«Проклятое наследие»: гипнотический фем-хоррор и проработка женских страхов
В тексте могут содержаться спойлеры
17-летняя Джонни (Киа Маккирнан) зарабатывает деньги, подворовывая ценные вещи у более обеспеченных соседей. Ее отец Джин (Тим Хоппер) страдает от редкой болезни и сильно переживает из-за грядущего совершеннолетия дочери. В попытке разобраться с личными проблемами он отправляет Джонни к троюродной бабушке Хильди (Алисия Сильверстоун), а та рассказывает девушке о старом проклятии, которое передается в их семье по женской линии. Параллельно в городе, где живут бабушка и внучка, начинают происходить пугающие события — бесследно исчезают привлекательные и популярные ученицы старших классов.
Режиссер «Проклятого наследия» Дженнифер Ридер сама себя называет «абсолютной приверженкой женственности», «готом в душе» и сторонницей третьей волны феминизма — в которой, по словам Ридер, ей близок экзистенциализм и трансцендентализм (интуитивное постижение мира через духовное самосовершенствование). «Проклятое наследие», как и предыдущая работа Ридер, драма «Ножи и кожа», трансформирует ее мировоззрение в киноязык. В «Ножах и коже» она пыталась обыграть озабоченность американцев криминальными историями о пропавших девушках; в «Проклятом наследии» размышляет о главном женском кошмаре — встрече с маньяком.
Действие хоррора Ридер происходит внутри ожесточенно патриархального общества, но при этом почти все основные персонажи — женщины. Они невольные пешки системы, которая их породила, загнанные в рамки собственной уязвимой природы. Общество в «Проклятом наследии» утрированно мизогинично — оно воспринимает женщину не как личность, но как прекрасный, манящий объект желания. Пропавшие старшеклассницы в фильме — олицетворение чистой, невинной красоты, классической феминности. Их образы возвышенны, даже приторны, им чуждо что-либо плохое, низменное. Девушки так часто становятся объектами идеализации, что волей-неволей превращаются в жертв — целого социума или отдельных людей.
Появление маньяка в городе становится своего рода симптомом общего нездоровья обстановки.
Постановщица исследует стороны женской эмоциональности, представляя ее в том числе как сверхъестественную способность чувствовать сущность других людей. Наставница учит Джонни использовать гипертрофированную эмпатию с умом — и в итоге то, что так часто связывают с женской «мягкостью», трансформируется в разрушительную силу, способную противостоять не только жестокому маньяку, но и патриархату. Женская эмоциональность и чувствительность превращается в настоящее оружие, стреляющее на поражение.
Ридер сознательно не стремится к реалистичности, то и дело повышает градус абсурда. Например, рассказывая об обсессивном стремлении к вечной молодости и красоте, она превращает его в нечто парадоксально уродливое — отталкивающе приземленную оду телесности. А магическая трансформация главной героини «Проклятого наследия» Джонни сопровождается большим количеством крови, с которой связаны этапы жизненного цикла женщины — будь то менструация или материнство.
Нарратив «Проклятого наследия» большую часть времени вял и тягуч, как и полагается фестивальному хоррору, ключевые сюжетные элементы перемежаются гипнотически длинными планами. В этом плане детище Дженнифер Ридер близко к эксплуатационному кино, покупающему зрителя ярким стилем, но не делающему важных высказываний. «Проклятое наследие» — фильм, который скорее нужно чувствовать, чем понимать. Как и главная героиня, Ридер делает ставку на эмпатию — и рассчитывает, что зрители станут ее соучастниками.