Первооткрывательница Шагала и Малевича: какой была галеристка Надежда Добычина
Надежда Добычина (урожденная Гинда-Нека Фишман) родилась 25 октября 1884 года в Орле. В 1903–1909 годах училась на курсах при Санкт-Петербургской биологической лаборатории. В 1905 году вышла замуж за орловского помещика Петра Добычина. Впоследствии Надежда Добычина познакомилась с Николаем Кульбиным, главным врачом генерального штаба императорской армии и художником-любителем, который попросил ее заняться организацией его лекций и экспериментальных выставок. Благодаря работе с Кульбиным Добычина познакомилась с представителями местной художественной среды, прессы и властей, а в 1911-м решила открыть собственное бюро. С октября 1913 года «Художественное бюро Н. Е. Добычиной» располагалось в самом центре Санкт-Петербурга — на набережной реки Мойки. Именно в бюро Добычиной был впервые показан «Черный квадрат» Казимира Малевича и устроена первая ретроспектива Марка Шагала. После революции ей чудом удалось сохранить свои собрания.
— В какой момент исследований вы открыли фигуру Надежды Добычиной?
— Это имя нашему музею было известно и прежде. Например, на выставке «Охотники за искусством», посвященной советским коллекционерам, у нас была представлена работа «Заря» Дмитрия Стеллецкого. Сейчас она находится в коллекции Валерия Дудакова, но известно, что прежде принадлежала к коллекции Надежды Добычиной. На нашей конференции о феномене частного коллекционирования с докладом о Добычиной выступала исследователь Ольга Муромцева. Выставкой «Выбор Добычиной» мы развили историю дальше.
Один из портретов Надежды Добычиной кисти Натана Альтмана в советское время принадлежал коллекционеру Абраму Чудновскому, к которому, в свою очередь, попал от Даниила Добычина, сына галеристки. К сожалению, портрет не представлен на нашей выставке, но историю картины и ее репродукцию мы опубликовали в каталоге. В издании можно увидеть и другие работы, которые по разным причинам не получилось показать в экспозиции.
— Что удалось узнать про личность, вкусы, круг интересов, коллекцию Надежды Добычиной? Насколько масштабная получилась реставрация?
— Эта выставка посвящена фигуре Надежды Добычиной и состоит из нескольких частей. Реконструкция коллекции — только одна из них (в экспозиции она располагается отдельно в центре зала, как сердце нашей истории). Другая важная часть посвящена выставкам Художественного бюро Добычиной и художникам, которые в нем выставлялись.
Изначально мы планировали сделать выставку о коллекции Надежды Добычиной, но в ходе подготовки и погружения в материал посчитали, что интересно показать разные направления ее деятельности. Тем более что все они тесно взаимосвязаны. В коллекции Добычиной находились произведения многих художников, с которыми она работала, чьи персональные выставки устраивала. Отдельная часть нашей выставки, которая размещается на третьем этаже музея, посвящена так называемым не случившимся проектам. Бюро Добычиной работало в 1910-е годы, основные выставки начались в 1913 году, как раз накануне Первой мировой войны. Вскоре ей пришлось перекраивать выставочные планы. Мы решили развить историю о том, что планировалось, но не сложилось.
— Ваша выставка доказывает: «Черный квадрат» в столице впервые был показан в бюро Добычиной.
— Хотя эту выставку Добычина сама не организовывала, уже тот факт, что она предоставила свои залы для экспозиции, говорит о многом. Большинство художников — участников выставки «0,10» уже показывали свои работы у нее в бюро, на ее выставках.
— Как сегодня можно определить вклад Надежды Добычиной в историю российского искусства?
— Во многом именно благодаря работе этой женщины сложилось современное представление о русском искусстве того времени. Неслучайно многие из тех, кто ходил в ее бюро, говорили о том, что в истории русского искусства наступил «добычинский период», что они выросли на ее выставках.
Добычина давала возможность молодым художникам, в том числе художникам-экспериментаторам, показывать и продавать свои работы. В 1910-е годы в Петербурге было немного независимых площадок, где выставлялось современное искусство.
С 1915 года на протяжении трех лет все петербургские выставки мирискусников (участников художественного объединения «Мир искусства». — Forbes Woman) проходили в ее Художественном бюро. Если внимательно посмотреть на выставочную историю бюро Добычиной, оказывается, что даже когда она устраивала сборные выставки, а не персональные, часто там был акцент на творчестве то одного, то другого художника. Мы можем утверждать, что на ее выставках впервые в Санкт-Петербурге были подробно показаны работы Марка Шагала. Первая выставка Натальи Гончаровой в столице тоже прошла в бюро Добычиной. Именно в ее бюро были серьезно представлены работы Василия Кандинского. Бюро Добычиной открывалось выставкой графического искусства, в отдельной комнате Анна Остроумова-Лебедева представляла работы за 15 лет творчества. По сути это был раздел с персональной выставкой.
А на одной из поздних выставок современной живописи, в 1916-м году, прошли крупные показы Ильи Машкова и Петра Кончаловского. Машков выставил около 70 работ. Понятно, что до этого он уже принимал участие в выставках «Бубнового валета» и во многих других экспозициях. Но у Добычиной некоторые художники по сути получали возможность подводить итоги творчества, устраивать ретроспективы.
— Все эти художники были современниками Добычиной. Получается, она выбирала безошибочно? Откуда такое чутье, такой зоркий глаз?
— Добычина сотрудничала с широким кругом художников. Судя по всему, она была абсолютно бесстрашной. Не все из ее художников стали большими звездами. Например, она делала персональную выставку Абрама Маневича. Кто сейчас знает такого художника? С той выставки мы нашли две работы. Одна — «Париж. В парке Монсури» — приехала из Русского музея. Мы знаем, что пейзаж куплен именно на выставке в Художественном бюро Надежды Добычиной. У нее также проходила персональная выставка Александра Гауша, художника чуть более известного специалистам и постоянным посетителям нашего музея. Работы Гауша мы показывали, например, на выставке «Другие берега…» и в каталоге. Некоторые из работ остались в Америке после выставки 1924 года и много лет были неизвестны в России. На эту выставку работы Гауша приехали из разных собраний, частных и государственных.
Если говорить о вкусах Надежды Добычиной, то это очень интересная смесь. У нее было довольно много мирискусников и в то же время много авангардистов. Она активно сотрудничала и с Александром Бенуа, и с Константином Сомовым, и с Николаем Кульбиным, и с Натаном Альтманом. Альтман участвовал во всех выставках Надежды Добычиной, от первой до последней.
До того как открыть свое Художественное бюро, Надежда Добычина несколько лет работала секретарем выставок, которые придумывал и устраивал художник Николай Кульбин. В частности, на выставке «Импрессионисты» в 1909 году. Добычина оказалась не только способной, но и благодарной ученицей. Она включала работы Николая Кульбина в большинство своих проектов и провела в бюро персональную посмертную выставку художника.
— Как Добычина в Санкт-Петербурге за несколько лет стала фигурой уровня парижских арт-дилеров?
— Конечно, она ездила в Париж. Мы знаем о ее планах в районе 1914 года устраивать выставки французского и испанского искусства. В планах были и Пикассо, и Игнасио Сулоага. Но эти мечты не были реализованы. Началась Первая мировая война.
Но все же Добычина довольно сильно отличается от парижских маршанов (продавцов искусства. — Forbes Woman). Мы не понимаем, насколько коммерческим было ее предприятие. Изначально Художественное бюро Добычиной было заявлено как организация, которая может способствовать продаже произведений художников и сама создает произведения на заказ. Словом, связующее звено на рынке искусства между художниками и покупателями. Но то, чем на самом деле занималась Добычина, показывает, что удивительным образом ее проекты были прежде всего ориентированы на поддержку художников, а не на заработок.
— На какие средства Надежда Добычина осуществляла свои проекты?
— Она не была богатым человеком. Первым адресом ее бюро, открытого в 1911 году, была Дивенская улица. Петроградская сторона, достаточно далеко от центра. Предполагаем, что бюро занимало несколько небольших комнат. Позднее, когда муж Надежды Петр Добычин получил наследство, бюро несколько раз переезжало ближе к центру. К 1914 году добралось до Марсова поля и расположилось в доме Адамини.
Факты свидетельствуют: Добычина затевала историю с бюро, не имея финансовых средств, в надежде на то, что все сложится само собой. Бизнес строился на том, что она брала работы на комиссию. Но при этом Художественное бюро было не просто средством заработка, а ее детищем, как сама Надежда Евсеевна его называла.
Каждые два месяца Добычина открывала новую выставку. Так буквально за пять лет ее бюро стало одним из самых влиятельных. В обзорах выставок сезона рассказ о том, что показывают в бюро Добычиной, шел наравне с выставками в Академии художеств и в Императорском обществе поощрения художеств.
— Как еврейская девушка из Орла, не получившая художественного образования, за несколько лет стала важнейшей фигурой в художественном мире Санкт-Петербурга?
— Я думаю, что это и везение, и закономерный результат ее активной деятельности. Верную службу Добычиной сослужили настойчивость и настырность — то, чем она так раздражала, судя по воспоминаниям, например, Александра Бенуа.
В середине 1900-х Добычина уже живет в Санкт-Петербурге, заканчивает гимназию, занимается на курсах воспитательниц и руководительниц физического воспитания Петра Лесгафта (курсы стали прообразом Института физической культуры им. Лесгафта. — Forbes Woman). Неизвестно, принимала ли она крещение. Но известно, что ее первый муж, Петр Петрович Добычин, принял лютеранство, чтобы иметь возможность на ней жениться. Так Надежда получила разрешение находиться в Петербурге. Позже поддержка художников еврейского происхождения станет одним из важных направлений ее деятельности. Среди тех, с кем она сотрудничала, были Марк Шагал, Натан Альтман, Владимир Баранов-Россине и Абрам Маневич. Мы знаем также, что она планировала устроить выставку Льва Бакста.
— В каталоге выставки есть исследовательские материалы, которые представляют Надежду Добычину буквально Матой Хари. Например, ее выставку финляндских художников напрямую связывают с возвращением Ленина в Россию в пломбированном вагоне.
— На наш взгляд, эти два события — скорее совпадение. Мы знаем, что она договаривалась о проведении выставки финляндских художников задолго до приезда Ленина. Изначально показ планировался осенью 1916 года, но поскольку в Финляндии у художников были свои выставочные планы, проект перенесли. Так совпало, что эта выставка стала первой, открытой после приезда Ленина.
Финская выставка все-таки состоялась, а многие другие проекты, связанные с показами европейского и восточного искусства, так и не были реализованы. Когда Добычина поняла, что контакты с Парижем и другими европейскими городами прекращены, она обратила свои интересы на Восток. Надежда Евсеевна планировала выставки персидского и японского искусства. Судя по газетным архивам, которые мы изучали, эти выставки постоянно откладывались и в результате так и не приехали. Эта история, во многом созвучная нашему времени, показывает, как обстоятельства могут вторгаться в жизнь, отменяя планы.
Так и появилась не то чтобы фантазийная, но гипотетическая часть нашего проекта про невоплощенные проекты Художественного бюро.
— А что за марксистская история у Добычиной?
— Мы знаем, что в 1904 году Надежда Добычина попала в тюрьму по обвинению в пропаганде марксизма среди кронштадтских моряков. Но мы не можем утверждать, что она до конца жизни разделяла левые взгляды. При этом в одной из описей своей коллекции Добычина пишет, что не готова передать свою коллекцию в дар государству и намерена сохранить ее за собой.
— Как ей удалось сохранить свое собрание при советской власти? Ведь все художественные коллекции, кроме принадлежащих самим художникам, были национализированы после Октябрьской революции 1917 года?
— Точного ответа на вопрос, как это технически было сделано, с чьей помощью, мы сегодня не знаем. У Добычиной, безусловно, были связи в кругах власть имущих. Порой она достаточно умело ими пользовалась. Так или иначе, ее коллекция реквизирована не была.
— Сколько работ вам удалось собрать на выставку?
— В экспозиции более 100 произведений. В этот раз у нас 43 участника, большинство — государственные музеи, причем география достаточно обширная. Приехали работы из Дагестана, из Владивостока, из Архангельска, из центральной России, мы продолжаем и даже расширяем сеть своих сотрудничеств с региональными музеями.
В коллекции Добычиной, судя по описям, сделанным в послереволюционное время, насчитывалось от 80 до 250 работ. Но точно посчитать невозможно, многие произведения указаны группами. Например, декорации к спектаклю, без указания точного количества или других деталей. В общем, сведения сохранились весьма обобщенные.
— В нынешней ситуации как изменился круг коллекционеров, которые сотрудничают с музеем?
— Мы продолжаем сотрудничество с большинством коллекционеров. На выставке Добычиной есть произведения и из новых для нас собраний. Думаю, работает репутация музея. Например, в процессе подготовки выставки я довольно долго искала портрет Надежды Добычиной авторства Николая Бенуа. Николай — сын Александра Николаевича Бенуа, художника, искусствоведа, создателя «Мира искусства». По описи коллекции Добычиной было известно, что такая работа есть. Но никто не знал, где она находится и как именно выглядит. На наше счастье, после объявления выставочных планов на 2023 год в музей по электронной почте пришло письмо. Писали незнакомые нам коллекционеры о том, что у них хранится портрет Надежды Евсеевны. Мы, конечно, познакомились с владельцами, посмотрели портрет и поняли, что это та самая работа Николая Бенуа, о которой прежде знали по документам. Оказалось, что это большой, роскошный, станковый портрет.
— А кто владельцы?
— Они не раскрывают своего имени. Это наследники Надежды Евсеевны Добычиной по боковой ветви. В родительской семье Надежда была младшей из трех сестер. В какой-то момент она подарила свой портрет племяннице. Так эта работа по-прежнему у наследников.
— Есть ли прямые наследники Надежды Добычиной?
— Эта линия оборвалась. У Надежды Евсеевны были сын и внук. Внук трагически погиб в 1986 году, затем умер сын. И сын, и внук Добычиной были учеными, один — физик, другой — химик.
Несколько работ из коллекции Добычиной ее сын передал в Русский музей. Мы знаем, что какие-то произведения он продавал. То есть коллекция постоянно рассеивалась. Распродавать собрание, как известно, начала сама Добычина. В свои последние годы она жила на то, что выручала от продажи работ.
— На ваш взгляд, почему Надежда Добычина при всех своих талантах, при всей своей любви к авангарду не смогла вписаться в советскую систему?
— Думаю, она была очень свободным человеком. А после революции быстро стало понятно, что продолжать так же свободно показывать новое искусство, как она это делала прежде, уже невозможно. Ведь она так действовала по собственной интуиции. И после революции она помогала художникам находить покупателей для своих работ.
— Революция не использовала потенциал Надежды Добычиной. Ведь она могла бы стать таким же неистовым пропагандистом нового искусства как, например, Любовь Попова. Тем более что у Добычиной уже были организационные навыки.
— Она пробовала. Работала какое-то время руководителем выставочных отделов в разных инстанциях. И в Наробразе (Отделе народного образования. — Forbes Woman), и в Русском музее.
Судя по сохранившимся воспоминаниям, все это были очень конфликтные истории. Мы можем найти как сторонников Добычиной, которые, например, сокрушались о ее уходе из Русского музея, так и тех, кто говорил, что она это заслужила. Конфликты пронизывают весь советский путь Добычиной. Ей, например, так хотелось восстановить свое бюро, что она разрабатывала план сделать его государственной структурой, но продолжить развитие по той же схеме, что и до революции. Но этим мечтам не суждено было реализоваться.
С 1900-х годов она страдала туберкулезом. С годами появились нервные расстройства. Видимо, ее импульсивность и увлеченность обернулись против нее. Конфликты, скандалы, увольнение из Русского музея приводят к депрессиям.
После увольнения из Русского музея Надежда Евсеевна переехала в Москву, долго лечилась и до Великой Отечественной войны работала в Музее революции. По возвращении из эвакуации она жила тем, что продавала остатки своей коллекции. Умерла в Москве в 1950 году.