Адаптация патриархата: как мигранты вписываются в культуру Запада
Мигранты – крайне неудачный термин. В нем смешано слишком много признаков, поэтому сам по себе он ни о чем не говорит. В прессе и повседневной речи под «мигрантами» в Европе часто имеют в виду мигрантов–мусульман (на 2010 год в ЕС их было 13 млн из 500 млн населения, или 2,6%), в основном из арабских стран.
Европейские мигранты
На самом деле «мигранты» и «мусульмане» пересекаются только частично. Сейчас в Европе около 6% мусульман, в 1990 году их было 4%. Многие мусульмане в Европе не мигранты, а граждане европейских стран: иммигрировали их родители, бабушки и дедушки. Таких людей иногда называют «мигрантами второго (третьего) поколения». Многие выходцы из исламских стран становятся менее религиозны со временем, их дети часто не ассоциируют себя с религией.
Отдельная группа – беженцы, которые могут стать мигрантами, получив документы. В 2015 году в Европе было зафиксировано рекордное число беженцев, 1,3 млн, большая часть – из Сирии, Афганистана и Ирака. За время сирийской войны страну покинуло 12,5 млн человек, большинство остались в Ливане, Турции и Иордании. Однако поток оказался достаточным, чтобы повлиять на политику и общественное мнение в Европе. В Европе около 650 000 сирийских беженцев, то есть 5% от всех, кто бежал из этой страны; из них 80% уже получили легальное убежище.
Большинство мигрантов (не беженцев) в Европе – европейцы из других стран. Крупнейший исследовательский центр Pew Research приводит данные о том, откуда прибыли мигранты, для каждой страны мира. Например, в Бельгии живут в основном мигранты из Италии, Франции и Нидерландов — Марокко на 4-м месте. Для Германии на первом месте Польша, затем Турция, Россия и Казахстан. Только во Франции выходцы из арабских стран составляют основную часть миграционного потока: Алжир и Марокко, на третьем месте Португалия. Причины такого распределения миграционных потоков связаны, в первую очередь, с колониальным прошлым европейских стран и политикой государств в прошлом: в Германии, например, это решение о ввозе турецких рабочих в 1970-е годы и закон об особых правах на иммиграцию для советских немцев и евреев в 1990-е.
Страхи и реальность
Люди крайне неточно оценивают число представителей другой религии или этнической группы в своей стране. Журнал Economist, например, приводит такие данные: в Польше мусульман 0,1%, граждане оценивают их долю в 5%, в Великобритании — 5%, а британцы дают оценку в 21%, в Бельгии цифры составляют 6% и 29%, соответственно, во Франции — 8% и 31%. Наибольшая ксенофобия и разрыв оценок и реальности появляются там, где мигрантов мало. В частности, эту тенденцию видно по голосованию за крайне правых на последних выборах в Германии, когда наибольшую поддержку эта партия получила в областях, которые принимали наименьшее число беженцев, и где мигрантов–мусульман значимо меньше, чем в других землях.
Причины, по которым именно арабские мигранты в Европе чаще всего воспринимаются как «чужие», восходят к колониальным войнам, а, по мнению некоторых ученых, и к созданному романтиками XIX века мифу об обобщенном «Востоке» — волшебном, эротическом, опасном и совершенно чуждом европейцам. Эти культурные стереотипы актуализировались после появления международного терроризма, который после атаки на башни-близнецы в Нью-Йорке стал крепко связан с исламом в массовом сознании. При этом террористические атаки, связанные с религией, составляли на 2015 год 2% терактов в Евросоюзе — большинство пришлось на сепаратистов. В США, как показало исследование университета Северной Каролины, с начала XXI века, лишь 0,0002 % всех убитых погибли от рук мусульман (журналист Джонатан Голдберг замечает, что в США выше шанс быть застреленным ребенком, чем погибнуть от рук исламского террориста). Однако в прессе, согласно исследованию 2017 года, теракты, совершенные мусульманами, освещаются в 4,5 раза больше, чем другие.
