Беречь лицо, не врать и не бояться: как «Гоголь-центр» стал зеркалом эпохи
У проекта Кирилла Серебренникова в здании на улице Казакова, где официально располагается Драматический театр имени Н. В. Гоголя, много определений. Команда театра самоидентифицировала себя так: «Гоголь-центр — это город внутри театра, это театр внутри города». И, пожалуй, это самая емкая характеристика.
Близость к городской среде — в буквальном смысле несущая конструкция проекта. В 2012 году, получив указом московского департамента театр в здании дореволюционной постройки, Кирилл Серебренников начал ремонт. С потолка убрали лепнину, колонны и стены обнажили до кирпича, а раму сцены сделали черной, избавившись от занавеса и пустив по бокам провода-вены. Утратив наслоения 1920-1930-х годов, здание приблизилось к своему первоначальному облику — железнодорожного депо Курского вокзала. Там 2 февраля 2013 года в месте, где раньше чинили паровозы, на спектакле «00:00» театральное действо было поставлено на рельсы, пересекавшие половину зала. Слова «Гоголь-центр» открыт» произносила старейшая актриса театральной труппы Майя Ивашкевич: поезд отправился по новому маршруту.
Люди и деньги театра
Присутствие старой гвардии на открытии было важным и для Серебренникова, и для театра им. Гоголя: с приходом нового худрука обнулился весь предыдущий репертуар, а актерам предстояла профпроверка на соответствие требованиям мастера. Некоторые уже вовсю писали протестные письма и выходили на митинг против «рейдерского захвата». Поводов было достаточно.
Предыстория назначения Кирилла Серебренникова выглядела как сцена из романа Гоголя. Сергей Капков, глава московского Департамента культуры, передал театр в его управление вскоре после того, как в январе 2011 года Кирилл Серебренников поставил на сцене МХТ им. Чехова спектакль «Околоноля» по одноименному роману Натана Дубовицкого, под псевдонимом которого, по некоторым сообщениям, скрывался Владислав Сурков, в тот момент сотрудник администрации президента РФ. Инсценировка Серебренникова представляла собой трагифарс о России как о стране мертвых душ. Довольно быстро литературная аллюзия реализовалась назначением в Московский драматический театр им. Гоголя.
Из ситуации со взбунтовавшейся труппой новый худрук вышел достойно. Серебренников хранил молчание в прессе, не комментировал заявления уволившихся артистов, сосредоточившись на усилении госфинансирования и поиске частных партнеров и спонсоров, позволяющих привлекать к работе не только основной костяк группы, но и приглашенных артистов.
Потенциальным инвесторам предлагался проект театра как новой точки на карте модной Москвы, арт-кластера. Своим антагонистам в труппе Серебренников предлагал роли яркие и трагические. Благодаря умению режиссера работать с возрастными актерами в театре вновь засияли Светлана Брагарник, Ирина Выборнова, Ольга Науменко, Олег Гущин. Остальными резидентами и звездами новой сцены стали выпускники актерского курса Серебренникова в Школе-студии МХАТ, ранее уже организовавшие проект «Седьмая студия», танцевальная компания Евгения Кулагина и Ивана Евстигнеева «Диалог Данс» и студия музыкального театра SounDrama Владимира Панкова.
Шекспир, античность и «Сон»
Олег Табаков, худрук и директор МХТ им. Чехова, на открытии «Гоголь-центра» пошутил, напомнив Серебренникову, что он начинает свой театр «не с нуля». Однако в этой шутке не было преувеличений. К руководству театром пришел зрелый мастер, чьи спектакли со времен «Пластилина» 1999 года вызывали мощный резонанс, который к той поре ставил и в «Современнике» по приглашению Волчек, и в МХТ им. Чехова по приглашению Табакова, и на сцене Большого по приглашению Иксанова, с коллективом своих учеников-единомышленников, с готовым по сути репертуаром (обкатанным на проекте «Платформа» на Винзаводе).
В здании на улице Казакова Серебренников стартовал «платформовскими» постановками по произведениям классиков. В рукаве у режиссера оказались тузы — «Метаморфозы» по Овидию, «Охота на Снарка» по Кэрроллу, «Сон в летнюю ночь» по Шекспиру. Последний — спектакль-скандал, само существование которого в 2017 году следствие по делу о «Седьмой студии» ставило под сомнение.
