Азиатский поход

Я стоял в стременах, растянувшись на лошадиной шее. В зубах держал поводья. Левой рукой я схватился за гриву, а правой подстегивал лошадь хлыстом, чтобы та продолжала взбираться на крутую гору. До верха было еще несколько десятков метров, а позади был склон в несколько сотен метров. Всю ночь шел дождь. Трава была мокрая. Копыта разъезжались. Лошадь вставала на дыбы. Задние ноги животного скользили. Лошадь была готова опрокинуться.

И это была самая незначительная из моих неприятностей. Начнем с того, что я не умел ездить верхом. Я вообще с трудом держусь в седле. До описываемых событий весь мой опыт верховой езды заключался в поездках на пони вокруг столбика под медленную музыку.

Кроме того, дело происходило в Киргизии. Так что я не только не знал, что я делаю, я еще и не знал, где я это делаю. Я был не в той части страны, где есть город с больницами и службой скорой помощи. Я был там, где нет ни дорог, ни электричества, ни сотовой связи. Мой спутниковый телефон не ловил сигнал со спутника. Если что случится с моей лошадью, ее застрелят. Ну а для меня найдут, наверное, менее опасное для жизни лечение.

В довершение всего моя одежда и багаж были в светлых волосах. Как я объясню это своей жене-шатенке? У меня был роман в Киргизии. Да еще с особью мужского пола. У него такие красивые ноги. Целых четыре.

Все началось, как это часто бывает, с выпивки. Мы сидели за столом с моим другом из Йоркшира Эдриеном Дангаром (фамилия слегка изменена). Он управляет небольшим туристическим агентством Wild and Exotic, которое организует поездки на заказ. Я говорил ему, что хотел бы съездить в одну из бывших советских республик в Центральной Азии, чтобы написать о том, как развивается демократия (если она вообще развивается) в стране без демократических традиций. Мне казалось, что эти места безопаснее, чем, например, Фаллуджа. Как я ошибался!

«Интересно, что ты заговорил именно о Центральной Азии», — сказал Эдриен. Оказалось, что он с Александрой Толстой и ее мужем Шамилем Галимзяновым как раз организует конный маршрут по Киргизии. Александра приходится прапраправнучатой (не уверен, точно ли я сосчитал все «пра») племянницей Льву Толстому. Урожденная англичанка, она свободно говорит по-русски и живет в Москве. Шамиль — татарин из Узбекистана. Его семья занималась разведением лошадей еще в доисторические времена. Шамиль знает этот регион. Александра тоже. Несколько лет назад она с тремя однокурсницами проехала 8000 км на лошадях и верблюдах по Шелковому пути из Туркменистана, близ границы с Ираном, до Китая. «У нас будет отличное путешествие. Поехали с нами. Ты увидишь такие места в Киргизии, какие не видели даже местные жители», — сказал Эдриен.

«Но я не умею ездить верхом», — ответил я. Сам Эдриен начал ездить верхом еще в утробе матери. Он был ловчим на особенно сложных охотах на лис. Он путешествовал по Серенгети и по Андам. «Ерунда, — не растерялся он. — Верхом на лошади — это все равно что ехать рюкзаком на чьей-то спине».

И вот таким образом восемь месяцев спустя я оказался в палаточном лагере в горах Центральной Азии. Киргизия (вернувшись домой после выпивки, я нашел ее в атласе) — это государство, затерявшееся в горах Тянь-Шаня, «Божественных горах», которые отделяют Китай от казахских степей. Оно расположено дальше тех мест, которые Александр Македонский считал достойными завоевания. Страна Кафиристан из «Человека, который хотел быть королем» Киплинга.

Человек по имени Джуман Кул, который выглядел как Чингисхан и носил высокую и удивительную фетровую шляпу, украшенную вышивкой, как головной убор Папы Римского на Пасху, выбирал моего скакуна из табуна киргизских лошадей. Они были довольно дикие, по крайней мере, имен у них не было. Мне представлялось что-то вроде небольшого монгольского пони — так чтобы мои ноги для спокойствия тащились по земле. Но эти лошади были полтора метра в холке. Тощие и костлявые, как модели на подиуме, но в тоже время мускулистые, как губернатор Калифорнии, если бы его пасли всю зиму на травяных лугах. И все они были жеребцы, с уровнем тестостерона не ниже, чем у велосипедиста Флойда Лэндиса. И как Флойд с официальными лицами на Тур-де-Франс, они пинали и кусали друг друга.

Джуман Кул вывел одного жеребца и сказал мне по-киргизски (Шамиль переводил): «Этот конь сильный, но добрый». И лучше бы мне не слышать, как всем остальным участникам поездки он говорил то же самое.

Я окрестил жеребца Триггером и решил взобраться на него. Тут есть небольшой секрет. Вы поворачиваете левое стремя назад, ставите в него левую ногу и, отталкиваясь правой, бросаете свое тело вверх, так что вы… впечатываетесь прямо в бок лошади.

Короче, Шамиль мне помог. И с шаткой высоты Триггера мне открылся прекрасный киргизский вид. Все выглядело как на Диком Западе. Но не как в вестернах, а как на самом деле — с его пурпурными величавыми горами, плодоносными равнинами, высокими лесами, огромными каньонами. И все это было в одном месте, причем практически без признаков присутствия населения. У меня бы перехватило дыхание, если бы я не был перепуган и мог дышать.

Не то чтобы Триггер меня чем-то пугал. Прежде чем ехать в поход, я покорно взял несколько уроков в крытом манеже на лошадях, которых звали Элмерс и Лайбрари Пэйст. Так что я принял правильную посадку, касаясь стремян лишь пальцами ног, опустив пятку и выдерживая линию ног, бедер и плеч. Я опустил поводья пониже и почувствовал контакт с губами Триггера. Потом я нажал на его бока ногами и слегка тронул поводьями. Триггер не двинулся с места. Я попробовал повторить все вышеописанное в немного более требовательной манере. Триггер стоял. Я повторил еще настойчивее. Триггер стоял как памятник. Все остальные медленно удалялись.

Джуман Кул подал мне хлыст. Затем изобразил нечто похожее на порку на борту пиратского судна. Но одно дело наказывать негодяя, привязанного к мачте, другое — вдарить по 400-килограммовой туше животного, которое может выбросить меня из седла так, что я долечу до Китая, доскакать туда, пока я еще не приземлился, и искусать меня. Так что Триггер получил примерно такие же удары, какими награждают шестилетнего ребенка за проступки в его день рождения. И все же он двинулся, причем, слава богу, в нужном направлении.

А направление было в сторону моста через небольшой, но быстрый горный поток. Мост этот я заметил раньше — и не отважился бы переходить его пешком. Он выглядел как случайное нагромождение бревен. И мне совсем не хотелось переходить его на шести ногах, две из которых вывалились из стремян. «Пусть лошадь сама решает!» — крикнул мне Шамиль. То есть я должен был вверить свою жизнь мозгу, которому вы не дали бы решить и простейшей задачи — подстричь газон, не повредив цветы. Я испытал ужас, подобный тому, что испытывает моя жена, посылая меня в супермаркет.

На другой стороне реки был холм высотой 150–180 м. Лошади пошли прямо по нему. Триггер находил выемки в камнях, ощупывая их копытом, как будто печатая сообщение в блог. Потом, как если бы его сообщение гласило «СМЕРТЬ АМЕРИКАНЦАМ!!!», он нажимал «отправить». Я не погиб только потому, что у Триггера всегда была какая-то одна неподвижная часть тела, в которую я мог отчаянно вцепиться. Его холка оставалась неподвижной, когда ветер гулял по его спине. Его круп оставался неподвижным, в то время как все остальные части тела балансировали на каменистой осыпи.

На верху холма не было никакого «верха». Там был еще более крутой подъем, по которому шла тропинка шириной с долларовую банкноту. Пейзаж перевернулся с ног на голову.

У меня нет охотничьей шапки, и я не собирался объявиться в Киргизии в розовом велосипедном шлеме моей дочери с надписью «Привет, котенок». Но теперь я понимал, что головной убор здесь необходим, хотя бы для того, чтобы было по чему опознать труп.

Я ехал так, что стремя с одной стороны стучало о скалу, и каждый стук звучал как забиваемый в крышку гроба гвоздь, а стремя с другой стороны свисало над бездонной пропастью. За холмом были леса, похожие на те американские леса, в которых нашли свой конец Сонни Боно и Майкл Кеннеди, катаясь на лыжах. Им было проще. Мокрая глина в Киргизии глубже и тверже, чем снег в Скалистых горах, а Триггер обладает более независимым характером, чем пара лыж Rossignol. Мы ехали вверх, и это было плохо, потом мы поехали вниз, и это было еще хуже. Почти падая с усыпанного камнями спуска, Триггер частенько принимал совсем не вертикальное положение, при этом мои ботинки оказывались выше его ушей, а голова как бы просила стрижки, потому что была украшена волосами хвоста лошади.

Спустя девять часов мы добрались до лагеря на реке Аркит Сай. Там у Шамиля и Александры было два армейских грузовика, наследие афганской войны. В одном была устроена кухня, другой использовался для перевозки снаряжения. Шестеро работников лагеря перемещались на них по путям транспортировки леса и овечьим тропам, чтобы встречать нас каждый вечер.

Поставили палатки. Выкопали ямы для отправления надобностей. Накрыли стол, уставив его бутылками водки. На костре поджаривался местный ягненок. А я валялся на берегу реки, благословляя судьбу. Я не погиб. И я был в прекрасном месте. С замечательными людьми, о которых я пока не написал, потому что был очень занят, трясясь от страха.

Нас было 14 человек, включая Эдриена, Александру и Шамиля. Эндрю Стотт, менеджер высшего звена британского подразделения Nestlé, мастер установки лагеря и страстный охотник на лис, который мог бы вести атаку легкой кавалерии с таким же напором, с каким он требовал кофе и какао.

Этти Бойд, спортсменка и специалист по хедхантингу, наездница, которая изрядно помогла мне, тактично объяснив, что если бить Триггера хлыстом и одновременно натягивать поводья, то это путает его и он становится таким же тупым, как… «Я?» — предположил я.

Клэр Моррисси, девушка из Северного Дублина, восседала на лошади с такой же важностью, как какой-нибудь серьезный сенатор в своей комиссии по вооружению.

Дженни Крохилл, сельская жительница из Норфолка, скромный инспектор по сельскому хозяйству в британском правительстве, а на самом деле героиня, застрелившая последнюю дикую нутрию в Англии. (Конечно, это звучало бы лучше без объяснений, но нутрия — это гигантская водяная крыса; их разводили ради меха, они сбежали, быстро размножились на воле и стали наводить свои ужасные порядки на местных болотах.)

Бахар Гаффари, миниатюрная персиянка, выглядит на 19, но уже суперпрофи, инвестиционный банкир, работает на Lehman Brothers в Гонконге, легко жонглируя такими сложными финансовыми инструментами, что у Алена Гринспена разболелась бы голова в попытке понять их смысл.

Камилла Кавентри, выросшая на ранчо в Австралии, но получившая театральное образование. Она может спродюсировать и поставить залихватский мюзикл и еще исполнить все трюки.

Жан-Батист Олденхов де Гертечин и Житан Шекен Вильмайерс, бельгийцы с резюме такими же подробными, как их имена. Он — консультант по управлению с дипломом строителя и MBA школы бизнеса Wharton. Она — юрист-международник, специалист по финансам, бывший советник министра иностранных дел Бельгии.

Гарольд ван Лиер, еще один бельгиец, бывший продюсер, ныне в гостиничном бизнесе, поскольку гостиничные полотенца могут сказать о себе больше, чем дельцы мира развлечений. У него был медовый месяц.

Эмили — его молодая жена из Англии, специализируется на проблемах улучшения санитарных условий в странах третьего мира (я в тот момент как раз был такой проблемой). Она отказалась от работы в международных организациях ради того, чтобы помогать в отеле Grand Hôtel des Bains в Бретани таким людям, как мы, которые читают Forbes. Как видно из названия отеля, с санитарными условиями там все в порядке.

«Ты лучше выпил бы еще водки, а то завтра нам предстоит тяжелый путь», — сказал Шамиль.

Мы поехали через деревню Кизел Кель, родную для Джуман Кула и наших лошадей. Одинокий электрический провод и некая видимость дороги соединяли ее с остальным миром. Но даже эту цивилизованность киргизы оставляют, чтобы с весны до осени пасти свои стада на горных пастбищах. Скромные женщины и дети, а также 80-летний кузнец (у которого было «около 40» внуков) вышли поприветствовать нас и угостить абрикосовым джемом.

Мы двинулись дальше и въехали в прекрасный лес как будто с картинки, с раскрашенными, как в мультфильме «Шрек», папоротниковыми полянами. Даже ирландка Клэр никогда не видела столько зелени. Затем перед нами открылся вид еще более нереальный, едва не лишивший меня последних крупиц сознания.

Мы оказались на кривом горном хребте в сотнях метров над землей. Вдали виднелись покрытые снегом горы, но они были под нами. Мы могли видеть реки, крошечные голубые зигзаги внизу. Бирюзовые озера в полтора километра в диаметре сверкали ослепительным светом. Мы были на вершине хребта Чаткал, выше некуда.

Почти некуда. Огромные тучи появились над нами. Разразился величественный гром. Небо было бы черным, если бы не было ярко-оранжевым от молний. Вьющиеся волосы Житан в наэлектризованном воздухе стали в три раза объемнее, образовав нимб вокруг ее головы. «Интересный феномен, эффект ионизации», — сказал Жан-Батист.

«Ты выглядишь как Медуза. Но намного симпатичнее, конечно, и без змей», — сказал Гарольд.

«Б…! Ложись!» — раздался клич.

Спрятаться можно было только у низкорослых деревьев в зарослях жгучей крапивы. Небесные хляби разверзлись. Подул сильный ветер. Температура упала на 30 градусов. Крапиву сожрали кони. Этти и Клэр залезли под лошадей. Если вы когда-нибудь видели, как лошадь облегчается, то поймете, что они рисковали намокнуть сильнее нас. Камилла затянула какую-то песенку…

БА-БАХ!

«Ложись! Б…!»

Дорожки, ведущие вниз с хребта, просто смыло. Шамиль нашел расщелину, которая вела… Куда-то она вела. Она была слишком забита грязью и кустами, чтобы по ней можно было ехать. Нам пришлось вести лошадей. Причем на пути попадались такие места, где надо было прыгать и соскальзывать самим, а потом звать лошадей, как собак. Триггер, который до этого ни разу не выказал желания выслушать мои команды, не говоря уж о том, чтоб исполнить их, вдруг стал послушным и домашним, следовал за мной со щенячьей преданностью. Расщелина превратилась в узкое ущелье, узкое ущелье — в каньон, и один раз, когда мы зависли на краю, Триггер слегка оттолкнул меня от пропасти. (А может, он просто повернул не в ту сторону.)

Дождь все шел, и мы тоже продолжали идти друг за другом, пока наш дух не упал столь же низко, насколько мы спустились. И там, на дне каньона, нас ждали грузовики. Воспользовавшись старой советской топографической картой, водители Валерий и Андрей угадали, где мы можем появиться. Повариха тетя Вера и ее помощницы Надя и Люда приготовили горячий обед. Стол был накрыт брезентом.

«Ты лучше выпил бы еще водки, а то завтра нам предстоит очень тяжелый путь», — сказал Шамиль.

Так оно и было. Мы поднялись на километр по склону, крутому, как график роста цен на нефть, чтобы пообедать с пастухами из Кизел Кель. Их юрты сделаны обтекаемыми для горных ветров — настоящие дорожные трейлеры из фетра, но более просторные внутри. Мы отведали айран и маленькие шарики козьего сыра, выпили сыворотки из мешочков, в которых готовится этот сыр.

Мы ехали через каньон с отвесными стенами; роскошный курорт, который когда-нибудь будет здесь построен, покажется крошечным. На месте будущего паркинга кружились синие бабочки. Права на именование созданного природой в этом месте моста пока никому не принадлежат. Полосатая осадочная порода утесов из песчаника растянута сотворившими горы силами в гигантскую ириску. (Владельцы будущего курорта должны обязательно сделать так, чтобы из окон домиков открывался вид на нее.) Горные козлы скачут по входам в неизведанные пещеры. («Туры по неизведанным пещерам в десять, полдень и в два».) Шамиль, прошедший здесь пешком месяцем ранее, видел тянь-шаньского бурого медведя и следы снежного барса. («Обращайтесь к консьержу для бронирования мест на сафари».)

«Этот каньон — сплошной травяной ковер, — сказала Дженни, стоя и примечая дюжину других растений. — В Англии их не вырастишь, а здесь они сами растут».

«Травяной квартирант» — чем не название для домиков с повышенным уровнем сервиса, завтрак включен? Удовлетворяет требованиям посетителей, озабоченных защитой окружающей среды.

Мы ругали прогресс всю дорогу до обеда с традиционным крепким алкоголем в тени наших палаток. Река в устье каньона останется и будет уносить неудачливых рыбаков и каякеров прямо к их погибели. Мы попробовали искупаться в ней. Спортсменка Этти пошла первой, погрузившись в воду температуры вытекающего фреона и получив несколько ударов камнями, влекомыми потоком. «Ух, это хуже, чем спа. А ведь есть люди, которые платят тысячи за подобное», — сказала она. «И мы — среди них», — заметил Эндрю.

Мы ехали пару дней по лугам хребта Чаткал. На Триггере нетрудно было соблюдать осторожность. Другие лошади пускались в галоп. Но Триггер, как и большинство красавцев в мире, просто наслаждался своей красотой. Делать что-то, что ему не нужно, для него было пустой тратой времени. Там, где остальные лошади просто шли, Триггер ступал с грацией Кейт Мосс. А когда его отпускали погулять, он вставал на дыбы, раздувал ноздри, важно изгибал шею, смотрел на луга с дикими цветами и ел их.

Триггер и я как бы поженились. Или (надо уточнить законодательство Киргизии на этот счет) заключили гражданский брак. Как бы то ни было, вот я еду на нем верхом и говорю: «Да, дорогая». Конечно, остальные всадники были умелыми и бывалыми. Хотя некоторые из них утверждали обратное.

«Я не ездила верхом с тех пор, как была ребенком», — заявила Бахар. «Бахар, но ты и есть ребенок», — ответил я.

«Жан-Батист до этого наездил всего лишь пару часов», — сказала Житан. Жан-Батист покраснел, как скромный спортсмен, который все схватывает на лету.

А я не спортсмен и не очень способный ученик. Мне скоро стукнет 60. У меня ссадины и болячки в самых странных местах. И в других местах тоже. Никогда не надевайте джинсы на стокилометровую прогулку верхом — у вас возникнут потертости как раз там, где их делает Levi’s. У меня также был натерт живот о переднюю луку седла и поясница — о заднюю луку. У меня болели ступни, потому что я, будучи автомобилистом, инстинктивно жал на стремена, как на тормоза.

И все же каждый вечер, пропустив полбутылки водки, я становился отменным наездником. Мы все становились. Жан-Батист открывал в себе талант гитариста. Камилла ставила мюзикл, включая хореографию.

Неделю спустя мы оказались у подножия горы, где Триггеру предстояли почти гимнастические упражнения. Гора вздымалась на краю бесконечного луга. Облака медленно спускались с ее вершины в лучах солнца, образуя дымку цвета морской волны.

«Наверное, когда мы умрем, увидим примерно это», — сказал Шамиль. Счастлив отметить, что проверить это мне не довелось. Триггер не подвел, мы добрались до вершины. И у меня наконец стало получаться: чтобы он повернул, надо было не давить ногой, а указывать поводьями, хлыст был не для наказания, а как напоминание от менеджера среднего звена. Хотя у меня не получалось привставать в ритме с рысью Триггера, легкий галоп я освоил, сосредоточившись на своих действиях. На этом список моих успехов не заканчивается. Я больше не боялся. Я все еще оставался трусом, но у меня кончился запас страха. Травяной склон истощил мои резервы дрожи до конца.

А еще у меня кончились прилагательные. Моя способность описывать увиденное сошла на нет вместе со способностью волноваться. Мы проехали по (множество прилагательных в превосходной степени) местности и спустились в (вызывающая чудные воспоминания метафора) долину, и все это было чертовски здорово.

Вот только лагеря не было. Не было грузовиков и команды. Они не смогли проехать из-за оползней после дождя. Лошадь Александры захромала, и Александра поехала на одном из грузовиков. Снова пошел дождь. У нас не было еды. Фляги были пусты. Зашло солнце. Дождь припустил еще сильнее.

В нескольких километрах вниз по долине была лесная сторожка, где периодически кто-то останавливался. Лошади были измотаны. Мы стреножили их и пошли пешком. Фонарики остались в грузовиках.

Через несколько часов пути по холоду и дождю в неопределенном направлении, когда измотанная душа просила офисного тепла и спокойствия послеобеденных деловых звонков, появилась Александра. Действительно, были оползни. Вместе с другими работниками лагеря она перенесла все пожитки и запасы еды, воспользовавшись дорожной техникой заготовщиков леса. И, хвала господу, они принесли водки.

На следующий день погода наладилась, а с ней проветрились и наши головы. Мы продолжили свой путь через горы, поля и леса. Должно быть, монголы, гунны и предки Шамиля чувствовали то же самое. Они вовсе не хотели завоевывать и грабить новые земли, они просто не хотели останавливаться.

И в один прекрасный день на берегу озера Сари Челек («Золотая чаша») я, наконец, пустил Триггера галопом. Он понесся настоящим галопом, и я удержался в седле! Мы проехали больше двух километров. Мы были как кентавр. Триггер был Пегасом. Я был Александром на Буцефале, решившим все-таки завоевать Киргизию.

Теперь я знаю, каково быть кавалеристом, Всадником с большой буквы. Я построю во дворе своего дома загон. На месте гаража — конюшню. Я получу для Триггера «гринкард». Я научусь прыгать, чтобы поехать охотиться на лис. В наших окрестностях водится много лис. И это будет отличная охота, потому что за забором моего соседа есть бассейн. Я буду носить мои новые брюки для верховой езды прямо дома и буду говорить только о лошадях.

«Маленькая отбитая задница для человека — гигантская заноза в ж*** для человечества», — сказала моя жена.