждает конфликт с Баку — количество проблем будет только расти.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора