Николай Василенко — Forbes: «Лучше залюбить, чем недолюбить»

Николай Василенко родился в Виннице, на Украине, в семье инженеров. По стопам дедушки пошел в военное училище, переехав в 18 лет в Ростов-на-Дону, но военным не стал, подрабатывал грузчиком, затем охранником, в 1990-е ступил на путь создания первых кооперативных магазинов и ларьков. 15 лет назад Николай Василенко был более типичным героем для Forbes — его бывшая компания «Регата» была одним из лидеров в производстве и дистрибуции алкоголя в России. Она продавала водку под брендами «Казачий хутор», «Донская хлебная», «Хмельная вольница», Red Аrmy, но самой известной и дорогой маркой, придуманной Василенко, стала «Белая березка» — на пике компания, по словам предпринимателя, продавала 600 000 бутылок в год. В компании работало более 3000 человек, а продукцию знали далеко за пределами России.

В 2011 году алкогольный рынок страны ждали большие изменения: правительство решило навести порядок и железной рукой отобрало лицензии на производство у некоторых крупных компаний. Тогда многие алкогольные магнаты потерпели крушение своих спиртосодержащих «кораблей». Среди них и «Регата» Николая Василенко. После потери лицензии и продажи компании «Алкогольной сибирской группе» за миллиард рублей наш герой стал инвестором и ресторатором, создавшим яркий ростовский гастрономический проект «ОнегинДача».

В 55 лет Василенко внезапно стал инфлюенсером. В конце 2024 года видео с его солнечным, ярким и модным образом жизни завирусились в Instagram (принадлежит Meta, которая признана в России экстремистской и запрещена).  И без того небедный бизнесмен начал зарабатывать на своей популярности.

На удивление, образ счастливого, дорого одетого и богатого человека стал народным. При помощи него Николай пытается популяризировать литературу и улыбку, читает вслух стихи и прозу. А еще он дефилирует в модных луках, собранных из премиальной одежды, занимается спортом, отдыхает на пляжах Дубая, водит премиальные автомобили, среди любимых — Ferrari, Lamborghini и Rolls-Royce. Некоторые ролики в его аккаунте собирают миллиарды просмотров. А сам Николай уже проехался с большим турне по YouTube: был в гостях у Ксении Собчак, на шоу у Басты и в подкасте Соколовского.

— Знаете, что объединяет вас с покойным папой римским Франциском? 

— Нет, конечно. 

— Вы оба в юности работали вышибалами. 

— Серьезно? 

— Да. Он тоже был вышибалой в Буэнос-Айресе, вы в Ростове-на-Дону. Я хочу поговорить с вами о том, что вам дал опыт многих опробованных профессий в жизни.

— Наверное, все-таки понимание людей. Я на входе стоял и отвечал за то, чтобы каждый заплатил три рубля и чтобы внутри в ресторане был какой-то порядок. Секьюрити. Я, наверное, должен был кого-то вышибать. В итоге мне повезло, я никого не вышибал. Все ко мне адекватно, спокойно относились. И говорили: «Вы такой спокойный и интеллигентный, что лучше с вами не ссориться».

— Николай, что для вас значит родной край, Дон, казачество?

— Для меня это все очень близко. Я считаю себя, конечно, ростовчанином. Я приехал сюда учиться в военном училище. Мне было 17 лет, сразу после школы. Я Ростов люблю, он мой. Люблю Дон, широкую реку. Эту историю, культуру. Я помню, когда приехал сюда учиться в военное училище, — для меня было открытием, что Ростов очень похож на какую-то базу отдыха или санаторий. Здесь уже в апреле или в мае люди ходили так, как обычно люди ходят на базе отдыха: в каких-то шлепанцах, в каких-то коротких шортах, в какой-то маечке. Здесь было такое ощущение, что Ростов с апреля месяца уже не работает. А потом начинает опять работать в ноябре.

— Говорили, что вы раньше ходили с охраной, даже в спортзал, и они рядом с вами бегали, это правда?

— В спортзал не ходили, не бегали.

