Путь Хирохито: почему император Японии избежал трибунала после Второй мировой войны

После поражения во Второй мировой войне Япония несколько лет находилась под управлением иностранцев. Союзная оккупация, которая осуществлялась державами-победительницами, продлилась с 1945 по 1952 год. За это время страна не только пережила крушение прежней системы ценностей, но и стала на путь кардинальных изменений и глубоких трансформаций.

Переустройство культурных основ японского общества началось с пересмотра политического фундамента государства. Один из главных вопросов, который предстояло решить оккупационной власти во главе с генералом Дугласом Макартуром: что делать с институтом императора и самим Хирохито, ответственным, как признавалось, за войну и агрессию, развязанную Японией на Тихом океане? Считать ли его причастным ко всем злодеяниям и жестокостям или рассматривать как заложника в руках японских милитаристов?

Казнить нельзя помиловать

Хирохито родился в 1901 году. В 25-летнем возрасте, после смерти отца Есихито, он стал 124-м императором Японии, «явленным божеством» и продолжателем «непрерывной во веки веков династии» со времен мифического императора Дзимму. Правление Хирохито пришлось на непростое время: мировой экономический кризис 1929–1933 годов, обнаживший внутренние проблемы Японии; усиление националистических и экспансионистских настроений в элите; приход к власти военных; милитаризация общества, начало военной кампании на материке и вступление Японии в войну на Тихом океане.

Все это имело поддержку и легитимацию со стороны императора. Именно от его имени была объявлена война США и Великобритании, он же и завершил ее в августе 1945 года. Однако еще в 1942 году специалист в области японской культуры, профессор Гарвардского университета Эдвин Рейшауэр выступил за реабилитацию Хирохито, назвав его «ценным союзником» США и «марионеткой» в Восточной Азии. Ученый активно консультировал американских политиков и рассказывал им об устройстве и особенностях японской монархии. Несмотря на то, что он не был действующим лицом в политических и военных кругах, к его услугам часто прибегали Государственный и Военный департаменты США.

По мнению Рейшауэра, император не нес никакой ответственности за развязывание военных действий, и все японцы это прекрасно понимали. Поскольку после войны планировалось, что Япония будет находиться под управлением США, для более эффективной работы американцам следовало бы установить контакт с Хирохито и заручиться его поддержкой, считал ученый. Для того чтобы сохранить императора в качестве союзника, следовало бы заранее позаботиться о его репутации, подчеркивал он. «Другими словами, — писал Рейшауэр, — мы не можем позволить, чтобы американский народ изображал его [Хирохито] как эквивалент Гитлера и Муссолини в Азии или как олицетворение японского тоталитаризма». 

Среди американской политической элиты идею сохранения института императорской власти в Японии активно отстаивал заместитель госсекретаря, бывший посол в Токио Джозеф Грю. Политик не раз выступал перед президентом Гарри Трумэном и доказывал ему целесообразность сотрудничества с Хирохито. 

В докладе от 28 мая 1945 года Грю отмечал, что, потому как любой шаг, который облегчал безоговорочную капитуляцию Японии, должен был быть тщательно обдуман, лишение японцев императора будет тактически неверным шагом и может обернуться серьезными последствиями для США. Напротив, как доказывал дипломат, резонно было бы предоставить японскому народу самому определить свою политическую структуру и то, какой они хотели бы видеть судьбу императора. 

Единственное, на что мог надеяться Вашингтон в таких условиях, — это на конституционную монархию, «поскольку демократия в Японии никогда не заработает». Грю считал, что при содействии американских властей институт императорского престола мог стать краеугольным камнем в построении мирного будущего страны.

Между тем такая точка зрения разделялась далеко не всеми и даже не большей частью американского общества и политического истеблишмента. Однако вопрос о том, как поступить с побежденной Японией, волновал умы многих людей. Социологический опрос, проведенный Институтом Гэллапа в июне 1945 года, показал, что 70% американцев выступали за максимально суровое наказание для Хирохито: 33% настаивали на казни императора, 17% — на судебном процессе, 11% — на тюремном заключении и 9% — на том, чтобы отправить монарха в изгнание. 

