Климатический ревизор. О чем Макрон будет говорить с Путиным в Петербурге
Одним из наиболее важных иностранных гостей на форуме в Санкт-Петербурге будет президент Франции Эмманюэль Макрон. Все активно обсуждают его визит в контексте санкций, отношений Россия — Запад, Сирии, Ирана и прочего. Но есть и еще один важный сюжет, который наверняка будет поднят. Это вопрос Парижского соглашения. После решения американского президента Дональда Трампа о выходе из соглашения Соединенных Штатов роль европейских лидеров в судьбе парижского процесса стала особенно заметной. Именно ЕС агрессивно продвигает климатическую повестку. И Макрон — один из фронтменов этого процесса.
В России же без особого шума продолжается полным ходом согласование формата участия страны в Парижском соглашении. Как известно, его мы подписали, но еще не ратифицировали. Но еще более важно, что Россия пока не разработала четкого плана действий в рамках этого документа, который, как известно, является рамочным. А соглашение предполагает принятие национального плана по снижению выбросов парниковых газов в атмосферу. Потом, через пять лет, его нужно пересмотреть в сторону большей амбициозности.
Парижское соглашение — предмет для серьезных дискуссий в России. Потому что его сторонники предлагают нехитрую объяснительную модель: главная причина экологических проблем на планете Земля — это глобальное потепление, а оно вызвано антропогенным фактором и сжиганием углеводородов. Естественно, что Россия как крупнейший экспортер углеводородов не может не волноваться. Тем более что подводных для нас камней действительно очень много.
Согласно Указу президента от 30 сентября 2013 года №752, взятая нашей страной в рамках Парижского соглашения национальная цель по сокращению выбросов установлена на уровне 75% от объема 1990 года к 2020 году. Цель не такая уж трудная, если вспомнить, что в 1990 году еще был жив СССР с его гигантской промышленностью, не особенно думавший о выбросах парниковых газов. Однако успокаиваться не стоит. Такие политики, как Макрон непременно будут попрекать нас за неамбициозность наших планов. Ведь достижения России в рамках Киотского протокола мало кого впечатлили за рубежом. Нас обвинили в том, что мы банально воспользовались развалом советской промышленности и ничего не сделали для реального сокращения выбросов.
Сейчас есть вероятность, что России придется отказаться от комфортного для нее 1990 года и привязывать свои цели по сокращению выбросов к более поздним временным точкам отсчета. К примеру, ими могут стать 2005 или 2010 годы. Такие идеи уже активно высказываются.
Кроме того, произошедшее с 1990 года сокращение выбросов в значительной мере приходится на сектор ЗИЗЛХ (землепользование, изменения в землепользовании и лесное хозяйство). И ситуация здесь также обстоит не так гладко для нашей страны. Без учета показателей по ЗИЗЛХ Россия уже упирается в потолок своих национальных целей, когда даже незначительное повышение объемов эмиссии в случае экономического роста сразу приводит к невыполнению обязательств по Парижскому соглашению.
Методики и расчеты, которые используются для представления национальной отчетности по выбросам и поглощениям лесами парниковых газов, базируются на модели РОБУЛ, которая с 2017 года принята Минприроды в качестве национальной. Она значительно занижает поглотительную способность российских лесов. Но экспертная критика пока не услышана. В этом вопросе мы продолжаем напоминать унтер-офицерскую вдову. Хотя вполне могли бы эту методику скорректировать.
Но самая большая проблема кроется в документах, которые сейчас активно разрабатываются и станут основой имплементации Парижского соглашения. Рамочные положения в дальнейшем будут наполнены уже конкретным содержанием. Как известно, дьявол в деталях. Под ними мы понимаем многочисленные разъяснения по применению Парижского соглашения, которые плодятся как грибы и очень быстро станут нормой.
Сейчас идет разработка дополнительных глобальных правил, ориентированных на сокращение выбросов парниковых газов и содействие устойчивому развитию. Эти меры мы предлагаем назвать «Париж 2.0». Вот он-то и станет реальным инструментарием реализации соглашения. Какие там есть угрозы? Самая известная — возможность введения платы за углерод.
