«Заставить женщин рожать больше невозможно»: Екатерина Шульман о демографии
18+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ШУЛЬМАН ЕКАТЕРИНОЙ МИХАЙЛОВНОЙ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ШУЛЬМАН ЕКАТЕРИНЫ МИХАЙЛОВНЫ.
Запретами абортов невозможно повысить рождаемость. Это никому еще не удавалось. Когда в Румынии при Чаушеску полностью запретили аборты, это подняло рождаемость на два года. В первый год родили те, кто на аборт не успел. Во второй — те, до кого не сразу дошло. И все. Дальше она упала ниже дозапретных времен. В Польше власть боролась с феминизмом и абортами — не помогло. В Турции Эрдоган проповедует консерватизм и заигрывает с исламом, пытаясь внушать турчанкам, чтобы они больше рожали, но этого не происходит: динамика рождаемости в городской Турции такая же, как и во всех остальных крупных городах мира. Высокая рождаемость только на юго-востоке страны, у курдов, но Эрдоган с ними воюет (автократов не поймешь).
Наша главная демографическая проблема не низкая рождаемость, а ранняя мужская смертность. Но, как вы понимаете, руководству этого не объяснишь. Во-первых, им самим много лет, поэтому кажется, что остальные мужчины живут так же долго. Во-вторых, приставать к женщинам с парадоксальными идеями о том, что рожать лучше, чем учиться, — проще, чем задуматься над тем, почему у нас так рано умирают мужчины.
Российская демографическая ситуация характеризуется совпадением нескольких факторов. Часть из них локальна, часть глобальна, часть системна и долгосрочна, часть — ситуативна. И все они сходятся в одной временной точке: на поэтическом языке публицистики это любят называть «идеальным штормом».
Во-первых, население России стареет. Во-вторых, в России рожают позже и реже. Оба этих фактора — признаки второго демографического перехода, характерного для большинства урбанизированных индустриальных стран, то есть таких, где большинство населения не крестьяне. Демографический переход — длительный устойчивый процесс, его не обратишь вспять разговорами или даже раздачей денег. Вопреки тому, что рассказывают пожилые люди по телевизору, демографическое поведение в незначительной степени зависит от того, какую религию люди исповедуют, за какую партию голосуют или даже что они думают. Будет у вас грамотное городское население — будут люди рожать позже и меньше. В городах люди живут дольше, дольше работают, женщины получают образование и трудятся — у них в значительной степени есть равенство карьерных и, соответственно, финансовых возможностей с мужчинами. Они не вынуждены «зарабатывать себе на жизнь», рожая детей и присматривая за ними, потому что на этих условиях муж и семья мужа будут их кормить, — такова в самом общем виде формула традиционной семьи, которая с городским образом жизни плохо совместима. Хотите изменить тенденцию — разрушьте города и запретите грамоту, иначе не получится.
Равна ли в таком случае урбанизация вымиранию? Простой начальственный ум (начальственный ум почти всегда прост), услышав «снижение рождаемости» и «старение населения», извлекает из этого только одно сообщение: мы все умрем. Мы действительно все умрем, и этого не изменишь указами, но снижение рождаемости и вымирание — не одно и то же.
Второй демографический переход, в ходе которого женщины постепенно занялись чем-то еще, помимо непрерывного деторождения, приносит и увеличение продолжительности жизни, и снижение материнской, младенческой и детской смертности. Дети выживают, люди живут и работают дольше. Научно-технический прогресс и новые формы организации производства позволяют достичь большей эффективности меньшими вложениями труда. Иными словами, не нужно столько людей, которые пашут землю и куют железо (пока горячо), сколько нужно было в XIX веке, для достижения несравнимо большего экономического результата.
Нет никакого священного числа людей на квадратный километр, которое необходимо, чтобы заселить определенную территорию. Экстенсивные методы освоения реальности давно заменены интенсивными. Но умами начальства владеет страх перед гигантскими безлюдными территориями, за которыми некому надзирать. Эта картина возникла не на пустом месте, но боятся администраторы не того.
Россия — страна сверхконцентрации людских ресурсов. Мы привыкли думать о себе как об огромной стране, но на самом деле мы страна территориально большая, а с точки зрения населения — весьма средняя. В России живет меньше людей, чем в Бразилии, Пакистане и Бангладеш — странах с куда меньшей территорией. Люди в России концентрируются в городах-миллионниках и их городских агломерациях (таких в стране от 15 до 18, в зависимости от того, как считать). Городов с численностью свыше 100 000 жителей в России больше, чем в любом другом сравнимом по заселенности европейском государстве.