Осуждение императора как военного преступника среди политической элиты США поддерживали госсекретарь Джеймс Бирнс и его заместитель Дин Ачесон, министр финансов Генри Моргентау — младший. И это далеко не полный перечень. Согласно их позиции, сохранение института императора означало бы «увековечение власти феодальных, реакционных групп в Японии, которые были ответственны за империализм и агрессию».

Ко времени назначения Дугласа Макартура на пост главнокомандующего союзными оккупационными силами в руководстве США произошел сдвиг в пользу сохранения института императорской власти и даже прозвучали намеки на избавление Хирохито от ответственности в развязывании войны. В директиве от 14 августа 1945 года администрация Трумэна дала понять, что решение этого вопроса, равно как и принятие соответствующих мер, будет находиться в руках американского генерала, подчинившим себе с момента капитуляции Японии полномочия императора и японского правительства.

Всемогущий Макартур

Дуглас Макартур — центральная фигура в послевоенном реформировании Японии. В период оккупации деятельность этого человека приобрела мессианские черты, и сам он напоминал мессию, призванную установить порядок и возродить из руин некогда бывшего противника. В мемуарах Макартур писал, что на нем лежала глубокая ответственность перед японским народом, который при столь драматических обстоятельствах попал под его личную опеку. 

«Никогда в истории ни одно государство и его народ не были так разгромлены, как японцы в конце войны, — подчеркивал Макартур. — Они пережили больше, чем военное поражение, больше, чем уничтожение их вооруженных сил, больше, чем ликвидацию их промышленных баз, больше, чем даже оккупацию их земель иностранными штыками. <...> Последствия такого бедствия, вероятно, были сильнее, чем когда-либо в современной истории».

После войны, как признавал Макартур, Япония превратилась в мировую лабораторию для эксперимента по освобождению людей от тоталитарного правления. Эксперимент, полагал он, должен был выйти далеко за рамки основной цели, которую преследовали союзники, а именно запретить Японии вести войну и наказать военных преступников. Помимо этого, были и другие задачи: строительство нового общества, дарование гражданских прав и свобод человека, которых, по выражению Макартура, в Японии никогда не существовало. Считалось, что послевоенные реформы приведут страну в соответствие с «современными мыслями и действиями», а также помогут японцам раз и навсегда покончить с феодальным строем.

Оккупационные власти планировали децентрализовать власть, заложить основу для представительной демократии, изменить японскую конституцию, провести свободные выборы, предоставить избирательные права женщинам, освободить политзаключенных, отменить полицейский произвол, развить свободную прессу, либерализовать образование и отделить религию от государства. «Эти задачи, — вспоминал Макартур, — должны были занимать меня в течение следующих пяти и более лет. Все они были достигнуты — некоторые легко, некоторые с трудом».

И если в самом начале оккупации подавляющее большинство японцев воспринимало Макартура как завоевателя и «командира-садиста», со временем его стали рассматривать как защитника и даже спасителя. Для многих японцев Макартур стал символической «фигурой отца» и временно заменил им императора. Эту же мысль подтверждает историк Джон Дауэр, говоря о Макартуре как о «неоспоримом повелителе оккупированной Японии» и «патерналистски настроенном диктаторе», а о его подчиненных — как о «мелких наместниках».

Спасение императора

Хотя Макартур изначально разделял идею об освобождении Хирохито, он все же поручил провести расследование и выяснить, виновен ли японский император в развязывании войны на Тихом океане. Фактически в основу его официальной позиции легли отчеты, составленные сотрудниками Штаба оккупационных сил (ШОС). Одним из тех, кому было поручено это задание, был бывший руководитель отдела психологической войны Боннер Феллерс. 

С одной стороны, его выбор был обусловлен многолетним опытом изучения Японии, а с другой — из числа людей, которые присоединились к Макартуру во время войны, он считался наиболее солидной фигурой в области японских исследований — культуры и психологии. 

В 1944 году, когда командование Макартура всерьез рассматривало возможность капитуляции противника, Феллерс сформулировал положения, в которых объяснял механизм управления Японией после войны. Во-первых, необходимо было отказаться от идеи свержения императора. Феллерс аргументировал это тем, что повесить Хирохито для японцев означало то же, что «распять Христа для нас». Во-вторых, уже с началом оккупации следовало бы вбить клин между императором и военными, изобразив Хирохито в качестве заложника планов и целей премьер-министра Тодзе Хидэки и «токийских гангстеров-милитаристов». В-третьих, для облегчения проведения реформ император должен был быть превращен «в силу добра и мира». 

Окончательные рекомендации Феллерс изложил 2 октября 1945 года в документе, получившем название «Донесение главнокомандующему». В своем отчете Макартуру Феллерс объяснял важность сохранения жизни императора, отмечая, с каким благоговением к нему относятся его подданные. «Было бы кощунством, — писал он, — допустить мысль о том, что к императору можно подходить с теми же стандартами, что и к обычным людям или к любому государственному служащему». 

Основываясь на свидетельствах высокопоставленных чиновников, Феллерс пришел к выводу, что решение о начале войны было принято не императором, а теми, кто вынашивал агрессивные планы по завоеванию мира, — Тодзе и другими военачальниками. Более того, по личному приказу Хирохито 7 млн японских солдат сложили оружие, благодаря чему удалось избежать «гибели сотен тысяч американцев, и война завершилась намного раньше запланированного срока». Таким образом, как полагал Феллерс, попытка обвинить Хирохито в военных преступлениях означала бы для японцев «злоупотреблением их доверием». 

В январе 1946 года Макартур, информируя в секретной телеграмме начальника штаба армии США Дуайта Эйзенхауэра, сообщал, что расследование в отношении императора было проведено, однако никаких свидетельств его сотрудничества с военными обнаружено не было. «От настолько полного исследования, насколько это было возможно», у Макартура сложилось впечатление, что связь Хирохито с государственными делами являлась сугубо министерской. При этом любая попытка монарха помешать планам военной клики поставила бы его в реальную опасность.

По мнению Макартура, обвинение Хирохито вызвало бы огромное потрясение среди японского народа, с его уничтожением государство подверглось бы полному распаду и началась многовековая вендетта. Исчезла бы всякая надежда на введение в Японии современных демократических методов управления. 

Настойчивость Макартура, деятельность его подчиненных и участие японской политической элиты помогли сформировать миф о том, что Хирохито якобы всегда являл пример пацифиста и конституционалиста и, будучи лично против войны с США и Великобританией, не одобрял ее с самого начала. Широко тиражировалось и то, что, несмотря на возможность дать отпор «фанатичным милитаристам», именно Хирохито осмелился силой собственной воли заставить сдать побежденную страну превосходящим силам противника. В связи с этим, как замечает Джон Дауэр, оккупационные власти не просто отделили монарха от «священной войны», но и утвердили его в качестве центральной фигуры новой демократии. 

Идею сохранить императора на престоле разделял не только Макартур. Уполномоченный госдепартамента США в Токио Джордж Атчесон — младший в своем докладе от 4 января 1946 года сообщал Трумэну, что обстоятельства требовали воздержаться от судебных обвинений в адрес Хирохито. Поскольку Вашингтону необходима помощь в проведении реформ, кто, если не император, был бы наиболее полезен для этой задачи, объяснял дипломат. 

«Ему подчиняются чиновники и народ, — писал Атчесон. — Он проявляет искреннее желание помочь достигнуть наших главных целей и, по всей видимости, больше стремится быть демократичным, чем некоторые люди из его окружения». Политик отмечал, что если американское руководство решит продолжить использовать императора, то ему надлежало бы предоставить «иммунитет от ареста» и вместе с ним обозначить, что Соединенные Штаты считают дальнейшее пребывание Хирохито на троне «необходимым для выполнения условий капитуляции». 

С внутриполитическим аспектом ценность сохранения Хирохито на престоле приобретала и внешнеполитическое значение. Прежде всего это было связано с советско-американским противостоянием и боязнью перед распространением коммунизма по всему миру. Феллерс, разделявший опасения Макартура о глобальном господстве СССР, представлял Японию во главе с императором потенциально сильным союзником США в борьбе с «красной угрозой». Макартур, в свою очередь, всячески блокировал участие Советского Союза в управлении оккупированной страной и старался минимизировать давление Москвы на деятельность его штаба. Он также отказывался следовать предложениям союзников создать на территории Японии зоны оккупации, считая, что это навредит американским интересам. 

3 апреля 1946 года Дальневосточная комиссия официально объявила об освобождении Хирохито от судебного преследования и ответственности за военные преступления. Спустя несколько месяцев об этом заявил и главный обвинитель США на Международном военном трибунале для Дальнего Востока Джозеф Кинан.

Из божества в народного правителя

Развернувшаяся кампания по «спасению» Хирохито была беспрецедентной. От оккупационной власти потребовалось не только подобрать обоснование отмене судебного преследования, но и в рамках «вестернизации» и «гуманизации» японского монарха изменить его биографию. Одной из таких акций, адресованной в первую очередь западной публике, которая выступала за суровое наказание Хирохито, стало специальное послание от 1 января 1946 года. В ходе него император отказался от своего «божественного происхождения» и заявил, что его связь с народом не зависела от мифов и легенд, а всегда основывалась на взаимном доверии и привязанности.

Императорская речь, составленная сотрудниками штаба Макартура, была положительно воспринята частью американских наблюдателей и средств массовой информации. The Washington Post и Los Angeles Times расценили действия императора как свидетельство его готовности к сотрудничеству в демократическом преобразовании Японии. Макартур считал, что этим рескриптом император взял на себя ведущую роль в демократизации своего народа, отстаивая принцип политического развития страны на либеральной основе. 

С этого времени императора изображали уже не как мистика и лидера «упрямой нации», а как человека, открытого западным идеям и культуре. Серия поездок, во время которых Хирохито должен был посетить все японские префектуры, за исключением Окинавы, способствовала формированию его нового облика и рассматривалась оккупационными властями как средство превращения императора из «явленного божества» в «народного правителя». 

Основная часть визитов в префектуры пришлась на период оккупации и продлилась с 1946 по 1951 год. Хирохито не ездил только в 1948 году, когда подводились итоги работы Токийского процесса. Последней его остановкой стал Хоккайдо, где император побывал в августе 1954 года. 

«Превозносившееся «единство суверена и подданных», — указывает Джон Дауэр, — никогда не было столь видимым, как в те изматывавшие годы, когда император оставил в сторону помпу, оделся подобно бухгалтеру или директору провинциальной школы и пытался разговаривать со своим народом». 

Американский журналист Марк Гейн так описывал поездку Хирохито в город Сайтама в марте 1946 года: «Мы остановились, и император вышел из машины. Перед нами была узкая улица, с двух сторон загроможденная развалинами, среди которых высилось несколько тонких остовов домов. Сейчас эти развалины были густо облеплены молчаливыми людьми. Император стоял у начала этой улицы и смотрел на толпу. Толпа смотрела на него. Потом, как раненый боксер, услышавший звук гонга, оповещающего о последнем раунде, император медленно пошел вперед, мрачно кланяясь народу по сторонам. Огромная толпа не трогалась с места, и он прошел довольно далеко. Затем внезапно началось нечто невообразимое. Люди, сгрудившиеся среди развалин, бросились к императору и сомкнулись вокруг него. Детей и женщин сбивали с ног. Те, кто не мог пробраться поближе, стояли в стороне и плакали. Некоторые женщины стонали, не уронив ни слезинки». 

В ходе оккупационных реформ император лишился прежних идеологических свойств и функций: он перестал быть главой империи и главным синтоистским жрецом в общении со священными предками, утратил роль, которая ему была отведена в Японии после реставрации Мэйдзи. Из нераскаявшегося военного преступника Хирохито превратился в «символ государства и единства народа». 

До конца своих дней японский монарх оставался активной фигурой в жизни страны. Он встречался с народом, посещал национальные праздники, открывал спортивные соревнования, как это было с летними Олимпийскими играми в Токио 1964 года и зимними Олимпийскими играми в Саппоро 1972-го. Совершал зарубежные поездки в страны Европы и США, восстанавливал международный имидж Японии и формировал благоприятное представление о японцах. Император Хирохито умер 7 января 1989 года, установив рекорд правления в Япония, — он пробыл на престоле 62 года.