— Но охрана была. Это было нужно или это были южные понты? 

— Понты. В этом была необходимость, потому что я занимался алкоголем, у меня была водка «Белая березка» и был особый отдел, который боролся с фальсификацией по всей стране. И были звонки, мол, вы там задержали контейнер с колпачками «Белая березка», фальсифицированной, а мы из нее делаем водку. А это огромные деньги. Я говорю, мол, так это же вы не имеете права, это нарушение. Ну и так далее. Были реальные какие-то угрозы, связанные именно с моей борьбой с фальсификацией моей водки и защитой прав.

— А как развивалось, как вы говорите, крушение вашего корабля? Я слышал версию, что вам сначала предложили одну цену, вы не согласились, а потом все пошло гораздо хуже и драматичнее. 

— Примерно так. Нам просто перестали продлевать лицензию одной компании, второй, третьей, десятой, пятнадцатой, и постепенно компания закончилась. Мы продали свои активы, и все. Без лицензии ты не имеешь права ни торговать, ни производить ничего.

— А с чем вы это связываете? С конкуренцией?

— Мне повезло, что на самом деле хоть какой-то покупатель появился и купил «Белую березку», сейчас она стоит на полках магазина. Самое главное в бренде — это положение в сознании потребителя и место на полках и в меню ресторанов. Все остальное не имеет ценности.

— Какую вам самую большую цену за нее предлагали?

— Я уже не помню эти цены. Я просто помню, что когда я согласился продавать компанию, мне казалось, что у нас с партнером будет по $100 млн, $200 млн на двоих. 

— А продали за сколько? 

— Продали за миллиард рублей. 

— Это по тем временам $25 млн?

— $30 млн.

— Если сухо: отжали или не отжали?

— Нет, не отжали, не отжали. Может хотели отжать, но не отжали.

— Чувствуется, что вы эту боль прожили уже. 

— Однозначно. 

 — Вы можете разрыдаться? 

— Давно не рыдал. Ну, вот, наверное, последний раз, когда в Африку летел и смотрел «Форрест Гамп», и были фрагменты, где у меня накатывали слезы. Но разрыдаться… я бы хотел разрыдаться, мне кажется, что это нормальное качество даже для мужчин, но давно я не рыдал.

— Вы яркий, мужчинам в России не принято быть яркими, за образами обязательно есть какие-то стереотипы. Выплескивать эмоции — это тоже у нас не принято. 

— Ну, скажем, моя личная эволюция была разная. Я, например, решил, что не хочу быть генеральным директором своей компании. Потому что я иногда эмоционально не сдерживался, и потом у меня был как бы разрушен день. Потом я приводил себя в некий баланс, и мне было очень тяжело. Я мог какую-то ситуацию воспринять остро, например на кого-то повысить голос или, может быть, даже что-то сказать больное, злое, неприятное. И меня это внутренне расстраивало, мне с этим было плохо. Я искал какой-то баланс. Это, конечно, не единственная причина, почему я решил перестать быть генеральным директором своей компании, но одна из причин — я искал какой-то свой баланс. Может быть, 10−15 лет постоянно убегал от отрицательных эмоций. И это очень, на мой взгляд, опасно и плохо, потому что отрицательное часто живет рядом с сильным. Бывают сильные эмоции, и положительные, и отрицательные.

— Ваш круг общения — это предприниматели в основном?

— Совершенно разные люди. Я, наверное, все-таки стал в каком-то смысле закрытым человеком: живу с природой, живу с книгой, со словом, теперь с интернетом, социальными сетями. Я живу выборочно со своими друзьями, потому что много времени живу на яхте. Я люблю куда-то уходить даже: взять рюкзак, раскладной стульчик, выехать за город и пойти куда-нибудь в луга, укутаться в плед, почитать и дальше пойти. Или на яхте рано-рано утром проснуться, и, например, могу не выходить на берег две-три недели и стоять возле необитаемого берега в заливе. 

— Почему люди с возможностями так любят яхты?

