К сожалению, сайт не работает без включенного JavaScript. Пожалуйста, включите JavaScript в настройках вашего броузера.

Реабилитация «стукачества»: чем отблагодарит полиция?

фото РИА Новости
фото РИА Новости
Глава МВД Владимир Колокольцев уверен, что реабилитация «стукачества» поможет полиции лучше выполнять свои обязанности. Почему он не прав?

Существует распространенное мнение, что в России исторически сложилась культура правового нигилизма, препятствующая поддержанию правопорядка. Мол, недоверие к полиции у нас в крови, сотрудничество с ней считается делом подлым и неприличным, что и мешает блюстителям законности. В очередной раз на это посетовал глава МВД Колокольцев в недавнем интервью: «На Западе не считается зазорным сообщать в полицию о противоправных или преступных действиях своего соседа. А у нас же прошлые эпохи наложили неизгладимый отпечаток на сознание людей. В нас сидит очень жесткий стереотип, что «стукачество» — это вред и безнравственно»Что поделаешь: такие у нашей полиции граждане несознательные. «Без активной поддержки общества у нас связаны руки».

Знакомые сюжеты

Не вступая с генералом в культурологические дебаты об истоках «несознательности», хотелось бы возразить: в данный момент у его подчиненных не связаны, а безобразно развязаны руки. Придя в полицию с заявлением, которое полицейский не хочет принять — например, с сообщением о квартирной краже или вытащенном из кармана мобильнике (относительно сложные в раскрытии преступления, которые впоследствии повиснут на ОВД «глухарем»),  — можно подвергнуться давлению, а то и самому оказаться подозреваемым в другом деле, или быть избитым. Оказавшись даже не подозреваемым, а всего лишь свидетелем, вы можете подвергнуться пыткам электрошоком, просто потому, что оперативным работникам нужна информация, а времени и ума получить сведения другим путем у них нет. Банальный контакт с полицейским на улице может окончиться подброшенными наркотиками и — на выбор — вымогательством или уголовным делом. Видеозаписи с издевательствами над задержанными без труда находятся в интернете, причем речь далеко не всегда идет о подозреваемых в страшных преступлениях или носителях какой-то смертельно важной информации — например, в одном из зафиксированных на видео случаев причиной задержания был пьяный дебош в кафе. Подозрение в мелкой краже приводит к пыткам ради вымогательства явки с повинной (Нижний Новгород, дело передано в суд), вызов на семейный конфликт — удар ногой в живот, перелом ребра и больница для хулигана (Североуральск, дело возбуждено, предположительно виновный сотрудник полиции написал явку с повинной), подозрение в похищении телефона — еще одна смерть задержанного (Казань). Идея «сотрудничества» даже при простом перечислении этих сюжетов изрядно теряет в привлекательности.

 

Перечисленные примеры — всего лишь неполный обзор новостной ленты сайта фонда «Общественный вердикт» за месяц. Я намеренно оставила за кадром все, что не вписывается в сюжет «контакт гражданина с полицейским по делу, в процессе исполнения последним служебных обязанностей»: избиения просто ради развлечения; безответственная стрельба; сбитые пьяными сотрудниками МВД пешеходы; укрывательство служебных преступлений; серьезные коррупционные сюжеты. Только повседневная деятельность по борьбе с преступностью и охране правопорядка — то самое, в чем добропорядочному человеку предлагается, вслед за Европой, полагаться на свою полицию и ей содействовать.

Рискованная сделка

 

Обращаясь в полицию, мы не отказываемся от насилия — мы к нему прибегаем. Государство, по классическому определению Вебера, это организация, монополизировавшая легитимное насилие на данной территории. Почему вообще мы предпочитаем эту странную модель, когда насилие в обществе — ну, в лучшем случае минус прямая самооборона — отдается в руки профессионалов? То есть, отказавшись от права от души набить морду соседу за обиду, мы позволяем ходить по улице целой корпорации вооруженных людей, специально обученных наносить вред ближнему своему и защищенных специальными привилегиями. Только потому, что профессионализация насилия делает возможным ввести его в рамки процедуры, обеспечивающей три параметра: соразмерность санкции проступку, равенство в применении санкций, и возможность защитить от преступлений того, кто не в состоянии защищаться сам.

Другими словами, мы добиваемся того, чтобы негодяя, покалечившего пешехода в пьяной аварии: 1) наказали лишением свободы на несколько лет, как мы сочли бы правильным поразмыслив с холодной головой, а не распяли на ближайшем столбе, как мечталось бы родственникам пострадавшего вот прямо в эту минуту. 2) наказали бы примерно одинаково, независимо от того, местный он или чужак, есть ли у него влиятельный родственник, и вел ли он себя как-нибудь особенно отвратительно в первый момент после аварии. 3) наказали бы независимо от того, есть ли у пострадавшего близкие, и есть ли у них сейчас силы и время бегать по судам добиваться правды. И наоборот — чтобы уже этим близким не пришлось стать объектом встречной мести от близких слишком жестко наказанного нарушителя; чтобы решение суда восстановило баланс вреда и возмездия.

Идеал, разумеется, недоступен, но хотя бы ради приближения к нему мы терпим множество проблем. Проникновение государственного насилия в такие сферы, в которых мы никогда не потерпели бы насилия частного. Огромную долю в общей активности силовых структур «преступлений без жертвы», то есть, таких, где преследуются не чьи-то конкретные, а абстрактно-общественные интересы, легко приватизируемые заинтересованными лоббистскими группами. Тот факт, что любое государство, даже супер-демократическое, будет использовать профессиональных насильников для защиты не только людей, но и своих собственных, отличных от общества, интересов. Где прямо сажать политических оппонентов, а где так только, е-мейлы почитывать в целях общественной безопасности. Да и общество, даже самое правовое и эгалитарное, как-нибудь да извернется так, чтобы привилегированным его членам доставалось больше защиты и меньше наказания, а чужакам и слабым — наоборот. И справа, и слева от мейнстрима имеются большие и вполне обоснованные сомнения в том, что благо под названием «верховенство права» действительно стоит этих издержек. Однако легитимность — согласие большинства терпеть правовое насилие, и обращаться к нему в случае необходимости обусловлена именно тем, что, несмотря на все недостатки, внеличное, опосредованное процедурой насилие кажется людям более приспособленным к обеспечению и соразмерности наказания и равенства перед ним, и его неотвратимости.

 

Перепутанные звенья

В современной российской модели уголовной юстиции все это призваны обеспечить три звена: ответственное следствие, прокурорский контроль, и независимый суд. На практике официальное следствие, то есть составление уголовного дела и написание обвинительного заключения, отделено организационно от реального расследования обстоятельств дела в полиции (на ведомственном жаргоне «оперативно-розыскной деятельности» — ОРД). По большинству дел настоящая детективная работа — выяснение обстоятельств правонарушения и личности нарушителей — проходит в ОВД, то есть в «низовом» полицейском участке, и осуществляется полицейскими без юридического образования. Как правило, проще не принять заявление у потерпевшего, чем расследовать сложное дело: можно отчитаться на простых (честный вариант), можно сфальсифицировать то, что нужно для отчетности, повесив вину на кого попало (нечестный, и далеко не все оперативники это делают). К следователю (в другом ведомстве, Следственном комитете, если дело серьезное, или просто в следственном подразделении МВД, отдельно расположенном) попадает фактически уже «решенное» дело, с готовым обвиняемым, фабулой и инкриминирующими материалами. Следователь не просто не отвечает за пытки и фальсификации, происходившие между задержанием фигуранта и моментом, когда дело попадает к нему на стол, он действительно не знает, что происходило в отделении полиции. Имеет право не знать. Тем более он не знает о тех потерпевших или свидетелях, чье заявление вообще не было зарегистрировано.

