«Юркие люди»: книга о тех, кто не гонится за золотым стандартом и умеет просто жить

Мария протерла очки и надела их снова. Над трехэтажками тревожное небо, вдалеке синие горы, по бокам лес торчком. Беременная соседка развешивала во дворе белые простыни, вокруг нее бегал черный плешивый пес. Крохотная мать Марии сидела на лавочке, глядя на вспоротый травою асфальт.

Мария зашла в подъезд: внутри пахло то ли рыбой, то ли луком, в подбитое камнем окно сквозило со слабым свистом. Камень лежал рядом. Туфли Марии царапали ступеньки, потому что набойки сточились до гвоздиков.

Мария скрипнула дверью квартиры, сняла туфли и дальше пошла босиком. Дома на столе маленький ноутбук: крылатые сердца летали по экрану, лопались пузырями. Мария села на табуретку, убрала очки и накрасила губы.

— Расскажите о себе, — на экране появилась женщина в городском бежевом костюме. В окошке справа расплывчатая Мария: бледное лицо, узкие плечи, на заднем плане бесцветные обои.

— Меня зовут Мария.

На улице зашумел дождь. Женщина молча смотрела на Марию, а Мария ждала нового вопроса, потому что ей нечего было рассказать. От отсутствия вопроса она стала искать в голове собственные слова, но там сидели только неподходящие истории. О змее-медянке, они с дедом видели такую в начале недели. О том, как они пытались починить туфли Марии и сделали набойки из старой шины. Набойки продержались день и совсем не цокали, уж лучше голые гвозди.

— Еще что-то? — женщина посмотрела в сторону.

Мария улыбнулась наверху, а внизу вжала ногти в коленки. Если бы это был не видеозвонок, то всю одежду можно было бы снять и вывернуть наизнанку и, вывернутой, надеть снова. Так приходят новые решения.

— Я окончила школу. Может быть, хочу уехать в большой город и дальше учиться, если бы появились деньги.

— Вы ждете этого от спонсора? — Чего?— Образования. — Может быть, я не знаю.

— Почему вы хотите работать у нас?

— Мне кажется, что у меня получится. Из нашего города многие работают так.

— Как?

— В эскорте.

— А что за город?

Женщина заглянула в какие-то бумаги.

— Грибница, — сказала Мария.

— Извините?— Такое название, это... ну…

Мария не понимала, как объяснить то место, в котором она живет, потому что название ближайшей железнодорожной станции чаще всего тоже не знали.

— Ладно. Главное, чтобы наш округ, мы с другими округами не работаем. Есть ли у вас качества лидера?

— Есть.

— Умеете ли вы работать в режиме многозадачности?

Мария не понимала, что такое многозадачность, но в объявлении о наборе девушек было написано о высоком интеллекте и обширных знаниях.

— Умею.

— Языки?

— Есть.

— Какие?

— Русский.

— Кем вы видите себя через пять–десять лет? 

Мария закрыла глаза и увидела, но не себя, а мужчину из недавнего сна. Лицо его было неясно, будто рисунок недосушили и размазали пальцем. И голос, который звал: Машуля, Машенька, а потом почему-то Машрутизатор, Машрукция...

— Мария?

—Может, спонсор нашел бы для меня какое-нибудь дело, но мне сейчас сложно сказать. Салон красоты, например, или картинная галерея.

Женщина кивнула с маленьким скользким смешком, который мог показаться икотой.

— А что лучше: салон или картинная галерея? — спросила она.

Мария занервничала еще больше, потому что всегда нервничала, когда нужно было выбирать.

— Я бы взяла и то и другое. Молчание.

— Мне бы хотелось работать ночью, потому что ночью я себе больше нравлюсь, — добавила Мария зачем-то.

— А что меняется ночью?

— То, что днем кажется ерундой, ночью кажется важным.

Женщина посмотрела на Марию с жалостью.

— Ладно, по делу. У нас в Барыше...

— Где? Извините.

— На станции Барыш есть клубничное поле, в нем мы проводим встречи.

— В грядках?

— Ну, для многих это экзотика, а знакомым можно сказать, что едешь собирать ягоды. — Женщина снова икнула. 

— На станции тебя встретят с табличкой «Клубника». Скинь мне место и паспорт свой, чтобы секретарь оформил документ. У тебя ведь есть паспорт?

Мария родилась два раза. Первый раз — ночью, но ее настоящая мать умерла родами. Повитуха сказала, что пути разминулись: одна женщина пришла, другая ушла.

Второй раз — на следующий день, когда дату рождения Марии записали в бумаги и ее взяла к себе новая мать, согласившаяся воспитывать Марию как свою настоящую дочь Аришку.

— Так девочка будет счастливее, — решили на семейном совете, состоящем из деда, новой матери и ближайшего соседа. — Выберет потом сама, какой день рождения праздновать.

В Грибнице, если идти вверх, — будут горы, если вниз — болота. Самая крупная гора была похожа на спящего медведя, и местные говорили так: за ногами медведя, за животом, за ушами, — чтобы как-то ориентироваться на своей земле. Грибов здесь и правда было много, особенно лезли грузди и паутинники. Позже ходили с козами и собаками, выкапывая из-под древесных корней камень-гриб. Томили с картошкой в горшочках и ели даже на завтрак.

Соседи Марии собирали грибы и продавали их на дорогах, рыбачили и продавали рыбу на дорогах, собирали ягоды и тоже продавали на дорогах, разносили почту друг друга, чинили обувь друг друга, мыли полы в местной школе и администрации, но чаще всего слонялись без дела.

Девять одноклассников Марии разъехались так быстро, что она даже не успела расспросить, чем те планируют заниматься. Только сводная сестра Аришка осталась, потому что умела копить деньги, а тратить почти не умела. В итоге накопила на какой-то педагогический техникум и должна была уехать к осени.

Днем люди ходили туда-сюда и медленно менялись местами. Вот вторая мама вытряхнула мусор из карманов. 

Вот синий человек, который дорого занимается обувью и к которому никто не идет, а ему и не надо. Вот кошка, которая съела своего красивого котенка. Вот спрятанные в земле монеты на счастье, вот любимое платье, из которого Мария выросла, вот загадочный учебник Аришки. Вот выползина, шкурка от змеи-медянки, свернулась на земле ненужная.

Грибница пахла влажным белым облаком, непросушенным бельем, невидимой плесенью, а еще старостью и лежалой постелью. Все дома, люди, собаки и цветы здесь пахли так, как пахнет земля, и этот запах усиливался ночью.

Ночью все открывали окна. Ночью выходили на улицы и разговаривали друг с другом. Ночью рассматривали небо. Ночью незаметно плакали, занимались любовью или подсматривали в чье-то окно. Ночью тайком ходили в горы и задавали грибнице вопросы. Мария тоже ходила, и маленькая, и большая, ложилась на землю, прикладывая ухо к земле. Спрашивала о чем-то своем, но никогда не получала ответ. Кто-то ей потом шепнул, что, значит, вопрос был неважным. А еще — что ответ может присниться, но сон очень легко потерять.

Вот два ведра: в одном грибы съедобные, на продажу, во втором — почти съедобные, которые никто на дорогах не покупает, а если видит — обзывает ядовитыми.

— Перед жаркой надо отварить минут двадцать, — объясняла кудрявая соседка Ольга, держа на ладони гриб, похожий на уставший грецкий орех. — А то, если не отварить, станет нехорошо, у меня без варки один раз встали мертвецы прямо здесь, но забирать не стали.

На плите закипала вода в кастрюле. Мария делала вид, что смотрит на Ольгу, хотя на самом деле рассматривала небо. По Грибнице расползались сумерки, опускался плотный туман. Казалось, что небо упало.

— Я уезжаю, — сказала Мария.

— Куда?

— В эскорт.

— Это как колл-центр? — Ольга села на краешек табурета с ровной, внимательной спиной.

 — Почти.

— Я испеку тебе в дорогу тортик. — Ольга показала пальцем на миску с розовыми смешными веснушками. 

— Сейчас коза накопала и камень-гриб, но с ним печь не стану, очень отдает бензином и чесноком…

Коза стояла во дворе и чесала о дерево рожки. Ольга любила свою козу: ходила с ней, как с собакой, молоко ее не продавала, а пила сама. Рассказывала, что коза охраняет дом, и поэтому она не закрывает двери, несмотря на то что у нее сосед — цыган.