— Для меня жизнь на яхте — это соприкосновение с природой. По-разному люди живут на яхте. Я реально проживаю на яхте. Бывает, что подряд 45 дней. Наверное, это самый мой большой рекорд. Десять дней или две недели вообще не выхожу на берег. Для меня яхта — это прежде всего большое-большое небо, это большое-большое море или океан. Это очень-очень мало человека. А ночью звезды очень красивые, еще и падают. До сих пор вызывает какое-то восхищение — упала звезда. Бывает, под открытым небом и засну, потом выпадет роса, я проснусь, спущусь в каюту, и мне хорошо.

— Хайп — он, как правило, очень быстрый. Вы переживаете, что популярность может скоро закончиться?

— Я стараюсь этого не бояться и не переживать. Будет хайп и будет хайп. Удержусь и удержусь. Я, слава богу, это не вкусил еще сильно. И когда-то в каком-то смысле даже убежал от этого соблазна денег. Надеюсь, мне сейчас хватит ума, эмоций, силы, что-то, может, мне поможет сверху удержаться. Мне иногда сложно в этой популярности: стыдновато от людей уйти, потому что я чувствую, что могу что-то им дать. Но тут же понимаю, что я не могу на одном месте три часа простоять [раздавая автографы и фотографируясь с желающими], что я могу то же самое сделать в интернете, и это рассеется шире.

— То есть вам неудобно будет, если с вами будет какая-то охрана, которая будет от вас всех отталкивать?

— Ну, мне будет стыдновато. На самом деле я иногда выбираю [выйти с охраной или нет], думаю: «Нет, ну тогда лучше не надо выходить из дома». Это когда-то Жанна (Фриске. — Forbes) мне показала. 

— Ваша подруга? 

— Ну да, мы с ней когда-то дружили близко. Я как-то у нее спрашивал, мол, Жанна, как ты это выдерживаешь, когда люди отходят и говорят о тебе, а говорят в итоге не о тебе, а они тебя перепутали с кем-то. Она говорит: «Ну и что, ну я актриса. Меня воспринимают как актрису. Если меня с кем-то перепутали, ну ладно».

— А близкая подруга — это что значит? 

— У нас были с ней отношения. Мы встречались, 2003–2005 годы. 

— Самый пик ее карьеры. У Жанны очень трагичная судьба.

— Жанна классная.

— Она вас научила чему-то?

— Да. Сейчас я понимаю ее. Когда она надевала кепку, очки. А если ее узнавали, она работала, пока не говорила, мол, ну все, у меня нет сил. Это истощает: близкий контакт, потому что ты хочешь людям что-то дать. И Жанна такая честная, хорошая. И мне очень нравится, что мы с ней познакомились случайно. Я прилетел в Сочи и приехал проверять, как «Белая березка» будет представлена в одном из клубов. Я проверил, приехал в отель. И как-то не обратил внимания, что вечером должна была выступать Жанна Фриске, причем она должна была выступать по контракту с «Белой березкой». Мы, когда приходили в какой-то клуб, обязаны были в течение года каких-то звезд оплатить. И, оказывается, мы оплачивали Жанну Фриске на этом концерте. Но я не дождался, как-то не обратил внимания, а потом утром я с ней познакомился случайно. Потом до меня дошло, что это Жанна Фриске из «Ночного дозора» (фильм Тимура Бекмамбетова по мотивам одноименного романа Сергея Лукьяненко, где Фриске исполнила одну из главных ролей. — Forbes).

— Как вы за ней ухаживали?

— Да как-то мы особо не ухаживали друг за другом. Мы просто очень быстро стали близкими людьми.

— Вам никогда не было стыдно за гламур?

— Я рефлексирующий человек. Ну, наверное, я себе очень быстро признался, что я хочу быть таким. Вы понимаете, я воспринимаю мир сложнее и интереснее. Если мы выйдем сейчас с вами погулять по лугу здесь, мы увидим много гламурных ярких цветов, которые почему-то яркие и гламурные. Да. Но это же красиво.

— Чем вы сегодня в основном занимаетесь?

— Инвестиции. 

— Выручку ресторана вашего вы знаете?

— Нет. 

