Настенный капитал

Газпромбанк

За три года Газпромбанк собрал коллекцию современного российского искусства, насчитывающую около 800 предметов. Это единственное художественное собрание из России, включенное в перечень 80 самых значительных корпоративных собраний мира Global Corporate Collections. Единственная корпоративная коллекция не только из России, но и из Восточной Европы, уточняет в интервью Forbes Life исполнительный вице-президент банка Марина Ситнина, курирующая арт-банкинг в группе Газпромбанка. 

Марина Ситнина, исполнительный вице-президент Газпромбанка

У каждой коллекции есть идея. Какая идея у коллекции Газпромбанка?

Мы хотим создать коллекцию, которая отражала бы интеллектуальный и культурный срез нашего общества, его развитие с 1990-х годов. В России есть прекрасные частные коллекции современного искусства, но корпорации в этом, к сожалению, почти не участвуют. Тем не менее это очень важно. Без Щукина и Морозова, например, в наших музеях не было бы блистательной коллекции модернизма. Все искусство когда-то было современным, то есть сопряженным с коллекционером во времени: Третьяков собирал современное ему искусство, и Гай Цильний Меценат, чье имя стало нарицательным, тоже собирал в Древнем Риме современное ему искусство. Коллекционировать современное искусство сложнее, чем классическое, потому что еще нет исторического вердикта, экспертного консенсуса. Коллекционер берет на себя ответственность: дать шанс войти в вечность тем, кто этого достоин, сохранить их работы для истории.

Вы уже открыли каких-то художников, которые стали популярны благодаря вам?

У нас есть художники с именем, например московские концептуалисты. Но мы стремимся покупать произведения молодых художников. Конечно, не все из них войдут в историю, их ценность для вечности определят потомки. Одно удачное произведение, например фотографию, наверное, может сделать любой. Но настоящий художник проявляется в полноте своего творческого высказывания, создании своего метода, своего видения, своей вселенной, если хотите. Поэтому так важно отслеживать эволюцию их творческого пути, сопоставлять их творчество с художественным контекстом. Этим занимается наш куратор.

Сколько Газпромбанк инвестировал в коллекцию?

Ценность коллекции не измеряется ценой отдельных работ, которые в нее входят. Неслучайно говорят: «Не всякий инвестор — коллекционер, но всякий настоящий коллекционер — в итоге хороший инвестор». Когда собираешь со страстью, вкладывая душу, знания, экспертизу, опыт, то коллекция приобретает «добавочную стоимость». Настоящие коллекционеры создают коллекции из любви к искусству, хотя опросы западных коллекционеров и показали, что при покупке произведений они часто «имеют в виду финансовые соображения». Это естественно, когда вкладываются большие деньги. Но это не значит, что денежный мотив определяющий. Что же касается корпоративных коллекционеров, то для них коллекция скорее выражение корпоративной идентичности, публичное высказывание, проявление социальной ответственности перед обществом и культурой, чем денежная инвестиция.

Насколько услуга арт-банкинга развита в России?

Западная практика более развита, чем российская, в силу того что на Западе состояния сформировались намного раньше. Произведения искусства там всегда были частью капитала, поэтому требовалась, например, их оценка в случае передачи по наследству, развода, выплаты долгов, то есть профессиональная экспертиза, которая подразумевала и некое дальнейшее управление этими активами.

В России арт-рынок начал развиваться с развитием рыночной экономики, и он отставал от западных, что естественно: сначала люди удовлетворяют насущные потребности, а уже потом у них возникает желание заниматься чем-то духовным, социально значимым. Задача арт-банкинга — не приравнивать искусство к акциям и облигациям и продавать его как некий актив, а скорее консультационное и информационное сопровождение, помощь клиентам, входящим на этот рынок. Арт-­рынок — это целый мир, как оценивать цену и даже ценность искусства, зачастую непонятно. Юридически произведение искусства — это холст и краски. Но как понять, почему Ван Гог стоит миллионы, а другой художник — на порядки ниже? Это предмет экспертной оценки, субъективный момент, следствие влияния массы факторов, которые трудно исчисляются. Поэтому концепция искусства как актива прививалась с трудом при большом сопротивлении, в том числе и самих художников, которые призывали не относиться к искусству как чему-то материальному. Сейчас при драматическом росте оборотов арт-рынка, его глобализации, появлении новых баз данных, справочников и индексов уже никто не смущается, когда об арт-рынке говорят как об индустрии. Его оборот неуклонно рос в последние годы и перешагнул планку €50 млрд. Соответственно, эволюционирует и набор услуг. Например, во всем мире получило развитие кредитование под залог произведений искусства.

Кризис влияет на арт-рынок?

Арт-рынок в первую очередь зависит от наличия свободных денежных средств: чем их больше, тем выше покупательная способность, шире клиентская база, то есть чем больше спрос, тем выше цены, как и на любом рынке. Арт-рынок низко коррелирован с фондовым рынком, но, естественно, в кризис падает покупательная способность, и снижаются его обороты. Арт-рынок больше похож на рынок недвижимости, чем на фондовый рынок, например, он так же разнороден, то есть поделен на сегменты — причем не только по направлениям (скульптура, живопись и т. д.), но и по ценам. И в каждом — свои векторы. Причем в высшем ценовом сегменте объемы не сокращаются, шедевры всегда пользуются спросом, их становится все меньше в обращении, они не падают в цене. Тем не менее недавние аукционы показали, что в сегменте импрессионистов и модернистов произошло некоторое сокращение по сравнению с пиковым 2015 годом, в сегменте современного и послевоенного искусства тоже, хотя и несколько меньше, упал общий оборот.

Текст: Ирина Макороусова

Deutsche Bank

современное искусство

Коллекция современного искусства Deutsche Bank — одна из крупнейших в мире: около 60 000 картин, эскизов, фоторабот, а также скульптур и инсталляций. 95% произведений выставлены в офисах банка по всему миру. И это принципиально: с конца 1970-х годов, когда собрание начало формироваться, банк руководствуется правилом Art works — «Искусство работает». То есть является частью корпоративного пространства и культуры. Российская часть коллекции Deutsche Bank насчитывает свыше 180 работ 60 художников.

Алистер Хикс

главный куратор коллекции Deutsche Bank

Есть ли своя концепция у московской коллекции?

И да, и нет. В основном здесь представлены российские художники: такие маститые, как Илья Кабаков, Павел Пепперштейн, и сравнительно молодые — например, Диана Мачулина, Валерий Чтак. Довольно много работ немецких художников. Однако конкретные формулы отсутствуют. Современное искусство вообще не вписывается в заранее определенные рамки. Наша базовая идея — давать художникам платформу, пространство для самовыражения. Мы собираем ощущения и отражения изменений, происходящих в мире, потому что художники чутко их улавливают и чувствуют себя частью этого процесса. В выбор включено искусство всех стран, где расположены наши офисы. Более того, сотрудники офисов вовлечены в этот выбор. Кураторы фактически ничего не покупают, они лишь предлагают. А решения принимаются на комитетах, которые собираются в центральном или региональном офисе. В Москву мы присылали работы немецких авторов, здесь покупали российские для офисов в других странах. Сотрудники московского офиса участвовали в номинации картин для коллекции, окончательное решение принимал специальный комитет. Но в каждом случае это было коллективное решение.

Где еще выставлены работы российских художников?

В штаб-квартире Deutsche Bank во Франкфурте, в Лондоне, Нью-Йорке, Гонконге, Токио — у нас там крупные офисы. Мне кажется, сейчас подходящий момент представлять современное российское искусство на мировом уровне. У вас очень интересные художники, много самостоятельных, независимых взглядов.

В России работы достойного уровня удается приобретать дешевле?

Средняя цена произведений, которые Deutsche Bank покупал до недавнего времени, варьируется в диапазоне €1500–2500. Наши траты в России примерно такие же. Мы стараемся приобретать произведения, которые могут позволить себе купить сотрудники наших же офисов. Позиция банка очень жесткая: мы не покупаем для инвестиций. Коллекцией мы подчеркиваем: для Deutsche Bank деньги не единственная ценность.

Что из последних приобретений вы считаете особенно любопытным?

Мы купили несколько картин Лады Наконечной — такие традиционные на вид графические пейзажи, но сделанные в оригинальной технике вертикального штриха. Любопытно, как они подписаны: где нарисовано, сколько часов заняла работа и какова средняя зарплата за час в данном месте. Цифры, разумеется, везде разные. Эта деталь показывает абсурдность ценообразования на рынке искусства: работу художника невозможно привязать к каким-то параметрам.

Ваши менеджеры действительно покупают картины?

Скажем так: мы готовы консультировать сотрудников, которые захотят купить. Уверяю, что интерес есть. В сентябре 2014 года меня пригласили на выставку CosMoscow представить мою книгу «Мировой арт-компас». А потом организовали выступление перед сотрудниками московского офиса. И здесь разговор продлился полтора часа, потому что вопросов было гораздо больше, чем на выставке, — о новых идеях и техниках в искусстве.

