Почему в России до сих пор не принят закон против домашнего насилия
Проект «Алгоритм света» консорциума женских НПО, в рамках которого выявляют факты домашнего насилия в приговорах по статьям, подразумевающим убийство человека, показал: с 2011 по 2019 год 12 209 из 18 547 женщин (65,8%) погибли от рук партнера или родственника. В 2021–2022 годах в России в результате семейно-бытового насилия были убиты 895 женщин.
Это при том, что в России нет единого механизма сбора официальной информации о проблеме. Хотя международные стандарты обязывают государства собирать, анализировать и публиковать статистику о насилии в отношении женщин и домашнем насилии.
Российские суды каждый будний день рассматривают дела о домашнем насилии, а недавно Конституционный суд признал право жертв обнародовать информацию о случившемся.
«С годами ситуация не улучшается, хотя правозащитники постоянно бьют тревогу и в обществе в целом растет понимание недопустимости насилия. Но из-за политического контекста уровень агрессии в целом возрастает и в итоге растет внутри семьи. Все осложняется еще и тем, что многие мужчины возвращаются со СВО с ПТСР, и государство эту проблему тоже по большей части игнорирует», — считает юрист, автор канала «Когда убьют, тогда и приходите» Дарьяна Грязнова. Она обращает внимание на показатели, как на фоне «спецоперации»* в России в целом выросло количество убийств и покушений на убийство.
«Беда в том, что защита семьи превратилась из серьезной работы в популистские разговоры о сохранении «традиционных ценностей». Но за фасадом красивых речей с трибун скрыты тысячи пострадавших, которых невозможно защитить. И пока одни политики набирают очки на теме «сохранения семьи», где-то в соседнем подъезде избивают очередную «неправильную» жену. Политикам, депутатам, общественным деятелям крайне не хватает понимания, что «традиционная семья» — это про любовь, верность, рождение детей и взаимоподдержку. Домашнее насилие не имеет к этим ценностям никакого отношения», — говорит координаторка проекта «ТыНеОдна» Ксения Фирсова.
Статьи УК есть, а защиты нет
Понятие «домашнее (семейное, бытовое) насилие» в действующем законодательстве России отсутствует. Сегодня его покрывают лишь отдельные составы правонарушений Уголовного кодекса и Кодекса об административных правонарушениях. В частности: убийство, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, побои, угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью.
«Все статьи связаны уже с какими-то тяжелыми последствиями, поэтому закон не может эффективно защищать жертв. Отсутствуют механизмы, позволяющие остановить агрессора до того, как он нанесет вред пострадавшей. В итоге правоохранительные органы вынуждены ждать, пока не случится трагедия. «Нет тела — нет дела», — говорит Фирсова. При этом многие женщины, которые погибли от рук партнеров, подвергались систематическому насилию (например, побоям), но не получали помощи, которая могла бы в конечном счете спасти им жизнь.
«Также у нас нет статьи за преследование — ни в каком виде, — напоминает Фирсова. — Представьте: женщина хочет выйти из отношений, но партнер ей постоянно пишет, следит за ее соцсетями, караулит у дома или ждет у двери квартиры, чтобы «поговорить». Когда женщина обращается с этой проблемой, ее игнорируют либо, если повезет, заведут дело о «нарушении неприкосновенности частной жизни», и все. Кейсов реальной защиты практически не существует».
Федеральный закон о государственной защите потерпевших, свидетелей и других участников уголовного судопроизводства предусматривает меры: личная охрана, выдача средств безопасности, переселение пострадавшей, даже изменение внешности. «Но и он не может обеспечить нужную защиту жертвам домашнего насилия, — отмечает Дарьяна Грязнова. — В постановлении Европейского суда по правам человека по делу Валерии Володиной четко указана причина: в таких делах личность агрессора известна, а меры защиты свидетелей направлены на предотвращение нападений со стороны пока еще неопознанных преступных сообщников (Валерия Володина с 2014 года состояла в отношениях с Рашадом Салаевым, который подвергал ее насилию, преследовал, даже когда она переехала вместе с ребенком в другой город, избивал, спровоцировав выкидыш, публиковал в соцсетях ее интимные фото. Володина неоднократно подавала заявления в полицию, но дело не заводили. В 2018 году она обратилась в ЕСПЧ, который признал нарушение ее прав, гарантированных Конвенцией о защите прав человека и основных свобод. — Forbes Woman)».
Международные стандарты — в том числе Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин — требуют, чтобы в законодательстве была предусмотрена ответственность за физическое, сексуализированное, психологическое или экономическое насилие, проявления контролирующего и принуждающего поведения, преследование и домогательства, независимо от того, происходят ли они в физической форме или в киберпространстве. «Российское законодательство большинство из этих форм не охватывает вообще. Это значит, что пострадавшие не защищены», — рассуждает Дарьяна Грязнова.
Охранный ордер, шелтеры и другие механизмы защиты
Как можно было бы защитить пострадавших? Например, с помощью охранного ордера — документа, который может обязать агрессора освободить место жительства пострадавшей на определенный срок, запретить приближаться к ней на определенное расстояние или контактировать любым способом. Причем с реальной ответственностью для агрессора за нарушение предписаний. Такой ордер может выдать суд или правоохранительные органы.
«Основная ценность ордера — шанс защитить жертву на этапе угроз, обеспечить дистанцию и дать время на принятие дальнейших мер. Если агрессор нарушит ордер, полиция сможет задержать его и обеспечить защиту пострадавшей без необходимости ожидания «телесных доказательств» насилия», — говорит представительница проекта «ТыНеОдна» Ольга Ручина.
Она называет несколько способов контроля соблюдения правил охранного ордера — например, тревожные кнопки и мобильные приложения, через которые жертва может быстро подать полиции сигнал в случае опасности. «В ряде стран разработаны мобильные приложения для отслеживания агрессора: в случае опасного сближения с жертвой система посылает автоматический сигнал. Это особенно эффективно, когда в конфликте уже была зафиксирована угроза физической расправы. В некоторых странах, где охранные ордера давно используются, практикуются электронные браслеты с GPS-контролем, которые надевают на агрессора, отслеживают его передвижение и автоматически уведомляют полицию при нарушении дистанции. Далее полиция может периодически проверять соблюдение условий предписания, особенно если агрессор и жертва проживают недалеко друг от друга или работают в одном месте. Также можно организовать телефонные проверки и визиты сотрудников полиции, особенно в течение первых недель после выдачи ордера», — поясняет Ручина.
Если ситуация требует немедленной физической защиты, полиция могла бы направлять пострадавшую в кризисный центр для временного размещения. Это позволит женщине покинуть опасную среду и получить убежище, пока ситуация не стабилизируется.
Наконец, нарушителей можно ставить на профилактический учет и проводить с ними регулярные беседы, чтобы предотвратить дальнейшие акты насилия. Это работа на долгосрочную перспективу: поведение агрессоров можно исправить через работу психологов и социальных служб.
Комплексная поддержка пострадавших предполагает бесплатные юридические и социальные услуги, помощь в реабилитации, психологическую поддержку.
Дарьяна Грязнова подчеркивает, что наказание для агрессора должно быть соразмерным тяжести деяния и эффективным. Например, до Конституционного суда дошло дело по жалобе гражданок Юлии Чернигиной и Ольги Балуковой. Ранее бывшего партнера Балуковой признали виновным в угрозе убийством, а знакомого Чернигиной — виновным в ее истязании. Обоих агрессоров приговорили на один год к ограничению свободы: они не могли покидать места постоянного проживания с 23:00 до 06:00 и выезжать за пределы Москвы. «Но запрет выезжать за пределы города совсем неэффективен, если пострадавшая живет там же. Мужчины продолжали преследовать пострадавших в различных местах, и женщины требовали запретить осужденным приходить к ним домой и на работу. Суды их требования отклонили, а КС встал на сторону жертв и сказал, что суды могут запрещать осужденным агрессорам посещать места, в которых находится потерпевшая, — рассказывает юрист. — Но это не решает проблемы системно, поскольку постановление Конституционного суда касается лишь назначения наказания при вынесении обвинительного приговора».
Грязнова считает, что в деле защиты пострадавших от домашнего насилия нет смысла «изобретать колесо»: есть международные стандарты и практикующиеся в разных странах меры. В частности, Конвенция Совета Европы «О предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием» — ключевой международный инструмент, направленный на предотвращение насилия в отношении женщин, их защиту и обеспечение системного подхода к проблеме. Россия не ратифицировала этот документ — МВД объяснило такое решение нежеланием снимать в российском праве запрет на пропаганду свободной гендерной ориентации.
Привести российское законодательство к международным стандартам профилактики домашнего насилия мог бы специальный закон.
Борьба за принятие закона и препятствия
У непринятого в России закона о противодействии домашнему насилию длинная история. Еще в 1990-х годах обсуждались несколько вариантов законопроекта, но ни один из них не был принят. В 2002 году Комитет ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин с сожалением указывал, что сотрудники правоохранительных органов обычно рассматривают домашнее насилие не как преступление, а как частный вопрос супружеских взаимоотношений.
В 2012–20214 годах команда практикующих адвокатов и юристов подготовила проект федерального закона «О предупреждении и профилактике семейно-бытового насилия». Документ был внесен в Госдуму, но его вернули на доработку. Между тем петиция в поддержку этого акта продолжает набирать голоса.
В 2016 и 2017 годах законотворцы декриминализировали часть преступлений, которые не влекут тяжкого вреда здоровью жертвы, и перенесли их из Уголовного кодекса в КоАП. Это аргументировали практикой гуманизации уголовного законодательства. В частности, за побои в отношении близких лиц, не повлекшие последствий для здоровья, сегодня установлены лишь штраф или обязательные работы. «Это создало серьезные проблемы для жертв домашнего насилия. Если раньше они могли хоть как-то себя защитить, то сейчас насильнику выписывают штраф, он возвращается домой и в лучшем случае меняет свое поведение, а в худшем — добивает пострадавшую», — отмечает эксперт Ольга Ручина. При этом, если назначен штраф, он выплачивается в пользу государства, и поскольку большинство семей в России ведут общий бюджет, получается, что этих денег лишается в том числе и пострадавшая.
В 2019 году на сайте Совета Федерации для общественного обсуждения опубликовали новую версию законопроекта. Под ним появились тысячи комментариев с различными точками зрения. «Основной недостаток документа в том, что определение «семейно-бытового насилия» и меры борьбы с ним (в том числе защитные предписания) не применимы к физическому насилию, угрозам, кибернасилию и т.д. Это означало, что безнаказанность сохранится. По сути, вариант почти не менял статус-кво, сложившийся после реформ о декриминализации побоев», — объясняет Дарьяна Грязнова.
Более того, в проекте появилось обязательство содействовать примирению пострадавшей с агрессором, и не предусматривалась защита людей, не состоящих в официальном браке.
В итоге закон так и не внесли в парламент. Ольга Ручина считает, что главная причина — в недостатке политической поддержки этой инициативы: «На тот момент не нашлось сенатора, готового продвигать эту тему как флагманскую и отстаивать ее на уровне федеральной повестки. В марте 2020 года ситуацию осложнила пандемия COVID-19: на фоне борьбы с вирусом обсуждение законопроекта фактически свернулось. В 2021 году Оксана Пушкина (одна из главных сторонниц проекта) не прошла в Госдуму, и сторонники закона лишились важного рычага политического влияния. Далее в условиях новых внешнеполитических событий инициатива оказалась вытесненной из повестки».
В сентябре 2022 года издание «Верстка» (признано иноагентом) сообщило со ссылкой на неназванные источники, что работу над законопроектом заблокировали влиятельные иерархи РПЦ.
До осени 2023 года про закон забыли, пока депутаты Госдумы от партии «Новые люди» не внесли законопроект о сталкинге, который предлагал выдавать жертвам преследования охранные ордера. После долгих дискуссий инициативу отклонили, так как сочли ее недоработанной. В правительстве отметили, что вопрос криминализации сталкинга следует обсуждать после изменения КоАП и появления правоприменительной практики.
Последняя крупная инициатива, касающаяся борьбы с партнерским и домашним насилием, — законопроект ЛДПР от июня 2024 года, который предлагал повысить ответственность за совершение ряда правонарушений в семье и дифференцировать типы насилия на физическое, сексуализированное, психологическое и экономическое. Эксперты тогда отметили ряд недостатков. В частности, по мнению юристов, которых опросило издание «Гласная» (признано иноагентом), авторы инициативы хотели обойти острые углы: из определения физического насилия выпали побои, пострадавших предложили изолировать от агрессоров (а не наоборот), а в части экономического насилия проигнорировали неуплату алиментов. Наконец, преследование хотели отнести только к административному правонарушению, без серьезного наказания за повторное преследование. «Главная проблема здесь — в отсутствии комплексного подхода. Эффективная защита пострадавших требует серьезной работы и согласованных изменений в правовые акты. Законопроекты, подобные этому, часто отклоняются из-за отсутствия глубинной экспертизы в теме», — говорит Ксения Фирсова.
Другая важная задача закона о противодействии домашнему насилию — обеспечить межведомственное взаимодействие. Это и совместное сопровождение пострадавших сотрудниками правоохранительных органов, социальных служб, медицинских и образовательных учреждений — например, не просто принять заявление у избитой женщины, но и направить в кризисный центр, помочь найти работу, сделать так, чтобы у ее детей в этот сложный период не прерывалась учеба в школе. И та самая профилактика, когда при первых признаках неблагополучия (которые может заметить участковый, учитель, воспитатель, педиатр) семья получает помощь — например, в виде психологических консультаций, социальных услуг.
«Остается впечатление, что цель [популистских законопроектов] — привлечь внимание к деятельности авторов, а не решить реальные проблемы. Было бы хорошо начать работу хотя бы с консультаций с помогающими организациями, которые непосредственно взаимодействуют с пострадавшими и знают все нюансы этой сложной темы», — заключает Фирсова.
Надежда на чудо
«Недавно Кремль пообещал РПЦ не принимать закон о домашнем насилии. Якобы он будет «расшатывать основы традиционной семьи», — говорит Дарьяна Грязнова, ссылаясь на упоминавшуюся выше публикацию «Верстки». — Как будто такая семья — это семья с насилием. Сейчас сильно насаждается политика традиционных ценностей: что функция женщины сводится к рождению детей и обеспечению быта. Другая глобальная проблема — отношение к теме домашнего насилия со стороны правоохранительных органов. Всем известен ответ участковой на вызов Яны Савчук: «Если вас убьют, труп опишем, не переживайте». Они серьезно недооценивают опасность насилия в отношении женщин».
«Под каждой публикацией появляются комментарии о том, почему закон плох и как он не будет работать. Якобы домашнее насилие — выдумка, «нельзя лезть в чужую личную жизнь», «можно будет загреметь в тюрьму за шлепки или только за то, что не купил жене шубу», — перечисляет Ксения Фирсова. — Еще популярные мифы: «девушка сможет указать пальцем на любого парня, и его посадят», «жертвами домашнего насилия являются мужчины». Фирсова отмечает: согласно последнему исследованию проекта «Алгоритм света», в ситуации домашнего насилия мужчины чаще являются агрессорами, а не жертвами.
Грязнова считает проблемой и риторику, что международные правовые документы — это проводники «западных ценностей». Этот миф — «закон проплачен иностранными агентами и нацелен на разрушение России» — упоминает и Фирсова. «Но это не так. Защита пострадавших от домашнего насилия — универсальный международный стандарт, которому должно следовать каждое государство. В странах бывшего СССР давно есть законы о противодействии домашнему насилию. В частности, в Казахстане, Узбекистане, Грузии, Армении», — заключает Дарьяна Грязнова.
Ксения Фирсова уверена: пока общество и его представители во власти будут считать, что насилие в семье — частное дело, а женщина должна быть удобной, покладистой, понимающей и при этом совершенно незащищенной, вероятность принятия закона о домашнем насилии остается низкой. «Конечно, мы надеемся на чудо. Например, как в Казахстане после дела Салтанат, — говорит она. — Но все равно «последнее слово» остается за государством, для которого, видимо, сейчас есть другие приоритеты».
* Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 57 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.