— Почему? Неинтересно? 

— Не успеваю, наверное, или неинтересно, слово хорошее.

— Просто вам достаточно знать, что он успешен? 

— Ну, мне достаточно. Я смотрю отчеты, но меня больше интересует в отчете о прибылях и убытках распределяемые дивиденды.

— Как вы воспитывали вашего сына Марка (Николай был женат дважды, от первого брака у него есть сын Марк, который живет в Африке, ведет собственный бизнес — занимается марганцевой рудой, покупает и продает ее в Китай. — Forbes)?

— Я уже не помню, как я его воспитывал. Наверное, плохо. Потому что все родители собой недовольны. Но сыном я доволен. Я с какого-то момента жизни своей начал формулировать для себя какие-то определения и жить в этих определениях, их трансформировать. Самое главное, что ты можешь дать или не дать ребенку — любовь. Мне кажется, что роль родителя в воспитании детей — она не такая уж большая, 10–15%. Потому что он быстро идет в садик, в ясли, читает книги, смотрит что-то, играет в компьютер, общается со сверстниками, общается еще с кем-то. И если ты, родитель, не додал ему любви, то это самое худшее. Потому что, в общем-то, мир, общество, не обязаны его любить. А вот родитель обязан. Метод, мне кажется, самый главный — любить. И не забывать об этом.  

— Кем вы осознаете себя сейчас?

— Я не знаю, кто я сейчас. То есть я знаю, что я Николай Василенко, я знаю, что я бизнесмен, потому что я по своей породе и по роду все-таки бизнесмен. Хотя бизнесом активным я давно не занимаюсь, но я бизнесмен. Новый артист, общественно-социальные события, блогер. Не нравится мне слово «блогер». Но если сравнить Ксению Анатольевну [Собчак], то она профессор-профессор-профессор, а я какое-то событие.

— А как она вам?

— Мне с ней хорошо. Мы с ней очень разные, я к ней привыкал, наверное, месяца три. Мы с ней переписывались, я ее изучал, и я в ней очень много хорошего увидел и очень много увидел того, за что мне она полюбилась. То есть, наверное, есть у меня это прекрасное качество, которым я наделен свыше, родителями, кодом каким-то генетическим, что я постоянно вижу хорошее и концентрируюсь на хорошем.

— Вы не боитесь смерти?

— Нет, не боюсь. Смерть — это радость, это какое-то большое начало. Я верю в бессмертие души.

— Когда вы уверовали в бессмертие души?

— Мне кажется, что это слишком личная тема. Наверное, последний раз я это переоценил заново с Фаустом. То есть для меня это было откровением, что все-таки Бог Фауста простил, душу его забрал. Для меня это было откровением прошлой осенью.

— Николай, а вам не страшно потерять популярность? Вот этот хайп — он вам приносит кайф от жизни, удовольствие, наслаждение? 

— Ну, я погрущу, конечно же. Знаете, отчего погрущу? Потому что я счастлив, я рад этому чуду, потому что меня, наверное, по-разному воспринимают и разные, наверное, мои роли. Но есть роль, которой я верю. Я реально верю в роль службы добру. Я себе такую миссию назначил и ее чувствую. И если этого не станет, я расстроюсь.

— Предприниматели сейчас в тяжелой ситуации? Высокая ключевая ставка, деньги в России взять дорого. Много разных сложностей, санкций...

— Есть разные, конечно, отрасли в бизнесе, но, в общем-то, вы, когда занимаетесь бизнесом, похожи на человека, работающего под куполом цирка. Относитесь к этому так. У вас не всегда есть страховка, и вообще это вы выбрали себе такую стезю, поэтому носитесь под куполом цирка и можете упасть, и это очень больно, поэтому находите себе страховки какие-то внутренние, эмоциональные, духовные, физические, материальные. В конце концов вы можете эту стезю поменять, пойти делать какой-то важный социальный проект, другое дело, и быть хорошим человеком, водителем троллейбуса, автобуса, учителем, еще кем-то. А вы выбрали такое вот опасное дело — и вот такая ваша реальность.