Может ли что-то побудить банк расстаться с тем или иным произведением?

Коллекция такого масштаба и значения, как наша, должна, что называется, дышать. Время от времени мы продаем авторские печатные копии или оригиналы картин, которые больше не находятся в фокусе коллекции. Такие, например, как историческая живопись, которая стала частью коллекции в результате приобретения банком каких-либо активов. Конечно, полученные средства используются для покупки работ молодых художников.

Текст: Иван Просветов

ЮниКредит Банк

поставангард: советское искусство 1920–1930-х

У коллекции ЮниКредит Банка есть стилистические рамки — поставангард: советские художники 1920–1930-х годов, воспринявшие и развившие идеи русского авангарда, но работавшие вне тренда революционного искусства. Основа собрания — картины, купленные Международным московским банком (ММБ) в 1993–1998 годах. В 2007 году владельцем ММБ стала итальянская группа UniCredit, и пополнение коллекции продолжилось. По числу произведений она увеличилась вдвое и сейчас включает 114 картин и графических работ, созданных 35 художниками.

Александр Балашов, куратор коллекции ЮниКредит Банка

Как у вас принимаются решения о приобретениях? 

Все свои предложения я выношу на рассмотрение попечительского совета. В основном это члены правления банка, среди них есть люди, увлеченные коллекционированием искусства, так что они хорошо понимают, о чем идет речь. Мы обсуждаем, насколько та или иная работа подходит под нашу концепцию. Мы давно приняли за правило не покупать очень дорогие картины, и мы не покупаем на аукционах и в галереях — за все годы только несколько раз сделали исключение. Дело не в цене как таковой. Дело в том, что вещи, уже оцененные рынком, найдут себе владельца. Мы стараемся приобретать картины, которые нуждаются в хранителях и попечителях. Мы же не просто собираем поставангард, но еще и рассказываем об этом явлении и о конкретных художниках — участвуем в выставках, организуем экспозиции в отделениях банка, издаем альбомы и так далее.

То есть сравнительно невысокая цена — это не инвестиционный принцип?

С самого начала, со времен ММБ, мы не относились к коллекции как к капиталовложению и продолжаем придерживаться этого мнения. Но если спустя сколько-то лет я, как куратор, вижу, что деньги потрачены не зря, мне, конечно, очень приятно. Не оттого, что угадал инвестиционный потенциал, а потому, что понял значимость картины. Наши работы Древина или Удальцовой теперь стоят по нескольку сотен тысяч евро — в десятки раз больше, чем когда покупались в середине 1990-х. Но также у нас есть вещи стоимостью около тысячи евро, и это тоже настоящее искусство.

Труднее ли стало пополнять коллекцию в последние пять лет?

Я бы не сказал, что стало труднее. Коллекционирование — это всегда волнообразный процесс: найдешь, не найдешь, и когда, и что именно. Например, я давно искал работы Кольцовой-Бычковой. И совершенно случайно узнал: в одной семье хранится коллекция человека, который дружил с художницей и собирал ее произведения. То, что мы смогли приобрести, так называемые большие парижские гуаши, — большая находка. Работ такого уровня не осталось даже у ее наследников. Также мы фактически заново открыли Арсения Шульца — его графика 1930-х годов была найдена при разборе архивов и имущества в квартире художника, переходившей по наследству.

Наследников трудно уговорить что-то продать?

Когда как. Зачастую это небедные люди. Но нередко они идут навстречу, поскольку понимают, что банк может чуть больше дать художнику в смысле продления памяти, чем частный коллекционер. Усилить громкость звучания имени, вписать в большее историческое пространство, связать с другими авторами, явлениями, событиями. Иногда это очень нелегко. Например, работ Владимира Храковского, одного из первых преподавателей ВХУТЕМАСа, осталось всего 15, в основном послевоенного времени. Поскольку художника нельзя представить в развитии, то антикварам не так интересно им заниматься, хотя наследники предлагали и его работы выставлялись. Такие авторы вписываются только в определенную коллекцию. У нас есть одна картина Храковского, ждем еще несколько из реставрации, чтобы оценить, насколько они нам подойдут.

Почему для вас важно, чтобы коллекция была публичной, размещалась на стенах офиса, а не лежала как ценность в хранилище?

Картины живут, когда у них есть зрители. Искусство должно влиять, вступать в диалог хотя бы с ближайшим окружением — в нашем случае это сотрудники и посетители банка.

Текст: Иван Просветов