Поэтому, когда нам говорят, что Москва — это не Россия или что крупные города не настоящая Россия, это фантазия. Москва с Московской областью составляют единый социально-экономический организм, и он оценивается в 25–30 млн человек. Если посмотреть на карты плотности населения, мы увидим три зоны концентрации людей, поднимающиеся над общим уровнем: Московская, Петербургская и Черноморская агломерации. Все остальное достаточно пустынно и продолжает пустеть — процесс урбанизации и переезда с севера на юг не останавливается. Начальство наше беспокоится о том, что оно эту территорию не удержит (или что в ней начнут образовываться разрывы): много пустоты.
Локальная и ситуативная российская демографическая драма состоит из двух частей. Первая относится к прошлому, вторая — к настоящему. Демографические потери первой половины XX века были чудовищны: есть убытки, которые не компенсируются. Но выравнивание демографических ям, повторяющихся каждые 25 лет (малочисленное истребленное поколение родило мало детей, и они, в свою очередь, родят мало), оказалось для России затруднено из-за того, что случилась урбанизация.
Если представить себе, что мы первые 50 лет XX века истребляли друг друга и своими силами, и с посторонней помощью (как это и произошло), но при этом не строили города, не проводили индустриализацию, а Россия оставалась бы крестьянской страной, то за последующие 50 лет XX века все произошло бы по любимому руководством принципу «бабы новых нарожают». Но этого не случилось, потому что во второй половине ХХ века Россия стала городской. Переход к преимущественно городскому населению, то есть переход за границу 50% в пользу горожан, произошел в начале 1960-х годов. С тех пор Россия — городская страна (а городская жизнь не совместима с высокой рождаемостью).
Второй демографический переход пришел к нам в конце 1980-х. Последняя высокая волна рождаемости при советской власти — это конец 1970-х — первая половина 1980-х годов. Она интересна еще тем, что рожали женщины в более раннем возрасте, чем их матери. Такое случается, но редко: возможно, это поколение почувствовало себя более благополучным в советской стабильности и могло себе позволить ранние «студенческие» браки и ребенка в 20 лет.
В конце 1980-х — начале 1990-х годов рождаемость упала. В опасных, рискованных, непредсказуемых условиях люди откладывают решение заводить детей. Если они массово беднеют, то тоже не будут рожать либо не будут заводить следующих детей. Этот демографический провал продолжался у нас до 2005–2006 годов.
Начиная со второй половины 2000-х мы наблюдаем рост рождаемости — это так называемые «дети маткапитала» (введен с 1 января 2007 года) или «дети путинской стабильности» — которая длилась около 10 лет. После 2014 года рост рождаемости замедляется, с 2016-го начинается падение. Почему? Как любое социальное явление, рождаемость находится под влиянием множества факторов. Возможно, был исчерпан демографический запас: все те дети, которых можно было купить за маткапитал, были уже куплены. Независимый демограф Алексей Ракша вам скажет, что причина в том, что перенесли маткапитал на первого ребенка и это было ошибкой. Как говорят циничные демографы, не надо покупать первых детей, их и так родят (один ребенок — это некая социальная норма), но чтобы люди родили второго и тем более третьего, нужно давать им взятку (или, более прилично выражаясь, оказывать им социальную и материальную поддержку).
Однако перенос маткапитала на первенцев случился в 2020 году, а рождаемость начала снижаться за четыре года до этого. Как политолог, скажу, что в 2014 году в России начало происходить нечто такое, что дало людям понять: будущее нестабильно. И внезапно на фоне всенародного энтузиазма россияне стали меньше рожать.
20-е годы ХХI века в будущих учебниках российской истории будут, видимо, описываться как трагические. Демографически тяжелое время началось прямо с 2020 года. Ковид напугал людей, а доходы граждан к тому моменту не росли уже с 2013 года. К концу 2021-го давление пандемии ослабело, карантинные меры начали отменяться: при разумной социально-экономической политике можно было бы сохранить рождаемость от падения, воспользовавшись всеобщим чувством облегчения от того, что смертельной угрозы и ограничений бытовой жизни больше нет. Но вместо этого настал 2022 год. Уже следующий, 2023-й стал антирекордным по числу рождений за всю историю наблюдений. До этого худшим считался 1999-й. Даже в 1943 году было больше рождений. Это данные демографа Алексея Ракши (он считает без Крыма и без Чечни, потому что полагает, что оттуда нет достоверной статистики).