В принципе тем, чтобы подобного не происходило, должна быть озабочена прокуратура. Действительно: ведомство, которому представлять каждый отдельный случай обвинения в суде, заинтересовано, чтобы дело было расследовано по всей форме и во всей полноте. Но у прокуратуры есть более интересные занятия. Право «общего надзора» дает ей возможность проверить деятельность любой организации на соответствие любому законодательству. В результате надзор за следствием и ОРД превращается в набор однотипных рутинных действий, наименее важный компонент ее деятельности, а внимание всесильного ведомства оборачивается на суд: проще один раз продавить судью, чем вникать в сто бумажек, которые приходится подписывать в ходе следствия.

В принципе именно этому призван противостоять независимый суд. Но на практике судья зависим от председателя суда, как от работодателя. Можно назвать много причин, но достаточно ограничиться лишь одной: половину зарплаты судьи составляет премия, выплачиваемая по умолчанию каждый месяц; судью нельзя по закону оштрафовать, но можно не премировать, а это зависит от председателя. И главный критерий, по которому оценивают судью, это количество отмен его решений в вышестоящей инстанции. Так вот, прокуратура свободна обжаловать все дела, по которым решения ее не удовлетворяют — и количество обжалований со стороны прокуратуры в разы превосходит количество обжалований от частных участников процесса в любом случае, и на порядок, если приговор был оправдательным. Понятно, что судья боится прокуратуры несколько больше, чем других участников разбирательства. Вот и вся цепочка.

Если вы за защитой своих, в том числе и самых законных и праведных, интересов обращаетесь в нелегитимный и откровенно неправовой суд, то вы применяете к оппоненту насилие неправовое и нелегитимное. Вы не прибегаете к «цивилизованной процедуре», не «мобилизуете законность в свою защиту», не защищаете «интересы общества» вместе со своими. Вы просто частным порядком подвергаете насилию свою жертву, руководствуясь собственными представлениями о добре и справедливости, и пользуясь орудием, замаскированным под суд и полицию, для обеспечения собственной безнаказанности в этом деле. Да, в случае особо вопиющих преступлений, когда вы уверены, что виновника определили точно, стоит обращаться и в эту полицию, брать на себя ответственность и за эту санкцию, за этот разброс возможных последствий — может, осудят за хулиганство на два года условно, может, дадут восемь лет колонии за нанесение тяжких телесных, может, мучительно убьют еще в ходе следствия. Но это ответственность. Намного более страшная, чем просто позвонить 911 в правовом обществе. Полиция горько жалуется, что вы не готовы с ней сотрудничать? Что ж, да, бывает, что не готовы. При определенных условиях это совершенно сознательная позиция. Зачем на зеркало пенять?

 

Мы в соцсетях:

Мобильное приложение Forbes Russia на Android

На сайте работает синтез речи

иконка маруси

Рассылка:

Наименование издания: forbes.ru

Cетевое издание «forbes.ru» зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций, регистрационный номер и дата принятия решения о регистрации: серия Эл № ФС77-82431 от 23 декабря 2021 г.

Адрес редакции, издателя: 123022, г. Москва, ул. Звенигородская 2-я, д. 13, стр. 15, эт. 4, пом. X, ком. 1

Адрес редакции: 123022, г. Москва, ул. Звенигородская 2-я, д. 13, стр. 15, эт. 4, пом. X, ком. 1

Главный редактор: Мазурин Николай Дмитриевич

Адрес электронной почты редакции: press-release@forbes.ru

Номер телефона редакции: +7 (495) 565-32-06

На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети «Интернет», находящихся на территории Российской Федерации)

Перепечатка материалов и использование их в любой форме, в том числе и в электронных СМИ, возможны только с письменного разрешения редакции. Товарный знак Forbes является исключительной собственностью Forbes Media Asia Pte. Limited. Все права защищены.
AO «АС Рус Медиа» · 2024
16+