В «Гоголь-центре» зрителю предлагали роль не наблюдателя, но живого участника. О культуре вообще и театральной в частности здесь говорили с позиции равного
Но «Сон в летнюю ночь» Серебренникова — это фактически ДНК его театра, пример того, как мастер и ученики работали с каноническими текстами. Отсутствие пиетета перед Бардом во «Сне» сочеталось с виртуозным синтезом первоисточника и документальной современности. Елена и Лисандр превращались у Серебренникова в школьников на выпускном, а Герцог и Герцогиня становились склочной парой. Важная для режиссера и его театра черта — в ткань спектакля была вплетена публика. Действие разворачивалось не только на сцене, а выплескивалось в зал, шло на двух этажах театра в разных пространствах. Завершался спектакль грандиозным танцем под «Плач нимфы» Монтеверди, где зрители раскручивали диск сцены словно магический круг. При всей масштабности замысла посыл автора оказался прост — главной движущей силой своей работы он видел аудиторию.
Театр для всех
В «Гоголь-центре» зрителю предлагали роль не наблюдателя, но живого участника. О культуре вообще и театральной в частности здесь говорили с позиции равного, с уважением, но без идолопоклонничества. Двери открывали в полдень, билеты проверяли только на входе в зал, куда зазывали не дежурным вторым и третьим звонками, но громким колоколом, в который звонили сотрудники в фойе. Актеры и режиссеры обедали и ужинали тут же в кафе, не делая из внутренней работы театра запретного таинства. Стол в кабинете худрука — и тот был круглой формы и стоял в центре комнаты — как знак того, что и внутри себя команда равнозначна.
В этом отношении «Гоголь-центр» напоминал берлинский «Шаубюне». И сам стал окном в Европу благодаря перенятым у западных коллег принципом построения театра как свободного общественного пространства. С другой стороны, он довольно быстро перешел от локального уровня окупаемого проекта на уровень мировой, востребованного и за границей «продукта». Он стал уникальным даже по европейским меркам местом, в котором русская драма, благодаря новаторскому подходу постановщиков, была рассказана новым, не использованным ранее вокабуляром, а сами спектакли были весомой, но не единственной частью большого междисциплинарного процесса.
Здесь почти всегда была программа «Гоголь+» — лекции, мастер-классы и концерты с режиссерами, писателями и поэтами, показы фестивальных хитов в рамках инициативы «Гоголь-кино». В фойе вел лекции драматург театра Валерий Печейкин, в игровом формате погружая публику в контекст перед спектаклем.
Русская классика
Вольное обращение с текстами великих не раз ставили театру в вину, называя работающих в этих стенах «попирателями традиций». Но именно в каноне Серебренников, поставивший лучшие свои адаптации русской классики сначала в МХТ им. Чехова, а затем и в «Гоголь-центре», нашел неисчерпаемый ресурс и главное вдохновение.
С классиков сдувалась пыль, обнажался остов, плотный концентрат из тем-хештегов
В его «Мертвых душах» по Гоголю Чичиков был и палачом, и жертвой обстоятельств, а рефреном над поэмой звучало вечное «Русь, чего ты хочешь от меня». В «Кому на Руси жить хорошо» по Некрасову рефлексия дворянина превращалась в увлекательное и страшное одновременно путешествие в поисках «русского мира». С классиков сдувалась пыль, обнажался остов, плотный концентрат из тем-хештегов. Квинтэссенция этого принципа — пушкинские «Маленькие трагедии», которые Серебренников заканчивал в 2017 году уже под домашним арестом. Роль современного поэта досталась рэперу Хаски и актеру Филиппу Авдееву, Скупого рыцаря — строгому интеллигенту Алексею Аграновичу, чахнущему над сундуком с книгами, «Пир во время чумы» превратился в застолье в доме престарелых. И бликующим рефреном над этими новеллами плыли неоновые вывески «Жги» и «Совесть» — вместо слова «Выход», более привычного для зрителя.
Тело как инструмент
Литература никогда не была единственным источником для театра Серебренникова, а постановки неизбежно переходили в пространство сразу нескольких медиумов. В первые годы здесь чаще обращались к кино: авторы работ «Братья», «Идиоты» и «Страх съедает душу» интерпретировали Висконти, Триера и Фассбиндера. За киноциклом последовал проект «Звезда», в рамках которого пять разных режиссеров трактовали судьбы пяти поэтов — Ахматовой, Мандельштама, Пастернака, Маяковского и Михаила Кузмина. Из коллег Серебренникова в театре сделали постановки Михаил Диденко и Филипп Григорьян, Владислав Наставшев, Элмар Сеньков и Алексей Мизгирев. Затем их сменили участники «Седьмой студии», давно ставшие самостоятельными единицами: Александр Горчилин, Филипп Авдеев, Никита Кукушкин.