Женская норма
Важной причиной, по которой мусульмане воспринимаются как «чужие» и «опасные», связан с отличиями их норм и ценностей, в особенности когда речь идет об отношении к женщинам. Как показывают социологи Рональд Инглхарт и Пиппа Норрис, более консервативное отношение к положению женщин, а также значительно более жесткое восприятие абортов, добрачного секса и гомосексуальности — главное ценностное отличие жителей мусульманских стран от всех других. При этом нельзя утверждать, что ценности, которые приняты в отправляющих обществах, сохраняются у мигрантов.
Во-первых, уезжают не все, а те, кто достаточно обеспечен, чтобы решиться на этот шаг, и считает, что в Европе им будет лучше, чем на родине, — это называется «эффект самоотбора». Во-вторых, эмигрируют в основном довольно молодые люди, чьи взгляды еще пластичны, поэтому, приезжая в новую среду, они частично адаптируются к принятым там нормам и ценностям. В-третьих, нормы в исламских странах сильно различаются: например, в Ливане девушки ходят в коротких юбках, а в Йемене не могут появляться на улице без головного убора — соответственно, мигранты из этих стран приезжают с разными представлениями о роли женщин в обществе.
Арабские общества все еще самый патриархатный регион мира: во многих странах ограничены юридические права женщин, им сложно выйти на работу, насилие в семье не пресекается. Тем не менее мусульманские женщины сильно отличаются от европейского представления о них. Как пишут исламские феминистки, движения за права уже привели женщин к политическому представительству, например, в Тунисе. Даже в крайне консервативной Саудовской Аравии женщины постепенно получают больше прав — за последние 2 года они добились возможности голосовать и водить машину.
В Европе мусульманки в некоторых семьях остаются в подчиненном положении, но во многих получают высшее образование и работают. Для многих мусульманских семей большие возможности для девочек и женщин оказываются важным мотивом для переезда — их ценности значимо отличаются от принятых в их странах происхождения.
Образ мигранта в Европе – это молодой мужчина без высшего образования. На самом деле женщины составляют более 50% миграционного потока в Европу. Многие из них получают работу сиделками и нянями, давая возможность европейским женщинам вернуться на рынок труда после рождения детей и в случае болезни близких. Видимо, из-за особой роли в экономике женщины-мигранты подвергаются значительно меньшей дискриминации, чем мужчины.
Адаптация взглядов
Массовые опросы общественного мнения, которые проводятся в большинстве стран мира по единой методике, позволяют сравнивать, насколько на самом деле различаются взгляды людей во всем мире и от чего они зависят. Я рассматривала отношение мигрантов–мусульман к утверждению «Мужчина должен иметь приоритет при трудоустройстве при недостатке рабочих мест», то есть готовность к дискриминации женщин на рынке труда. Это малая часть большой проблемы гендерного неравенства, однако это важно: выход на работу и возможность получать доход — ключевые предпосылки равенства.
Оказывается, мигранты-мусульмане, как и другие мигранты, очень быстро адаптируются к ценностям принимающего общества. При прочих равных жители исламских стран соглашаются с приоритетом мужчин при трудоустройстве в четыре раза чаще представителей других обществ. Для мигрантов из этих стран превышение составляет всего 7%. Пик адаптации происходит приблизительно через 5 лет после прибытия в страну.
Большее значение для отношения к гендерному равноправию на рынке труда имеет пол мигранта, а не вероисповедание, а степень религиозности вносит большой вклад в установки. В Европе человек без высшего образования отличается от человека с высшим больше, чем мусульманский мигрант от местного европейца в своем отношении к дискриминации женщин.
Есть страны, в которых разрыв между гражданами и мигрантами выше, например Нидерланды и Швеция. Но это можно объяснить крайне высоким уровнем поддержки гендерного равноправия в этих государствах (до них и всем остальным странам далеко). Если же сравнивать мигрантов-мусульман в Швеции с европейцами, например, в более консервативной Португалии, выясняется, что первые больше поддерживают равенство полов.