«Обширная территория»: экологический триллер о лесорубе, которого поработил гриб
Шум работающих пил стих одновременно, и Педро опустил руки, прислонив их к стволу. Он снял каску и вытер пот, выступивший под щитком. После перевода часов темнело раньше, и рабочий день заканчивался в такой же мгле, как и начинался. Педро собрал вещи и вместе с остальными пошел переодеваться.
Огонек воображаемой сигареты во рту подпрыгивал на ухабах вместе с грузовиком. Все эти полчаса Педро молча решал судоку. Пато, его сын, подарил ему книжку японских головоломок, которые сначала показались очень странными. На самом деле это очень просто, говорил себе Педро. Нужно просто найти правильную цифру. Вложив в это дело немало терпения, он уже перевалил за половину. Начался сложный уровень, и Педро силился не заснуть, прежде чем закончит третью головоломку. Он положил книжицу на плечо храпящего рядом товарища и с трудом удерживал трясущийся на грунтовой дороге карандаш.
Шум работающих пил стих одновременно, и Педро опустил руки, прислонив их к стволу. Он снял каску и вытер пот, выступивший под щитком. После перевода часов темнело раньше, и рабочий день заканчивался в такой же мгле, как и начинался. Педро собрал вещи и вместе с остальными пошел переодеваться.
Огонек воображаемой сигареты во рту подпрыгивал на ухабах вместе с грузовиком. Все эти полчаса Педро молча решал судоку. Пато, его сын, подарил ему книжку японских головоломок, которые сначала показались очень странными. На самом деле это очень просто, говорил себе Педро. Нужно просто найти правильную цифру. Вложив в это дело немало терпения, он уже перевалил за половину. Начался сложный уровень, и Педро силился не заснуть, прежде чем закончит третью головоломку. Он положил книжицу на плечо храпящего рядом товарища и с трудом удерживал трясущийся на грунтовой дороге карандаш.
Решив сойти раньше конечной и купить чего-нибудь на ужин, по дороге к магазину Педро перебирал в кармане недавно сделанные им бусы из плодов эвкалипта. Эти маленькие, покрытые зеленым мхом коробочки были как драгоценные камни, лесные изумруды, которые он перекатывал между пальцами. Раньше он дарил их Пато для коллекции, но теперь тот вырос, и Педро мастерил бусики для Катиты. От ночного холода его дыхание то и дело прерывалось глубоким грудным, словно собачий лай, кашлем. Усталый и понурый, с хлебом в пакете, Педро шел, прижав кулак к губам.
Когда дверь открылась, Каталина бросила карандаш и уроки и кинулась к отцу на шею. Педро обнял дочь и направился на кухню, достал кастрюлю, наполнил ее водой и сухими продолговатыми листьями, которые вынул из верхнего шкафчика. Накрыл кастрюлю полотенцем, зажег газ и опустился на стул — ждать, пока закипит.
— Опять ты варишь это зелье, папа?
— Это пары эвкалипта, сынок. Они отхаркивающие — помогают от кашля.
— Да знаю я. Тебе помочь?
— Нет, сынок, иди лучше помоги сестре с уроками.
Когда вода закипела, Педро снял полотенце, и пахучий пар наполнил кухню. Ката спросила, когда будет ужин. Брат требовал, чтобы она сконцентрировалась на задаче, какой коэффициент показывает, сколько раз что-то содержится в чем-то, чтобы она положила свою руку в его, а другой перестала подпирать подбородок и взяла карандаш.
Педро закрывал глаза, подставляя лицо обжигающему пару. Он вдыхал его глубоко внутрь, пока не почувствовал, что легкие раскрываются, как двери вагона, и его наполняет легкая радость, воодушевление, которое напомнило, как они с Марией ездили на север, их свадебные планы, цвета, видневшиеся из окна поезда Консепсьон — Ла-Калера, половина восьмого утра, они сидят рядом во втором вагоне, бальзамический аромат, и вдруг тепло поднимается по ноздрям и, как раскрутившийся маховик запущенной машины, выдавливает копившуюся неделями слизь, и надрывный кашель, и изумрудного цвета плевок в раковину.
Позже, когда Каталина уснула, Педро бросил в угол комнаты старый грязный рюкзак с рабочей одеждой. Стягивая сапоги, он почувствовал на ладонях что-то странное, какой-то влажный пушок, покрывающий кожу голенищ. Педро шепотом выругался и вытер руки о штаны и рубаху тонкой пижамы, в которой спал уже много лет. Липкая субстанция напоминала о предстоящей на следующее утро работе и о запахе леса. Педро лег в кровать, простыня легко и ловко скрыла его тело. Он закрыл глаза. Снова закашлялся.
Бледная, тихая, облаянная соседскими собаками луна за окном освещала часть комнаты: пара сапог у кровати, брошенная на спинке стула одежда, тумбочка с семейными фотографиями и потемневшим портретом, полтелевизора, распятие над железным изголовьем, в застекленной раме — футболка клуба «Фернандес Виаль».
***
Джованна внезапно проснулась. Было темно, и будильник еще не звонил. Она медленно выдохнула, натягивая одеяло на плечи и сворачиваясь калачиком. Через пятнадцать минут телефон на тумбочке возвестит о начале нового дня. Ежедневный настоятельный звон продолжится обрывками разговоров, лаем соседского пуделя, борьбой с душевым краном, сообщениями в мессенджере, криками на соседней стройке и грохотом пневматических дрелей, грузовых кранов, молотов и катков. Потом — грязные номера, машин, пробки и автомобильные гудки. Бестолковые коллеги. Гул голосов людей, идущих по улице, говорящих по телефону, спорящих в ресторанах. Одновременно плачущих и смеющихся. Генетическая последовательность. Халат в пятнах, который надо постирать. Идиотка-соседка и ее ругань с мужем. Заклинивший кран в душе. Горячая вода то идет, то не идет, обрывается, как мелодия упавшей на пол флейты.
Джованна вернулась в сон. Пятнадцать минут медленно тянулись там, среди темных деревьев. Она бежала уже долго. Казалось, ее преследует пожар, и она бежит от него по лесу, боясь споткнуться.
Два часа спустя, припарковавшись рядом с работой, она не сразу вышла из машины. Долго глубоко дышала с закрытыми глазами, выдыхая так, словно стремилась остаться без воздуха, выдавить его весь из себя.
Войдя в лабораторию, Джованна поприветствовала коллег дежурной улыбкой. Ей было неспокойно. Она прошла к своему месту, положила мобильный на стол, собрала волосы, повесила пиджак на спинку стула, вымыла руки, надела лабораторные перчатки, открыла холодильник и достала оставленные накануне подносы с чашками Петри. Поставила их на стол и принялась проверять каждую под микроскопом. Данные записала в журнал. Так она провела все утро.
Глядя, как наполняется кофеварка, Джованна попыталась подсчитать, сколько панических атак случилось в ее жизни. Она вспомнила день, когда не могла найти беговые кроссовки.
На улице светило солнце. Джованна уже двое суток не выходила из квартиры, увлеченная подсчетами для диссертации. Это был третий год аспирантуры по микологии в Манчестерском университете. Джованна только что закончила запись генетической последовательности лишайника и решила выйти на пробежку. Надела спортивную толстовку, леггинсы, чистые носки, но не нашла кроссовки. Их не было ни в квартире, ни среди разбросанных вещей. Джованна села на кровать и спросила себя, как это возможно. Единственная, кто заходил в квартиру в эти дни, была Тиффани, которая ночевала здесь в воскресенье. Но она не могла взять кроссовки.
Джованна почувствовала маленькое отверстие в груди, через которое воздух всасывался внутрь, и давление в руках. Согнувшись, она оперлась ладонями о стену. Не могла ни заговорить, ни пошевелиться. Только сидеть, едва чувствуя, как входит и выходит воздух при дыхании. Как будто внезапно повалил снег. Белый парализующий холод охватил ее в разгар английской весны.
Иногда по вечерам, когда Джованна оставалась одна в лаборатории, что-то заставляло ее вернуться в тот день. Со временем она научилась справляться. Опиралась ладонями на металлический стол. И стояла так, не двигаясь, позволяя себе погрузиться в это. Закрывала глаза. Вспоминала список простых чисел.