В 2017 году тема введения цены на углерод уже была поднята в связи с проведением саммита G20 в немецком Гамбурге. Введение цены на углерод подразумевает два варианта: развитие глобального рынка на выбросы углерода или установление налога на выбросы углерода. Понятно, что такая мера станет тяжелым ударом по российским производителям угля, нефти и газа. Но это не самое «веселое».
Уже предлагается широчайший инструмент по борьбе с углеводородами, объявленными чуть ли не главным бедствием для планеты. Повышенный интерес получает в последнее время также тема поэтапного избавления от субсидий и других форм поддержки ископаемых видов топлива. Так, реформа таких субсидий обсуждалась в ходе 23-й Конференции сторон. Регулярно данная проблематика поднимается в повестке дня саммитов «большой двадцатки».
По данным Международного энергетического агентства (IEA), величина субсидий в мире на потребление ископаемого топлива по состоянию на 2015 год оценивалась в $325 млрд. При этом, согласно оценкам экспертов МВФ, объем субсидирования ископаемого топлива в 2013 году составлял около 6,5% мирового ВВП, $4,9 трлн, и $5,3 трлн в 2015 году. Это не поддается здравому смыслу. В России примерно 40% доходной части консолидированного бюджета — это прямые сборы с нефтегазовых компаний (цифра эта в последнее время колеблется в зависимости от цены нефти и курса рубля). Но по западным методикам отрасль считается субсидируемой государством! И этими чудесами все не ограничивается.
На основе «Парижа 2.0» можно будет подавать судебные иски как к национальным правительствам, так и к компаниям, занимающимся ископаемым топливом, — именно они считаются ответственными за значительные объемы эмиссии парниковых газов. Прецедент уже был создан. В январе 2018 года власти Нью-Йорка подали иск против пяти крупнейших мировых нефтяных компаний: BP, Chevron, ConocoPhillips, Exxon Mobil и Royal Dutch Shell. С них хотят получить компенсацию за усилия по защите города от последствий глобального потепления. Не исключено, что в будущем и российские нефтегазовые компании также столкнутся с подобным давлением. В последние годы распространилась практика подготовки различного рода исследований, в которых оценивается климатическая политика различных корпораций, в том числе в отношении их так называемого углеродного следа. Вряд ли стоит ожидать, что отечественные компании будут получать высокие места в подобных рейтингах.
Еще интереснее переплетение вопросов «климатической справедливости» с проблематикой защиты прав человека, которые не случайно были включены в преамбулу Парижского соглашения. Все чаще поднимается вопрос о необходимости принятия международных правовых механизмов по обеспечению защиты экологических прав. Тем более что законодательство большинства стран признает право человека на здоровую окружающую среду, тогда как на глобальном уровне соответствующее юридически обязывающее соглашение отсутствует. Желающие этот пробел исправить уже есть. Среди них как раз и господин Макрон. Именно с его подачи в июне 2017 года появилась инициатива по созданию «Глобального пакта по окружающей среде». Он фиксирует идею обеспечения доступа к правосудию в экологической сфере, введение материальной ответственности источника загрязнения, избегание странами действий, ведущих к снижению защиты окружающей среды и т. д.
Макрон наверняка будет напоминать Путину об участии в Парижском соглашении и предлагать стать в этом вопросе более амбициозным. Путин, активно размышляющий о несправедливости мира, может спросить: а почему в вопросе Парижа Россия в глазах ЕС является частью мирового сообщества, а по другим темам — нет? Скажем, почему на Россию наложены санкции, но одновременно требуют быть верным учеником Парижского соглашения? Выглядит это не вполне логично, зато вполне цинично. Вопрос остается открытым. Понятно, что полное игнорирование климатической повестки позволит еще успешнее лепить из России образ страны-изгоя. Но подходить к этим вопросам нужно с умом. Если убить бизнес по производству углеводородов, никаких триллионов на майский Указ точно не соберешь.