Уже нет сомнений, что Михаила Ходорковского приговорят к еще нескольким годам тюрьмы вдобавок к тем, что он вот-вот отсидит по первому обвинению. Подозреваю, что новый приговор будет более суровым, чем предыдущий. Послушайте Владимира Путина. Он так и сказал: раньше счет шел на миллиарды долларов, теперь — на сотни миллиардов.
Чтобы осмыслить этот новый приговор и его последствия, надо четко осознать следующее: на этот раз Ходорковского судят ни за что. У нынешнего приговора нет предмета.
Первый процесс был несправедлив и неправосуден дважды. Даже трижды. Во-первых, избирательность: все сырьевики оптимизировали прибыль с помощью трансфертных цен, а трясти стали одну единственную компанию. Во-вторых, обратная сила закона: налоговую оптимизацию, на тот момент легальную, с помощью налоговых органов задним числом приравняли к уклонению. В-третьих, Ходорковского вообще судили не за это, а за то, что он перешел дорогу Владимиру Путину.
Но в той показательной расправе была хотя бы своя логика. Было о чем говорить. Были экономические последствия: налоговики воспользовались прецедентом, бизнес стал подчищать хвосты, окружение Путина решило вопросы с собственностью.
Все было понятно. Все мотали на ус. Спросите у любого предпринимателя, он скажет: Ходорковский был тогда сам виноват. Его чисто по-человечески жаль, но зачем он полез в политику? Путин и его команда сживались со своей новой ролью в обществе, пробовали власть на вкус. Российский корабль развернулся в другую сторону.
Это был системный, основательный разворот. И вначале ведь еще не было ясно, кто выйдет победителем. Путин рискнул и выиграл. Ходорковскому и Лебедеву дали по восемь лет. Все притихли. Цены на нефть росли, потребительский бум шел к зениту. Бизнес поежился и сказал: согласны. Все притихли.
Теперь те же самые трансфертные цены — те же самые, во второй раз — вменены Ходорковскому и Лебедеву как хищение нефти и легализация похищенного в составе преступной группы. Это примерно как если бы меня судили за то, что, написав этот текст и получив за него гонорар, я похитил и легализовал буквы русского алфавита. К тому же обвиняемых дважды судят за одно и то же. Это запрещено даже не законом, а исконными представлениями о справедливости.
Новый процесс не мотор перемен, пусть и к худшему, и даже не прецедент для других уголовных дел. Просто потому, что не бывает таких уголовных дел, в которых нет ни обвинения, ни суда, ни даже приговора, — с тем же успехом судья мог бы зачитать вслух поваренную книгу или учебник по географии. Есть только обвиняемые и защита.
Это будет приговор, который не несет в себе ничего, кроме жестокой карающей воли. Владимир Путин не случайно объявил его сам, лично, когда выступал в прямом эфире перед народом. Это было не давление на суд — это и был суд. Суд в его архаичном виде: правитель сообразно своей прихоти наказывает, милует и жалует своих подданных на главной городской площади.
Первый процесс хоть и был сведением счетов, но был сродни советской или современной китайской практике: показательное раскулачивание. Во втором сквозит уже средневековое пренебрежение к смыслу. Последствия? Видимых нет. Логика? Никакой. Кто в выигрыше от того, что Ходорковскому дадут еще десять лет? Кому станет лучше? Никто не получит даже личной выгоды.
Современное государство, если оно функционирует как государство, состоит из своего рода иммунных тел. Это и люди с их бытом, представлениями о добре и зле, и госаппарат, и сложившиеся традиции. Это не обязательно хорошо отлаженная и всегда справедливая система, всякое бывает, но она отторгает наиболее опасные иррациональные импульсы.
Проблема второго дела Ходорковского не в том, что оно ставит крест на реформе правосудия или бьет по политическим перспективам Дмитрия Медведева. Все намного шире. Приговор, выносимый судьей Данилкиным, — иллюстрация общей деградации и упадка. Свидетельство катастрофического снижения иммунитета.