Возможность говорить давали всем: от полузабытых поэтов и диссидентов до активистов и самих зрителей
При всей полифонии голосов спектакли «Гоголь-центра» отличал свой почерк и завидное единство в трактовке свободы — как единственной приемлемой нормы, безусловного человеческого права. Демонстрация сексуальности, рассуждения о гендере и сексе наполняли спектакли. А обнаженное актерское тело служило распространенным средством художественного выражения. Тела перформеров в «Машине Мюллер» Серебренникова, подтянутые гибкие тела танцоров в «Шекспире» Евгения Кулагина. Хотя «обнаженка» воспринималась частью публики как намеренный вызов и даже политическое высказывания, во главу угла театр ставил принципиальную возможность высказывания в принципе. Возможность говорить давали всем: от полузабытых поэтов и диссидентов до активистов и самих зрителей.
Круг единомышленников
Тот факт, что это пространство экспериментов и разговоров с минимальной дистанцией существует на государственные деньги, с самого начала существования «Гоголь-центра» было предметом упреков в сторону руководства театра. Дело «Седьмой студии» тоже уходит корнями в беспрецедентно щедрое государственное финансирование проектов Кирилла Серебренникова. Самая долгоиграющая сделка в любом случае оказалась у режиссера Серебренникова не с властью, которая изначально играла по своим правилам, — эти 9,5 лет он выполнял свои обязательства перед общественностью, поневоле став не столько театральным, сколько социальным деятелем. Режиссер и руководитель, он воспитал труппу солистов, запустил в мир когорту свободных людей-единомышленников и по цепочке передал главный завет «не врать и не бояться».
Поезд не сошел с рельсов и в феврале 2021 года, когда Серебренникову не продлили контракт, а художественным руководителем театра был назначен его протеже, актер и режиссер Алексей Агранович. За прошедший год на Казакова, 8, не убавилось зрителей и не иссякла наполнявшая место смыслом энергия, как не иссякла она, когда Серебренников уезжал на съемки фильмов или ставил спектакли в оперных театрах Европы. Уходя, Серебренников оставил у руля проекта всю труппу, свой круг единомышленников, из которого на самом деле и состоял «Гоголь-центр».
С 2021 по 2022 год репертуар театра пополнился семью постановками, две из которых оказались с пророческими названиями. Шесть раз был сыгран спектакль Саввы Савельева «Берегите ваши лица» по пьесе Андрея Вознесенского — перезапуск легендарной постановки Таганки, запрещенной в 1970 году после всего трех показов. Закрывался же «Гоголь-центр» постановкой-концертом Аграновича «Я не участвую в войне» по поэзии Юрия Левитанского. «Гоголь-центр» завершился с заполняемостью залов в 92% и полной окупаемостью, о чем театр официально сообщил за пару дней до назначения нового руководства.
Зеркало эпохи
Работавший зеркалом эпохи 2010-х годов «Гоголь-центр» в форме прямого разговора со зрителем неизменно напоминал: беречь лицо, не врать и не бояться. Теперь поезд Кирилла Серебренникова и его команды ушел. Незадолго до истечения контракта в театре режиссер сказал: «Я думаю, что театр — это энергия соединения людей в одну компанию и эта энергия не бесконечна». Но как говорит Серебренников, по истечении срока прописки жизнь не заканчивается. Здание на Казакова, 8, по-прежнему функционирует как театр, но под своим историческим, досеребренниковским названием — Московский драматический театр им. Гоголя, с новым худруком и директором.
За много лет до этого, еще в первый год существования «Гоголь-центра», там часто шел поставленный Серебренниковым и Давидом Бобе спектакль по Овидию — «Метаморфозы». Герои древнегреческих мифов оказывались в мире постапокалипсиса, среди разбитых машин, а между зрительских рядов потерянно бродило жуткое существо, полутварь, персонаж в исполнении Никиты Кукушкина. Этот новый, добавленный драматургом Печейкиным герой загадывал зрителю загадку про три чаши на Олимпе у Юпитера: в одной — Добро для праведников, в другой — Зло для грешников. В финале публика получала ответ, что же в третьей чаше — а там тоже Зло, «потому что зла в этом мире больше».
Мнение редакции может не совпадать с точкой зрения автора.