Рядом с Ольгой правда жили Гырцони: цыган Марко и его русская жена Светлана. Ночами Марко выходил во двор и курил трубку в виде черта, а еще жег старые вещи, иногда не свои, а чужие.

Светлана рассказывала Ольге, Ольга рассказывала Аришке, а Аришка рассказывала Марии, что трубка-черт досталась Марко в наследство, вместе с красивой фамилией Гырцони. Он начал курить в шесть лет, когда получил наследство, и уже никогда не бросит, для него это как бросить дышать.

Часто Марко уходил спать к грибам, а Светлана его искала, но, когда находила, — передумывала будить.

— Я уезжаю из Грибницы. — Мария села на скамеечку рядом со Светланой.

Светлана задумчиво смотрела на гуляющего петуха, а в руках у нее был стакан с вином.

— Это правильно, — сказала она. — А куда уезжаешь, Машунь?

— В Барыш.

— Это что, какое-то село?

— Нет, город, наверно.

Светлана сделала глоток и облизнула потемневшие губы.

— Ты не видела моего мужа? Он опять, наверно, где-то спит, не замерз бы...Они посидели немного молча. Потом Мария обняла Светлану и пошла в сторону дома. У подъезда стояла телега, в телеге сидела Аришка. Волосы у нее были такого же цвета, как грибы лисички.

— Я не умею выбирать. — Мария легла рядом с Аришкой в телегу и пересчитала первые звезды. — Не могу решать правильно.

— А что надо выбирать? — Аришка с хрустом откусывала мелок. Говорят, ей не хватает каких-то витаминов, она постоянно ест то мел, то глину.

— Где платят или где быть правильно. Умное или то, что нравится. Клубничные грядки или продуктовый магазин. Как выбрать что-то одно, вдруг вообще ничего не останется, если выбрать неправильно?

Аришка откусила еще кусочек и пожала плечами.

После полуночи Мария выскочила в окно и побежала к Бориславу, в маленький дом на лапах медведя. Иногда Мария и Борислав разговаривали, но чаще всего просто спали друг с другом. Мария мало что чувствовала, но Аришка объяснила, что это нормально.

Борислав ночами придумывал истории, и в Грибнице любили их слушать. Придя к нему, Мария достала из тряпичной сумочки очки, чтобы видеть четче. Борислав сидел за столом, и от горящей свечи его лицо выглядело красивым и умным. У Борислава была редкая смешная бородка, похожая на проросшую луковицу. Когда он записывал историю левой рукой — правой накручивал бородку на палец. Может, поэтому у него было так мало волос?

— Я пишу про страшное чудовище, — с улыбкой рассказывал Борислав. — Это гигантский слизень-гриб величиной с дом. Он живет на болотах и питается жителями Грибницы, завлекая их нечервивыми грибами.

Мария всматривалась в темный угол комнаты: ей казалось, что от ее взгляда темноты становится все больше и больше.

— И вот все жители Грибницы собрались для того, чтобы убить слизня. — Борислав стукнул кулаком по столу, и Мария вздрогнула. 

— Они принесли ружья, удавки, вязальные спицы, палки, кирпичи, колючие ветки, дубины, иголки, сковородки…

— Они ведь могли просто не шататься там, где живет чудовище? — спросила Мария. Темнота перед ней двигалась как насекомое.

— ...Люди победили его. А через неделю услышали, как в лесу кто-то воет. Это была возлюбленная чудовища, она нашла следы его серебряной крови…

— И смогла его оживить?

— Нет, она выползла на гору, где много солнца, на нос медведя, и лежала на нем, пока не высохла.

Мария отвела взгляд от темного угла, положила очки на табурет у кровати. Борислав задул свечу, и в комнате все стало черным.

— Завтра я уеду из Грибницы, — сказала Мария. Борислав какое-то время не отвечал.

— А что ты будешь делать на новом месте? Он зашумел: двигал стул, шелестел листами, — но Мария ничего не видела.

— Мне сказали, эскорт — возможность стать самостоятельной. Там растет мое будущее. В грядке с клубникой.