В современной России наблюдается парадоксальное сочетание динамики рождаемости и смертности. При низкой и средней рождаемости, характерной для схожих с нами по уровню доходов и набору ценностей стран Восточной и Центральной Европы, у нас совершенно головокружительный разрыв между средней ожидаемой продолжительностью жизни для мужчин и женщин — около 10 лет.
Да, практически во всех видах млекопитающих самец живет меньше самки, но цивилизация способна сгладить это биологическое неравенство. В странах с развитой медициной и с человекосообразными ценностями превалирование женщин в демографической пирамиде начинается после 60 лет. В этом возрасте мужчины начинают выбывать, а женщины продолжают жить. В нашем случае этот перекос начинается с 40 лет.
Причины сверхранней мужской смертности в России — только и исключительно социальные. Это предотвращаемые заболевания — прежде всего сердечно-сосудистые, убивающие людей при недоступности качественной медицинской помощи, либо необращение за ней по причине специфических социальных норм. Это употребление крепкого алкоголя и все виды социального зла, которые на него завязаны: насильственные преступления, ДТП со смертельным исходом, суициды.
Мужчины не лечатся, потому что им внушается, что это «не мужское поведение», им жаловаться и обращаться за помощью запрещено. Рассказывать о своих чувствах некому и незачем, возражать и протестовать нельзя, зато можно пить — это социально одобряемое мужское поведение, и оружие доступно многим. Уровень мужских суицидов всегда выше, чем женских: женщины жалуются, мужчины убивают себя и других.
Как мы видим, заставить женщин рожать раньше и больше в условиях городской жизни невозможно. Зато возможно сделать так, чтобы уже родившиеся люди жили и работали дольше и дольше были полезны обществу. Собственно, именно поэтому демографический переход не равен вымиранию: человек рожает меньше, но все дети выживают, живут долго, они здоровы и работают эффективно.
Россия, однако, ухитряется сочетать низкую рождаемость с ранней смертностью и плохим здоровьем населения, в том числе молодежи и молодых женщин — носительниц драгоценной фертильности. Как это изменить?
Чтобы мужчины жили дольше, а женщины заботились о своем здоровье, необходимо внушать им иные поведенческие паттерны. Если вы не навязываете гражданам в качестве образца аутоагрессивное и суицидальное поведение, то это экономически выгодно: у людей больше шансов стать родителями, если отцы не будут рано умирать, а матери не окажутся перед альтернативой выращивать детей в одиночестве или вовсе их не иметь. Ведь в эволюционную лотерею выиграл не тот, кто сумел зачать ребенка, а тот, чье потомство выжило, успешно социализировалось и в свою очередь доросло до возраста родительства.
Заменой бесконечных мужских соревнований в насилии, приводящих только к ранней смерти, является большая вовлеченность в дела семьи и в особенности общение с детьми. Это очень хорошо повышает уровень гормона окситоцина и, соответственно, снижает уровень депрессии. Если мужчинам внушается не абстрактная идея продолжения рода путем осеменения близлежащей женщины, а ценность, удовольствие и социальный престиж заботы и общения с ребенком с самого его рождения, это дает смысл жизни, счастье, окситоцин. Он продлевает жизнь, его отсутствие — убивает.
Выходит, что борьба с феминизмом, идеями гендерного равенства, семейными моделями, построенными на разделении обязанностей, приводит к тому, что мужчины умирают массово и очень рано, а женщины отказываются рожать. Так вы свою демографическую проблему не решите.
Если кто-то и может быть для нас ориентиром, то это государства Северной Европы и Скандинавии. Они достаточно близки нам этнически, исторически и климатически. Это тоже довольно депрессивные места (видимо, по климатическим причинам), граждане там тоже горазды употреблять крепкий алкоголь, и уровень суицидов там не нулевой. Они с этим борются. То есть борются с теми же проблемами, с которыми должны бороться мы. Это страны с развитой системой социальной помощи (в особенности поддержки материнства и детства) и с самыми высокими в мире уровнями гендерного равенства.
Помним: целью такой политики является не рост рождаемости (это химера), а недопущение ее резкого снижения.
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора